В Ковент-Гарден появился клуб Middle Earth, созданный по образцу UFO, но в большей степени для жителей пригорода. Там диджействовали как Джон Пил, так и Джефф Декстер. Хоть Декстера и пленил этот дивный новый мир, он все же прекрасно осознавал, что цель диск-жокея в ночном клубе — заставить людей танцевать.
«Джон ненавидел ска и блубит и большинство тех записей, без которых я жить не мог, — жалуется Декстер. — Он считал их ужасными. Мне нравилось то, чем он занимался, а вот он не понимал того, что делаю я. Дело в том, что всем хотелось танцевать, а под многие психоделические темы танцевать было просто невозможно. Поэтому мне приходилось их немного микшировать, чтобы расшевелить народ».
Нью-Йорк
Нью-йоркская элита не стала исключением. Вскоре она тоже не устояла перед соблазнами LSD.
В 1966 году уроженец Бруклина Джерри Брандт (Jerry Brandt) купил обветшавший актовый зал на Сент-Маркс-Плейс в Ист-Виллидж. Сам он не был хиппи, но не упускал выгодных возможностей. Свое новое заведение он назвал Electric Circus.
Незадолго перед продажей на потенциал этого места обратил внимание еще один творец-оппортунист. Энди Уорхол арендовал его на апрель 1966 года, придумав название Exploding Plastic Inevitable и представив там своих тогдашних протеже — Velvet Underground. По его замыслу, Нико исполняла ‘I’ll Be Your Mirror’, а Уорхол показывал за ее спиной фильмы. Пока она пела, серебристый шар гонял по помещению солнечные зайчики, напоминавшие осколки стекла.
«Вы пробирались по лестнице в помещение, провонявшее мочой, — писал в книге ‘What’s Welsh For Zen’ Джон Кейл (John Cale). — Там было грязно и темно, но Энди взялся за него и переделал до неузнаваемости. Никто раньше не видел и не слышал ничего подобного. Он превратил страшную дыру в чертовски интересное место, где жизнь била ключом».
Джерри Брандт сохранил подход Уорхола, когда организовал Electric Circus. Он провернул смелую схему и получил 250 тысяч долларов от Ассоциации производителей кофе, которым было обещано сделать их продукцию основным напитком клуба, а затем нанял дизайнера Ивана Чермаеффа, спроектировавшего американский павильон для всемирной выставки. Дизайнер трансформировал Electric Circus в гигантский психоделический бедуинскй шатер, сшитый из белой эластичной ткани, на поверхности которой мерцали кадры любительских фильмов, переливались огни и перетекали вязкие цветные пятна. Мощнейшая звуковая система ошеломляла раскатами рока участников, заставляя их исполнять пляски святого Витта.
Electric Circus хвастал эпитетом «максимальное законное переживание», хотя вовсе не являлся таковым. Наркотики там употребляли на каждом шагу. Газета Village Voice сравнила его с Римом времен упадка. «Алкоголь там не подавали, — признавался Брандт. — Мне было страшно, потому что все принимали LSD». Electric Circus увековечили под названием Pigeon-Toed Orange Peel Club в фильме «Блеф Кугана», в котором Клинт Иствуд загоняет сбежавшего хиппи-арестанта в это логово порока. Вскоре тот впадает в оцепенение под пульсирующими вспышками света вокруг него.
У Electric Circus появился конкурент, старавшийся урвать свой кусок психоделического пирога, — Cheetah[47]. По иронии судьбы, его открыл степенный француз Оливье Кокелен, известный нам по Le Club. Расположенный на месте Arcadia Ballroom вблизи театрального района Бродвея, Cheetah открыл двери для посетителей 28 мая 1966 года. В его пещеристом пространстве имелся танцпол с серебристыми круглыми подиумами, хаотично разбросанными на манер узора в нестандарно большой горошек. На каждом из них извивалась в танце девушка. Наверху нежно помаргивали три тысячи разноцветных ламп, а в укрывшемся в глубине помещения бутике продавались наимоднейшие наряды с Карнаби-стрит. Все было обито гладким черным бархатом, кроме бара, отделанного искуственным мехом.
В подвале находилась комната с телевизором, а на втором этаже — кинозал, где демонстрировались самые свежие, странные, авангардистские фильмы. Variety c большим энтузиазмом отнесся к этому новому boîte[48], озаглавив статью «Готамский[49] «Гепард» — королевский размер и внушительность Форт-Нокса».
