– Пошли, – сказал Крепыш. – И чтобы без фантазий.
Глава 15
Мы оказались в небольшой, но достаточно удобной комнате, в которой если и не хватало чего-то, то это окон, так что улетучиться отсюда было никак невозможно. Зато были мягкие кресла, стол, даже кофеварка и чашки. Дверь за нами закрыли и слышно было, как замок исполнил свою веселую песенку. Мы уселись, и я спросил – скорее самого себя, чем Елизавету:
– Ну что теперь? Получили отсрочку на три часа, Достаточно времени, чтобы что-то придумать. Тебе что-нибудь приходит в голову?
– Несомненно, – ответила она. – Сварить кофе.
– Есть мнение – согласиться, – заявил я.
Заправляя кофеварку, Лиза сказала:
– Откровенно говоря, я не сразу поняла, что ты – не Орро. Надо очень сильно вглядеться, чтобы заметить следы преображения. Могу поздравить. Теперь жду от тебя изложения всего происшедшего. С самого начала.
– С начала вряд ли получится. Да я и не знаю твоего, Лиза, уровня…
– Уровня моего допуска? Он достаточно высок, но сейчас, сам понимаешь, я не могу подтвердить это. Так что держитесь в рамках, дозволенных доверенному переводчику.
– Думаю, что вполне достаточно. Итак…
Пока я излагал ей ход сегодняшних событий, Елизавета сварила кофе, разлила по чашкам, поставила на стол и стала медленно, с удовольствием, отпивать. Когда я закончил свой монолог, она сказала:
– Все-таки, главное, видимо, в том, что он хотел передать тебе в том тексте.
– Я так и понял. И следовал его указаниям.
– Нет. – Она покачала головой. – Ты шел за указаниями не текста, а своей расшифровки. Но уже при беглом взгляде становится ясно, что возможны и другие прочтения.
Я обиделся.
– Уж не считаешь ли ты, что способна дешифровать инский текст без немых знаков?
– Я настолько самонадеянна, – кивнула она.
– Брось. В Галактике, если не считать самих инов, есть три, от силы четыре человека, владеющих инским на таком уровне. Я – один из них. И остальных знаю если не лично, то, во всяком случае, поименно. Боюсь, что тебя среди них нет.
– Бемоль, Бекар, третий – Сервенг, да?
– Именно.
– Придется тебе смириться с мыслью, что ты знаешь не всех. Но сейчас не время для такой дискуссии. Давай свой вирт-нот. Попробуем поискать другие истолкования.
– А чем тебе не нравится мое?
– Тем, что оно никуда не приводит. Разве что в эту комнату. Попробуй охватить картину единым взглядом. Ты ведь с самого начала исходил из того, что вы оба, вместе с Орро, занимаетесь поисками шара – или товара, как его тут именуют. Но ведь сейчас совершенно ясно, что Орро уже – с самого начала или с какого-то момента – знал, где этот предмет находится, или еще более того: уже владел им.
И пытался, вместо того чтобы принять меры к возвращению его на Ину, продать находку тут – какой-то криминальной, или почти криминальной, группировке. Если это действительно так – что он хотел сообщить, отправляя этот текст?
И в самом деле – что?
– Ну, ладно, – сказал я (без особой, впрочем, охоты). – Гляди на здоровье.
И повесил перед ней экран, на который вывел все то же:
«Уро ам изор онури а иномо унэ».
Елизавета подперла скулы кулаками, локти утвердила на столе и стала смотреть на висящую перед ней надпись – лицо ее при этом приобрело выражение полной отрешенности от реальности и одновременно предельной концентрации; примерно так выглядит кошка, подстерегающая мышь, хотя старую даму в этот миг можно было сравнить скорее с львицей перед прыжком, почудилось мне в ней нечто, я бы сказал, королевское. Впрочем, это продолжалось недолго, и когда она перевела глаза на меня, я увидел в них всего лишь снисхождение. Интонация, с которой она спросила: «Так как же ты это интерпретировал?» – лишь подтвердила мое впечатление. Так что обида, которую я испытал, была в полной мере оправданна. Наверное, это чувство проявилось в моей усмешке, с какой я ответил:
– Мечтаешь изобрести велосипед? Сделай одолжение.
И рядом с инским текстом загрузил мое толкование:
«Я получил информацию, замаскируйся и атакуй «Многих».
Она с минуту любовалась моим вариантом, и на лице ее все четче проступало выражение, как если бы она только что разгрызла лимон. Покачала головой и вздохнула.
