Разумеется, в первую очередь это положение должно было касаться СССР как самого сильного и опасного врага. Повторюсь, Гитлеру как никогда важно было перед началом войны обезглавить и тем максимально ослабить столь могучего противника.
Было ли в то время внутреннее положение СССР стабильным и прочным? И да и нет. С одной стороны, власть большевиков поддерживалась подавляющим большинством народа, что впоследствии показала столь тяжелая и долгая война. С другой стороны, все 20-30-е годы в рядах правящей партии и на вершине власти шла острая политическая борьба, сопровождающаяся многочисленными заговорами и предательством. После событий 1937-1938 годов бури на вершине власти стихли. Но значит ли это, что там не осталось недовольных политическим курсом руководства ВКП(б) во главе со Сталиным, а всех предателей и заговорщиков ликвидировали? Значит ли это, что Гитлеру не на кого было опереться в своих попытках дестабилизировать положение в СССР накануне войны?
Как правило, пятая колонна появляется вследствие ошибок политического руководства и воздействия вражеской пропаганды. Конечно, прямо достать население СССР своей пропагандой Гитлеру было очень сложно. Все печатные средства массовой информации находились в руках Советского правительства, а радиоприемники среди рядовых граждан тогда были редки. Но столь благоприятным для советской пропаганды положение было лишь до поры до времени.
Обстановка существенно изменилась, как только началась непрерывная череда внешнеполитических и военных успехов Гитлера. Как это ни парадоксально, с некоторого момента советские СМИ против своей воли в определенной мере сами стали своеобразным рупором гитлеровской пропаганды. И тут ничего нельзя было сделать. Советский народ должен быть информирован о событиях в мире и реальной обстановке вокруг своей страны. Но давая очередное сообщение о новой победе Гитлера, советские СМИ невольно создавали ему определенный авторитет в советском народе. Положение усугублялось тем, что среди рядового обывателя, а тем паче интеллигентского слоя, немцы уже давно имели славу сильного, высокоразвитого и организованного народа. И каждая новая победа Гитлера автоматически укрепляла это представление. Теперь главную роль в германской пропаганде стало играть не ведомство Геббельса, а собственно успехи Германии.
Нейтрализовать их можно было пропагандой аналогичных успехов СССР, а их практически не было, кроме локального успеха Красной Армии на Халхин-Голе. Кроме того, зачастую внешнеполитический успех Гитлера автоматически являлся поражением СССР, как это было в Чехословакии или Испании. В итоге за 1938-1941 годы Гитлер не только значительно укрепил свой авторитет среди советского населения, но и внушил ему страх перед небывалой силой руководимой им Германии. Как верно говорят, любишь ты по своему желанию, а боишься – по чужой воле. Слабых успехи Гитлера повергали в уныние, а среди неустойчивых и недовольных порождали пораженческие настроения.
Особенно опасным это явление было в рядах вооруженных сил. Те, кто работал в архивах и читал донесения политработников о настроении личного состава перед войной, наверняка встречал сообщения, где тот или иной красноармеец высказывал своё мнение, что если мы столь тяжело воевали с финнами, то уж с немцами нам наверняка не справиться. Будь такое явление распространено только среди рядового состава, это еще было бы полбеды.
Нарком обороны Тимошенко 20-го и особенно 21 июня пытался обезопасить ситуацию на границе путем отвода их в лагеря, чтобы снизить опасность провокаций. Безусловно, Тимошенко во многом ошибался. Очень ошибся в сроках начала войны и оценке ситуации. Но прежде всего он исходил из интересов дела – не допустить гибельной для страны войны на два фронта. Хотя здесь тоже не всё просто – ошибившись со сроком нападения немцев, он уже следовал в фарватере этой ошибки и порою пытался не столько ее исправить, сколько прикрыть свою вину за нее.