В модный клуб рискнула отправиться и эффектная юная пуэрториканка Ивон Лейболд из испаноговорящей части Гарлема, специально одевшая ради такого случая шортики и колготки «рыбацкая сеть». «Cheetah был первым настоящим диско-клубом, в котором я побывала, — вспоминает она. — Отлично повеселилась! Там была очень разнородная атмосфера. Я впервые оказалась в месте с настоящим светом и атмосферой, а не в какой-нибудь старомодной дыре».
Конец начала
Психоделическая эра, начавшись с танцев, со временем избавилась от ритма в ритм-энд-блюзе. Рок после несчетного колическтва трипов покинул танцпол и стал серьезной музыкой для головы, а не для тела.
Когда мечта хиппи затрещала по швам, похожая участь, казалось, начала грозить и дискотеке. Electric Circus объявил себя банкротом, а Arthur последний раз принял гостей 21 июня 1969 года. Под заголовком «Молодежь ищет новых удовольствий и звуков, а дискотеки предаются забвению» Variety предрекал финал клубного бума. «Закрытие Arthur указывает на то, что дискотеке фактически пришел конец», — утверждал журнал.
На самом деле, все только начиналось.
«Путешествие», совершенное хиппи, открыло глаза клубным промоутерам, показав им, сколь многого можно добиться в рамках клубного опыта. Эта краткая эпоха также сыграла роль мощной животворящей идеи в судьбе таких мечтателей, как пионер диско Дэвид Манкузо (и на раннем этапе диско действительно было исполнено братской любви, которую, по-видимому, разожгла в шестидесятых годах кислота). Характерные для времени стили, художественные произведения, декоративное искусство и психоделия эхом отдавались в ударных волнах эйсид-хауса двадцать лет спустя. Происходившие тогда события пополнили арсенал диджея, пусть даже он еще не вышел на ведущие роли.
Как только диск-жокей спустился из радиостудии на танцевальную арену, его ремесло радикальным образом изменилось. Теперь он был уже не просто отборщиком пластинок и законодателем вкусов, а сталкивался с непосредственным откликом аудитории. Как только между музыкой и слушателями установилась интерактивная связь, публика стала частью происходящего (а в известном смысле, именно она и была происходящим), а диджей — отзывчивым оператором ее удовольствия.
К концу шестидесятых годов идея дискотеки проделала длинный путь. Она стала поддерживаться сравнительно сложными приборами, некоторыми очень изобретательными диск-жокеями и обширной сетью связанных танцем и музыкой культур. Менее чем через четверть века танцы под пластинки, проигрываемые каким-то человеком, развились из причудливого эксперимента в йоркширском рабочем клубе в многообразный мир ночных заведений, диджеев, наркотиков и музыки.
Этот мир быстрее зрел в Соединенном Королевстве, чем в США, потому, возможно, что Альбион прилагает гораздо больше усилий к развитию молодежной культуры, которая охотнее принимает зарубежные веяния, а с точки зрения социального состава в ней обычно энергетически преобладают низшие слои населения. В то время как в нью-йоркском Peppermint Lounge твист танцевала элита, в Lyceum тем же самым занимались начинающие клерки, молодые рабочие и продавщицы. Быть может, молодежь Великобритании так сильно старается вырваться из оков реальной жизни из-за того, что эта основанная на чувстве долга нация является страной подданных, а не граждан, однако именно в ней создавалась клубная культура, пусть даже на пластинках, привозимых с другого побережья Атлантики. История диджея покажет: Британия построила для него дом, в то время как Америка подарила ему музыку.
Связь между двумя этими странами всегда была очень тесной, причем особенно сильный резонанс вызывает страстная любовь британской рабочей молодежи к американской музыке чернокожих. Возможно, ее причина кроется в физическом труде, а возможно — в нежелании откладывать удовольствия на потом. Американские негры пели о дне получки и ждали, когда же прилетит орел на долларовой банкноте, а британские рабочие просто говорили: «На старт! Внимание!! Марш!!! Выходные начинаются!»
Часть II. КАК ДИДЖЕЙ ИЗМЕНИЛ МУЗЫКУ
4. Северный соул
После сегодняшней ночи всему конец
Для меня северный соул был восьмым чудом света. Если взглянуть на пораженный кризисом север Англии, то там нет почти ничего, кроме сталелитейных заводов и угольных шахт. Тамошние жители всю неделю занимались скучным однообразным трудом, причем трудом тяжелым. Но зато в выходные они хотели развлечься по-настоящему. Просто посидеть до одиннадцати вечера в местном пабе и отправиться дрыхнуть — такая перспектива их явно не прельщала.
