— Думаю, да, хотя я не спрашивал. Но с меня удержат стоимость костюма и куртки.
— Дело не в деньгах. Мне в принципе не нравится предварительная оплата.
— В ней есть определенные преимущества. Я буду стараться закончить курс.
— Зачем заставлять себя что-то делать?
— Я убежден, что мне необходимы эти занятия.
* * *
Владелец школы мистер Фумоко был также и единственным тренером. В рекламном объявлении говорилось, что он является обладателем черного пояса и представляет третье поколение мастеров японского искусства самозащиты. Мистер Фумоко, сорока лет, маленького роста, с широким лицом и блестящими черными волосами, принял Эда в крошечной комнатушке, служившей ему офисом, записал его фамилию в толстую книгу и сказал, что через три дня тот может прийти за костюмом. Занятия начинались в понедельник. А пока мистер Фумоко предложил Эду ответить на вопросы анкеты.
— Страховая компания поставила такие условия, — улыбнулся японец. — Я обучаю только приемам самозащиты.
Эд быстро заполнил напечатанный бланк. Среди вопросов был и такой: «Арестовывала ли вас полиция? Если да, то по какому поводу?» Кроме того, требовалось поручительство трех взрослых. Как потом выяснил Эд, мистер Фумоко позвонил всем трем.
На первом занятии он представил каждого из новичков всей группе. Из двух братьев Бейке один оказался ровесником Эда, второй — на два года моложе. Эд обратил внимание на высокого худого юношу лет девятнадцати, державшегося несколько особняком. Был среди них и мужчина лет сорока, с очень бледным лицом, а также один из соотечественников мистера Фумоко.
Подозвав к себе девятнадцатилетнего юношу, мистер Фумоко стал показывать на нем наиболее уязвимые места. Удар по переносице, объяснял он, от которого кость проникала в мозг, в зависимости от силы мог оглушить, парализовать или убить. Он показал, как бить по шее, и рассказал о возможных последствиях такого удара. Затем пришел черед виска, уха, челюсти, адамова яблока, солнечного сплетения. Они увидели, как схватить за плечо, чтобы причинить сильную боль, как сломать пальцы рук, как ударить по бедру, коленке, голеностопу. Повернув юношу спиной к остальным, мистер Фумоко разделался с основанием черепа, позвоночником, почками и ахиллесовым сухожилием.
Затем он разбил учеников на пары, и началась первая тренировка. Через час мистер Фумоко вновь собрал всех вместе, чтобы предупредить их об опасности, связанной с применением приемов самообороны, особо остановившись на силе удара. Умеренный удар вызывал легкую боль. Резкий удар причинял сильную боль. Сильный удар мог оглушить противника и лишить его возможности ответить ударом на удар. Несколько сильных ударов по болевым точкам могли вызвать временный паралич, хотя бы на несколько минут. За это время защищающийся мог вызвать полицию или убежать. Наконец мистер Фумоко показал, какой удар может надолго вывести из строя, а то и убить.
— Вы примените его, только если ваша жизнь будет в опасности, — заключил он.
Эд с облегчением вздохнул, когда занятие подошло к концу. Может, думал он, отец прав, и ему хватит двух-трех уроков.
Переодевшись, с курткой под мышкой, Эд вышел из раздевалки, когда раскрылась дверь офиса мистера Фумоко и оттуда выскочил рассерженный Урек, держа в руке бланк анкеты.
— Привет, Джафет, — процедил он.
— Что ты тут делаешь?
— Слышал, что ты решил заняться карате.
— И?
— Я подумал, что мне тоже надо воспользоваться услугами мистера Фумоко.
— Это он? — спросила мать Эда, когда тот сел в машину.
— Да.
— Что он тут делает?
— Не заводи мотор, — попросил Эд, наблюдая за Уреком в стекло заднего обзора.
Урек вскочил в автобус, который тут же тронулся с места, выпустив облако черного дыма.
— Пожалуйста, подожди меня. — Эд выскочил из машины и побежал к зданию школы. Мистера Фумоко он нашел в кабинете.
— Этот мальчик, который только что вышел отсюда, вы записали его?
— Он взял анкету домой.
— Он не сможет правдиво ответить на все вопросы.
— Пожалуйста, сядьте.
Эд опустился на краешек стула.
— Насчет того, арестовывали ли его. Его арестовывали. Он отпущен под залог и ждет суда.
— За что?
— Нападение.
— Этот мальчик?
— Да.
— На кого он напал?
