хотели, чтобы я стала балериной, но никак не пловчихой. А я не стала и не той, и не другой. Полнейшее разочарование для них. Даже немного завидую Томасу. Ему не приходится общаться с теми, кого он разочаровал.
Это действительно тяжело. Постоянно добиваться любви. Особенно в семье, где тебе подарили жизнь. Я не говорю уже о приёмных родителях. Не представляю, какого было Уилсону, однако, может, ему повезло больше, чем мне?
Вдыхаю запах хвои. А потом мне что-то тяжёлое падает на плече. Вскрикиваю и отскакиваю.
— Уилсон, чёрт тебя возьми! — пытаюсь унять своё сердце, — Зачем так пугать?
— Тс-с-с, — прикладывает палец к губам, другой рукой показывает следовать за ним.
Опять какие-то загадки. Однако, несмотря на всю эту неизвестность, я всё равно следую за ним. Что это? Доверие или безрассудство?
«Похоже, глупость»- говорят мои тараканы в голове.
Ощущаю теплоту во всём теле, оказывается, Томас накинул на меня какую-то куртку, напоминающую больше тулуп. Обычная забота? Или всё равно пошёл за мной следом, чтобы не убежала?
Возвращаемся обратно к домику, но не доходя, сворачиваем влево. Уилсон тормозит меня, а потом показывает в сторону небольшого озера, где пьют воду всё семейство оленей.
— Какая прелесть! — восхищаюсь я.
Мне никогда не доводилось видеть живых оленей. Даже в зоопарке ни разу не была. По инерции хочу подойти, посмотреть поближе, но Томас берёт меня за руку притормаживая.
— Аманда, это так-то дикие звери, — шепчет он.
Смотрю на них и никак не могу оторвать взгляда. Рога у папы-оленя просто огромные и кажутся такими мощными, что совсем не пугают, а наоборот, так и манят притронуться к ним. Однако больше всего умиляет маленький оленёнок, который прыгает между родителями, привлекая их внимание. Вдруг его носик начинает вести в нашу сторону. Принюхивается и неуклюже, переступая через коряги, направляется к нам. И я замираю. Даже на какое-то мгновение перестаю дышать.
Он подходит всё ближе и ближе. Аккуратными, неуверенными и чуть острожными шагами. Словно маленький ребёнок, который только-только начал познавать этот мир. Я присаживаюсь на корточки и медленно протягиваю руку. Чувствую, как её щекочет тёплое дыхание, а потом утыкаются холодным носом. И даже готова запищать от восторга, но вовремя одумываюсь. Боязнь спугнуть эти неожиданные эмоции берут вверх. Смелею и провожу рукой от чёрного носика до самого́ ушка. И млею от ощущения такой мягкой шерсти. Оленёнок фыркает, но не убегает, а наоборот, подставляет свою голову под последующие ласки.
— Почему он не боится? — интересуюсь я у Уилсона, который наверняка наблюдает за мной.
— Аманда, пошли в дом, — вместо ответа на вопрос произносит Том, и в его голосе слышатся напряжённые нотки.
— Но почему?
Однако Томас и этот вопрос оставляет без ответа. Чувствую, как он медленно тянет меня за локоть, поднимаю на него возмущённый взгляд, но не пересекаюсь с его медовыми глазами, потому что они смотрят куда-то поверх меня.
— Никаких резких движений, — говорит мужчина, наблюдая за кем-то, — Медленно идём к дому.
Он отводит руку за спину и достаёт ту самую зажигалку в виде пистолета.
Что происходит? И кого он собрался поджигать?
Пропуская мимо ушей все его приказы, резко разворачиваюсь и вижу, как в нашу сторону направляется папа-олень. И настроен он явно агрессивно. Олень уверенно начал набирать обороты, выставляя рога для борьбы с противником.
— Ну почему ты никогда не слушаешь, что тебе говорят? — цедит Уилсон.
Щелчок. А затем громкий хлопо́к. Вскрикиваю и закрываю глаза руками от неожиданности и страха. Сердце колотится как сумасшедшее. Вдалеке слышится карканье ворон, а потом наступает тишина.
— Уилсон!!! Какого чёрта?! Ты сказал, что это обычная зажигалка? — кричу я, чуть успокоившись.
Одно дело стрелять из автоматов с краской, но из настоящего оружия… Не ожидала, что это будет так громко.
