Хабип-пальван бросил угрожающий взгляд на всадников:
— Вы мне поклялись, что больше никогда не будете разбойничать. Если до меня дойдёт слух, что вы нарушили клятву, я вас где угодно найду и не пощажу.
— Нет, ага, — в один голос крикнули они, — мы никогда не нарушим данную клятву, никогда не будем грабить…
— Идите, — махнул презрительно рукою Хабип.
После их ухода пальван стал вслух рассуждать:
— Наши власти, когда ловят воров и прочих разбойников, то спрашивают: «Какой рукой брал?» Каждый говорит неправду и показывает на левую руку. Но всё равно указанную руку при всём честном народе отсекают и опускают в кипящее масло. Казалось бы, не только виновники, но и те, кто наблюдает эту картину, не должны заниматься воровством и грабежом. Наказание ведь суровое, и всё равно находятся и воры, и прочие, скажем, взяточники, которые, наверное, ещё похуже воров… Ну, о взаимных преступных налётах на чужие земли не будем говорить, это особый и, к сожалению, очень тяжкий вопрос…
Путники ещё раз сердечно поблагодарили пальвана:
— Вы для нас столько сделали, что и словами не передать! Пусть аллах щедро вознаградит вас за это.
Путники тронулись… А вслед за ними отправились в свой неблизкий путь и два брата.
Ризакули спросил у младшего брата:
— Ну, а если бы эти бандиты не приняли твоё условие, ты, наверно, убил бы их?
— Нет, — покачал головой пальван, — я поклялся никогда больше не убивать людей. Я бы отвёз их в Машед и сдал в руки властям, а там бы сумели их наказать как следует, по заслугам.
Две арбы, одна за другой, покатили дальше…
Паломничество
Наконец показался Машед. Красный купол могилы Хезрети Али-Риза был хорошо виден даже издали, Простой люд называл этот купол Красным имамом.
При виде его каждый стал читать молитвы, какие он знал. После молитв каждый мысленно просил об отпущении грехов, об исцелении от болезней, о возвращении пропавшей родни…
Хабип-пальван, глядя на Красный купол, думал: «О, Хезрети Али-Риза, о, всемогущий имам, отпусти мне грехи, верни благополучно моего единственного сына Джапаркули-джана!» Больная женщина взывала: «О, Хезрети Красный имам, и ты, всемогущий аллах, пошлите мне возможность повидаться с родным краем, а потом я уже буду готова и навсегда расстаться с этим неправедным земным миром». Её муж просил: «О Хезрети Али-Риза, о, великий имам, не разлучай моих детей с их матерью, выгони из неё все хворобы и продли ей жизнь!..» У Ризакули были свои заботы: «О, Хезрети Али, о, всемогущий имам, избавь меня от нынешней бедности, пусть появятся у меня стада скота, пускай с каждым годом увеличиваются мои урожаи!..»
Хабип-пальван и больная женщина видели Машед впервые. Их дивили длинные ряды больших глинобитных домов.
Хабип-пальван благоговейно замер перед мечетью с высоким минаретом и голубыми куполами. Теперь он уже ни о чём другом не думал, а только молил я молил великого имама ниспослать ему прощение. Дальше по обеим сторонам улицы виднелись лавки с двустворчатыми дверями, окрашенными в красный или синий цвета. Перед лавками сновали персы в чекменях — безрукавках, с белыми чалмами на головах, курды в остроконечных папахах, азербайджанцы в плоских каракулевых фуражках, женщины с закрытыми от взоров лицами. Под огромным навесом торговцы, перекрикивая один другого, предлагали свой товар.
— Хлеб Мамедобадия! Хлеб Мамедобадия! — кричал торговец.
Он всё повторял и повторял эти слова. Может, именно поэтому Хабип ощутил, что хочет есть. Он легонько толкнул Ризакули в бок:
— Не пора ли нам перекусить?..
Брат стал вслух раздумывать, куда им лучше поехать: «В чукур-сарай или же в каменный сарай?» Пальван его перебил:
— Да не всё ли равно где нам остановиться и поесть, главное, чтобы поскорее.
Арба Ризакули въехала в распахнутые ворота двора, выложенного булыжником, хорошо отшлифованным за многие годы. С одной стороны двора виднелась чайхана, с другой — лавка. Весь большой двор охватывало полукругом здание, где размещались другие службы.
Хабип-пальван пока один проследовал в чайхану и сел на деревянный пол, покрытый войлочной подстилкой. Гостю подали чай.