— На моего отца. И на меня. Если он назовет поручителем мистера Томасси, спросите у него. Это его адвокат. Он не станет лгать вам.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, — улыбнулся мистер Фумоко. — Карате — спортивная борьба, вырабатывающая уверенность в себе. И приемы, которым я вас научу, можно пускать в дело только в самом крайнем случае. Мне не нужны хулиганы. Они дурно влияют на других учеников. И создают школе плохую репутацию. Я подожду, пока он вернет анкету. Хорошо?
— Если вы его запишете, я прекращу занятия, — сказал Эд.
* * *
Когда Урек прислал анкету, он не сказал насчет того, что ждет суда, но Томасси, которого он назвал как одного из поручителей, подтвердил слова Эда. Более того, он прямо заявил мистеру Фумоко, что, записав Урека, тот наживет себе немалые неприятности. Мистер Фумоко хотел спать спокойно. Он послал Уреку письмо, облачив свой отказ в столь округлые фразы, что смысл написанного дошел до Урека, лишь когда он прочел письмо в третий раз.
22
Томасси вошел в кабинет и быстро просмотрел почту. Среди конвертов был и тот, которого он давно ждал. Распечатав его, Томасси прочел решение большого жюри о привлечении Урека к суду по обвинению в злостном хулиганстве.
Он набрал номер Урека, но после первого звонка положил трубку на рычаг, решив, что лучше пойти туда самому. Надев плащ, Томасси вновь вышел на улицу, навстречу холодному пронизывающему ветру.
Марвин Кантор, помощник окружного прокурора, разочарованно хмыкнул, узнав, что ему поручено вести дело Урека. Высокий, шести футов и четырех дюймов, и не слишком красивый, Кантор внешне ничем не напоминал еврея. Это обстоятельство он рассматривал как большой плюс для своей политической карьеры. Евреи стали бы голосовать за него из-за фамилии, не евреи — благодаря приятной внешности. Как ему часто говорили, он выглядел по меньшей мере нейтрально.
На вечеринках Кантор всегда оказывался в центре внимания. Этому способствовал не только рост, но и сильный бархатный баритон, без усилия достигавший самых отдаленных углов. В то же время рост Кантора становился препятствием, когда дело касалось личных отношений. Мужчины избегали его. И в двадцать девять лет он никого не мог назвать своим другом. Когда-то в Гарварде он сблизился с журналистом Генри Силлером из «Нью-Йорк таймс», но тот дорос лишь до пяти футов семи дюймов. Появление их в обществе поневоле вызывало улыбку, и, даже оставаясь вдвоем, они не могли забыть о том, что во время разговора один смотрит сверху вниз, а другой — снизу вверх. Так разница в росте оказалась неодолимым препятствием, о которое споткнулась их дружба.
В двадцать пять лет Кантор закончил Гарвард и, сдав экзамены на адвоката, заручился поддержкой влиятельных родственников и выставил свою кандидатуру на пост мэра Вестчестера, где он родился и вырос. Являясь кандидатом от республиканской партии в городке, сплошь населенном республиканцами, он полагал, что без труда выиграет избирательную кампанию. Однако его конкурент продолжал называть Кантора «высоким мальчиком, который хочет занять его место» и таким образом привлек на свою сторону немало избирателей. В ответ в одной из речей Кантор указал, что еще один адвокат-республиканец, Эб Линкольн, также не мог пожаловаться на недостаток роста. При первой же возможности кандидат-демократ отозвался о Канторе как «о высоком мальчике, который думает, что он Эб Линкольн». Это решило дело, и Кантор потерпел сокрушительное поражение.
Последующие три года он налаживал политические контакты, учился вести избирательную кампанию, выступать перед людьми. Его невеста, а затем и жена поощряла его ораторский талант. Она говорила, что умение выступать перед аудиторией очень пригодится ему в конгрессе. Сам же Кантор ставил перед собой более высокую цель: после выборов в палату представителей и сенат он намеревался стать первым еврейским президентом Соединенных Штатов.
Он внимательно изучил карьеры всех президентов, юристов по образованию, и пришел к выводу, что ему необходим громкий судебный процесс, который принесет ему широкую известность. Избирателям, как показывала история, нравилось голосовать за знаменитостей. И следующим естественным шагом его карьеры стал офис окружного прокурора, но нужное дело никак не подворачивалось. Громкие процессы поручались более солидным юристам. К двадцати девяти годам Кантор чувствовал, что наступает решающий период его жизни. Повторная попытка заполучить кресло мэра должна была принести успех и стать стартовой площадкой для прыжка в Белый дом.