— А ты хоть раз видела, чтобы я курил? — спрашивает мужчина, в очередной раз игнорируя мои вопросы.
За плечи разворачивает меня и ведёт к дому.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А ведь я и вправду не видела, чтобы он хоть раз выходи́л курить.
Глава двадцатая
Аманда
В доме тепло. Только сейчас поняла, как у меня замёрзли ноги, в осенних ботинках-то. Это в городе снега нет и вовсю веет весной, а за городом всё ещё лежит белое полотно.
— Ты же мог их убить! — начинаю я, полностью отходя от небольшого шока.
Конечно, это очевидно, что у Уилсона имеется оружие. Он же бывший военный, да и охранное предприятие, наверно, предполагает носить с собой какой-нибудь табельный пистолет. Как у полицейских. Отсюда следует, что это точно не происки конкурентов. И тот автомобиль, скорее всего, преследовал не меня.
— Аманда, успокойся! Ты сама видела, что я стрелял в небо, но никак не в них. А если бы ты послушала меня и не делала резких движений, этого вообще не потребовалось, — рычит мужчина.
— Да если бы не ты, меня ты здесь вообще не было! — злюсь я.
— Согласен, — не отрицает он, что несомненно меня удивляет. Раньше что-то к нему такие светлые мысли не приходили, — Поэтому мы и договорились, что ты делаешь всё, о чём я тебя прошу, но, видимо, ты не сильно хочешь избавиться от моего присутствия, раз продолжаешь сопротивляться, — всё это Уилсон высказывает мне, колдуя что-то с френч-прессом на кухне.
Мне хочется высказаться и я уже даже открываю рот, но ни одной дельной мысли в голову не приходит. Этот громила в очередной раз прав. И данный факт до безумия раздражает.
Снимаю обувь, куртку с тулупом вещаю на вешалку и иду на диван. Не хочу сидеть в комнате. Так скучно. А у меня даже телефона нет. Пока придумываю, чтобы такое ответить Томасу на его последние слова, он уже сам подходит к журнальному столику. Ставит две чашки с чем-то ароматным. Принюхиваюсь. Отчётливо чувствую мелиссу и что-то ещё. Не понимаю, вроде знакомый запах, но никак не могу понять.
— Что это? — настороженно спрашиваю я.
— Не волнуйся, это обычный чай. Травить я тебя не собираюсь, — ухмыльнувшись, отвечает Том.
— Уж надеюсь на это, — отпиваю немного.
Ммм… Теперь понятно, что за второй запах. Липа. Помню его с детства. Раньше мы жили в таунхаусе и рядом с нашим росла огромная липа. Семья, которая жила под нами, сделали там для своего ребёнка качели и иногда мне тоже удавалось там покачаться. И этот запах опьянял, особенно в самый пик её цветения, начиная где-то с середины июня и до самого конца июля. В это время практически не было занятий в балетной школе и пока родители на работе, я качалась. Наверно, самые яркие и тёплые воспоминания с детства именно оттуда. Мне нравилось раскачиваться как можно выше, так что касалась руками листочков липы. Я представляла, что это родители меня качают, а шелест листьев — их смех. Они никогда не смеялись. Никогда. По крайней мере, при мне.
Поджимаю ноги. Никак не могут согреться. Уилсон замечает это жест.
— Замёрзла, да? — и всё это с каким-то укором.
Хоть и понимаю, что в принципе сама виновата. Знала же, что на улице нежарко, а ещё у озера долго стояла. Решаю ничего не отвечать и вообще не разговаривать с ним. Чем меньше я говорю, тем лучше. Для кого, пока сама не понимаю.
Мужчина поднимается с дивана и скрывается в спальне. Через несколько минут возвращается с пледом и тёплыми носками.
— Давай сюда ноги.
И я повинуюсь. Оправдываю себя тем, что мы же договорились: я его слушаюсь и через пару дней он исчезает из моей жизни.
— Вот почему нельзя быть такой послушной всегда, а?! — бурчит он, надевая на меня носки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они мне очень большие, видно что мужские. Чуть ли не до колена доходят, однако мужчина подгибает их до середины икр. И мне почему-то тут же становится тепло и все неопределённые чувства к этому громиле куда-то испаряются. Остаётся только какая-то нежность, благодарность и что-то ещё. То отчего сердце начинает стучать намного быстрее.