Однако все факты отвода войск 21 июня, и тем более отмены их боеготовности и разоружения, не объясняются действиями одного Тимошенко. Здесь подошел момент более подробно рассмотреть вопрос о предательстве среди высшего командования Красной Армии накануне и во время войны.
Казалось бы, проведенное исследование ставит под сомнение версию предательства. К примеру, генерал Павлов не привел в боеготовность свои войска, и они потерпели сокрушительное поражение. Но можно ли выдвигать ему обвинения в предательстве, если он выполнял хоть и незаконные, но все же указания наркома Тимошенко, поддерживаемые к тому же частью Политбюро?
Мотив действий Тимошенко понятен (во всяком случае, автору). Посмотрим теперь, из чего скорее всего исходил Павлов, когда отменял боеготовность, включая прямое разоружение вверенных ему войск.
После разгрома Западного фронта 4 июля его арестовали, предъявив обвинение в измене, и затем судили. 22 июля 1941 г. на процессе председатель суда спрашивает Павлова:
УЛЬРИХ. На л.д. 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет». Такой разговор у вас с Мерецковым был?
ПАВЛОВ. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 года в Райволе.
УЛЬРИХ. Кому это «нам хуже не будет»?
ПАВЛОВ. Я понял его, что мне и ему.
УЛЬРИХ. Вы соглашались с ним?
ПАВЛОВ. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват.
Павлов и Мерецков входили в узкий круг высших военачальников Красной Армии. И вдруг с началом войны выясняется – эти ключевые фигуры в обороне страны уже давно были уверены, что в войне с Германией СССР потерпит поражение! То есть как бойцы и защитники они кончились ещё до начала войны, и фактически им нельзя было доверять никаких командных должностей.
Однако летом 1940 года они вновь идут на повышение, да еще какое: Мерецков становится начальником Генерального штаба РККА, а Павлов – командующим крупнейшего военного округа, являющегося воротами на Москву! Получив повышение и справедливо рассудив при этом, что в серьёзной войне с ними как полководцами стране ничего хорошего не светит, генералы принялись устраивать личное будущее – искать перспективного хозяина. Кандидатов было всего два – Сталин и Гитлер – не столь важно кто из них, лишь бы им не стало хуже. Но поскольку Германия выглядела сильнее, то и Гитлер как хозяин казался всё же предпочтительней.
Но доверие будущего хозяина нужно заслужить, а одних слов тут будет мало. Поэтому, поднявшись должностной ступенью выше, генералы в своем пораженчестве перешли от слов к делу. Председатель суда спрашивает Павлова дальше:
УЛЬРИХ. На предварительном следствии (л.д. 88, том 1) вы дали такие показания: “Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10. Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже... Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей”. Эти показания вы подтверждаете?
ПАВЛОВ. В основном, да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства.
То есть определив, какой стороны в близящейся смертельной схватке держаться выгодней, многозвёздные генералы сделали к ней практические шаги. Начальник Генштаба(!) Красной Армии в пользу Гитлера исказил мобилизационный план, готовя поражение СССР, а командующий войсками важнейшего военного округа прикрыл это преступление!
Хотя показания Павлова достаточно красноречивы, к ним всё же есть вопросы. Несомненно, Павлов выгораживал себя как мог, сваливая всё на Мерецкова. Мол, тот говорил и делал, а я лишь молчал или поддакивал. Но столь же очевидно, что нам сообщили далеко не всё из показаний Павлова на суде и следствии. Прочитав их в свое время, я обратил внимание на логические пропуски и просто многоточия в тексте публикации. Ясно видно, что из них были вырваны приличные куски. И в 2006 году обратился к начальнику архива ФСБ с просьбой ознакомиться с полным текстом только тех показаний Павлова, что были опубликованы, но содержали пропуски. Разумеется, мне было отказано – на том основании, что знакомиться с теми материалами можно только с разрешения родственников, причём не одного Павлова, а сразу всех осужденных по тому делу!