– Вижу, не нравится, – сказал я, стараясь оставаться спокойным. – Ну что же, будем надеяться, что у тебя найдется лучший вариант.
Она только фыркнула, прежде чем спросить:
– Скажи, из чего ты исходил, когда перевел «ам изор» как «получил информацию»?
Я ответил, продолжая улыбаться:
– Потому что иначе пришлось бы истолковывать это как «сообщи информацию», в то время как Орро было прекрасно известно, что у меня как раз никакой информации быть не может. Все другие возможные истолкования увели бы меня далеко в сторону и привели бы лишь в тупик.
– А скажи, – поинтересовалась Елизавета с интонацией сладкой, как мед, – как это ты ухитрился не разглядеть, что здесь написано «ам изор», в то время как твой перевод оказался бы справедливым, если бы в тексте стояло «изор ам», то есть соблюдался бы первый порядок слов, а тут мы имеем дело со вторым? Вообще, в каких ты отношениях с инским синтаксисом?
На инский синтаксис мне всегда было наплевать, я и без него владел языком в полной мере и разговаривал, как природный ин. Высказать эту мысль вслух мне не позволила лишь скромность, и я предпочел ответить сдержанно:
– Если бы ты когда-нибудь слышала, что порядок слов в инском предложении допускается произвольный и регулируется лишь интонацией, то не стала бы высказывать таких предположений.
– А если бы ты, – контратаковала она, – помимо разговорного, каким владеешь, быть может, и в совершенстве, хоть по большим праздникам, заглядывал в грамматику и читал там не только крупный шрифт, но и те примечания, что набраны мелким кеглем, то наверняка запомнил бы, что в «Академической грамматике» Набо, том второй, «Письменный язык», глава «Пользование инской письменностью в аномальных условиях» в третьем примечании сказано, цитирую: «При невозможности использования надстрочных, или немых знаков порядок слов в ряде случаев приобретает смыслоопределяющий характер, в частности в выражении утверждения или отрицания», ну и так далее. Признайся, это прошло мимо твоего просвещенного внимания, не так ли?
Черт бы побрал старую бабу, она ухитрилась наступить мне на больную мозоль. Если есть на свете книга, от одного вида которой меня тошнит, то это именно инская «Академическая грамматика». До того заумным языком она написана. Откуда вообще взялась на мою голову эта Елизавета с ее дотошностью?
Однако и при вынужденном отступлении следует сохранять боевой порядок. Так что я ответил, стараясь оставаться спокойным:
– Что же ты хочешь этим сказать?
– Сущую мелочь. А именно: на деле тут отрицание, он сообщал, что не получил информации, не имеет ее.
– Как же в таком случае ты объяснишь то, что он предлагает мне атаковать «Многих»? Чего ради, если информации нет?
– Да почему ты решил, что он требует нападения? Он опять-таки совершенно недвусмысленно строит фразу по второму порядку, то есть и тут – отрицание, и понимать это следовало так: не атаковать, а, напротив, избегать, укрываться, защищаться от них.
– Гм. Ты думаешь?
– Да ведь то, что с нами происходит сейчас, целиком подтверждает его предупреждение. Мы уже убедились в том, что они следили за тобой, ты был им нужен по вполне понятной причине – как его переводчик, через которого они смогли бы с ним договориться куда легче. Это еще до того, как они заподозрили вас обоих в переговорах с «Могучими». А из-за твоего ошибочного прочтения мы оказались там, где находимся, и наше ближайшее будущее не представляется мне безоблачным.
В этом моя переводчица была, похоже, совершенно права. Я сказал:
– Ладно. Готов признать, что в моем прочтении имеются некоторые неточности. О допущенных ошибках можно будет судить потом, при разборе полетов – если нам удастся до него дожить. А сейчас, пока у нас еще остается какое-то время, постараемся определиться в двух проблемах. Первая: отсюда надо исчезнуть как можно скорее, значит, желательно найти способ сделать это. И второе: не знаю, какие приказания получила ты, но от меня по-прежнему ждут, что я все-таки доберусь до этой диковины, черти бы ее взяли. Даже и в том случае, если Орро действительно нашел ее и пытается использовать в своих интересах: продать за хорошие деньги, которые вряд ли передаст инскому государству. Кстати: ты веришь, что он решил так поступить, или затеял со «Многими» какую-то хитрую игру? Если да, то зачем? А если он и в самом деле кроме них заигрывает и с «Могучими», то значит ли это, что он ищет своей выгоды – или тут что-то другое? Для меня, признаюсь, это никак не становится ясным.
– Действительно, – согласилась она, – непонятного много.