Возле огромных самоваров на отдельном топчане сидел довольно полный человек, с одутловатым лицом. По всей вероятности, это и был содержатель постоялого двора. Одутловатый человек подозвал к себе молодого чайханщика и что-то ему сказал. Юноша мигом оказался возле пальвана:
— Вы и обедать будете? Есть плов из отборного риса, пити из молодой баранины… — Юноша так и оставался полусогнутым, пока не дождался ответа пальвана:
— Вот придут мои спутники, тогда мы и плов, и пити попросим…
В чайхану вошли Ризакули и муж с женой. Женщина села чуть поодаль, словно прячась за спину мужа. Все четверо, не спеша, стали пить чай…
Молодой чайханщик, словно стесняясь чего-то, наклонился над ухом Ризакули. Лицо его просветлело:
— Да, да, принеси, обязательно принеси, — ответил он юноше. И тот не заставил себя ждать: расстелил небольшой платок, зажёг лампу, принёс кусочек терьяка, трубку, щипцы.
Ризакули накурился терьяка до головокружения и постучал ногтем по трубке. Это значило, что он собирается передать её младшему брату. Но Хабип-пальван покачал головой:
— Я перед Красным имамом поклялся, что больше никогда не возьму в рот трубку с этим ядовитым зельем. Даже если у меня будет рука болеть, даже если я буду умирать от какой-то другой нестерпимой боли, всё равно не поднесу её ко рту.
— Не надо было тебе давать такую клятву, — досадливо заметил Ризакули, — а вдруг не выдержишь, нет, никак нельзя было этого делать, теперь вот и не покуришь с тобой.
Больная женщина с мужем тоже пристально смотрели на того, кто дал клятву не брать в руки кальян. У женщины лицо не было прикрыто. Оно Хабипу показалось вроде бы знакомым. Пальван стал вспоминать, где он мог видеть эту ещё нестарую женщину. Нет, женщины этой он нигде не видел, а вот девочку, похожую на неё, кажется, встречал… «Не являюсь ли я прямым виновником её несчастья?» Пальван болезненно и с трудом извлекал из памяти какие-то полустёршиеся картины.
Девочка с матерью возле Эрриккала собирали траву. Мы возвращались из налёта на другой туркменский аул. Я и Ремев для прикрытия были оставлены сзади. Нам новая добыча вроде бы уже и ни к чему. Там, впереди, и людей, и скотины, кажется, уже гонят больше, чем достаточно. Но не удержались. Вдали разглядели двух женщин. Пришпорили лошадей и мигом оказались возле них. Мать с дочерью не успели добежать до своего села, Ремев на скаку схватил девочку и кинулся догонять своих. А мне, тогда совсем молодому и полному сил, всё же оказалось нелегко справиться с матерью. Женщина была не только красивой, но и очень сильной…
Сожалея о содеянном в тот давний, проклятый день, Хабип тяжко вздохнул… Затем поинтересовался у путника:
— А мать вашей жены жива-здорова?
— Очень горькая ей выпала судьба, — ответил он. — Бай купил её для работы по хозяйству. Но поскольку эту женщину аллах не обделил красотой, старик при каждом удобном случае начал требовать от неё и другого. Однажды она складывала снопы в поле. Кругом безлюдно. Старый бесстыдник подкрался к жён-шине и повалил её на стерню. Но она баю не позволила над собою надругаться. Стала с ним бороться, Только бай хоть и стар, но был очень крепок. Силы женщины иссякли. Она дотянулась рукою до серпа и пропорола баю живот. На предсмертные крики сбежались сельчане. На земле сидит с обезумевшими глазами женщина. Невдалеке валяется почти безжизненный бай. Старший сын бая обнажает саблю и направляется к женщине. А она и с места не сдвинулась. Байский сын изрубил её, беднягу, на куски. Бай же промучился несколько дней и умер.
Хабипа мучили угрызения: «Мои прошлые преступления не дают мне покоя и здесь, у могилы Красного имама».
Принесли жирное пити, политое сверху какой-то ароматной приправой. Проголодавшиеся паломники уселись вокруг большого блюда, взяли по куску лепёшки и приступили к еде.
Солнце уже перевалило за полдень. В чайхану то и дело входили люди. Внимание Хабипа привлекли слова рыжебородого паломника, сидевшего невдалеке от него справа:
— Думаю, что нынешнее моё паломничество будет удачным. Мулла, которого мы наняли, видно, порядочный человек. Разузнал и подсказал, где можно выгодно купить овец. Сам он днём и ночью, молится за благополучный исход нашего дела.
После обеда младший брат попросил старшего: спроси рыжебородого, где найти того муллу, который помог им в богоугодном деле. Может, он и нам поможет. Я пока похожу по лавкам, а ты при встрече с муллой не скупись, сколько он попросит, столько и дай.
Под большим навесом полно продавцов. Каждый из них громко хвалил свой товар. Тут разные пахучие растения — мята, кинза, тархун, лук, чеснок… Дальше по обеим сторонам улицы тянулись лавки. Створки их дверей распахнуты. Возле лавок шумно. Люди снуют из стороны в сторону. Продавцы тоже не сидят сложа руки.
