Или же это была просто попытка заставить лордов более регулярно посещать заседания?[167] По всей вероятности, присяга была более общей и давалась королю, от которой принц был освобожден, "по причине высокого положения и превосходства его достопочтенной особы"[168]. Тем не менее, положение принца и совета оставалось двусмысленным: перед кем, в конечном счете, они были ответственны? Два года спустя король даст свой ответ на этот вопрос.
Новый совет 1410–11 годов был полностью дворянским и клерикальным; рыцари и придворные были тщательно исключены. Это был опытный, активный и сплоченный коллектив людей (некоторые из них прошли службу в Уэльсе), которых принц держал вокруг себя, еще более преданных ему после того, как к ним добавились епископ Генри Чичеле и Ричард, граф Уорик[169]. Какой должна была быть его политика? Безусловно, реформаторской. Но в то же время, как стало ясно из вступительной речи епископа Бофорта в январе, в условиях внешней угрозы стране вряд ли можно было избежать роста расходов. Ожидалось, что парламент обеспечит их. Со своей стороны, совет с пониманием относился к стремлению к гармоничным отношениям между королем и народом, а также между самими людьми.
При всем этом было признано, что тон петиций, поданных общинами, был критическим по отношению к организации королевских финансов и, главным образом, к двору самого короля. Тем не менее, субсидия, утвержденная 8 мая 1410 года, хотя и казалась достаточной, на самом деле была менее чем достаточной, поскольку последняя из трех равных частей, на которые она была разделена, должна была быть собрана только осенью 1412 года, примерно через два с половиной года. Такие ограничения, которые заставили бы совет очень внимательно изучить все расходы, должны были привести к стремлению не только к экономии, но и к эффективности[170]. Экономия — это одно, и она могла быть достигнута (что и было сделано) путем введения ограничений на выплату аннуитетов короной в 1410 и 1411 годах. Другое дело — эффективность в финансовых вопросах. Одним из шагов к ее достижению было установление приоритетов, а это подразумевало принятие политических решений. Охрана моря (предмет петиции общин в 1410 году) сначала была отнесена к числу приоритетных задач[171]; некоторое количество денег было потрачено на Шотландию и Ирландию, значительные суммы — на армию в Уэльсе,[172] в то время как давление Франции на Гиень должно было вызвать значительные финансовые расходы на оборону. Угроза Кале была тем, что воспринималось наиболее серьезно из всех, и назначение принца капитаном города в марте 1410 года, вероятно, во многом повлияло на это решение. Финансовое планирование со сметой на будущее и сокращение государственных расходов (которые уже снижались) означало, что правительство подстраивалось под наличие финансовых ресурсов для его поддержки.
Сохранившиеся записи поучительны в отношении деятельности правительства в это время. В период с января 1410 года по декабрь 1411 года зафиксировано четырнадцать заседаний совета, на всех из которых присутствовал принц[173]. Очевидно, что финансовые вопросы были в числе главных приоритетов совета:[174] выплата денег на охрану моря и оборону Уэльса, шотландской границы и Гиени; ответ на петицию Томаса, герцога Кларенса, о причитающихся ему деньгах за Ирландию и Гвинед; гарантия займов, сделанных епископом Бубвитом, графом Уориком, лордом Скроупом и бабушкой принца, графиней Херефордской; 29 июля 1410 года было принято решение о стоимости чеканки монет[175]. Очевидно, что король не получал в доход столько, сколько, по мнению его совета, ему было необходимо. Трудности, с которыми столкнулся совет, были символизированы, возможно, непродуманной просьбой о том, чтобы корона получала десятину от духовенства и пятнадцатую часть от мирян каждый год, независимо от того, собирался парламент или нет[176]. Томас Уолсингем, монах из Сент-Олбанса, который сообщил об этом, не испытывал симпатии к этой схеме. И когда в том году парламент предоставил королю финансовую субсидию, он сообщил, что тот сделал это довольно неохотно.
Восстановление финансов короля было самой важной проблемой, которая стояла перед принцем и его коллегами-советниками в 1410 и 1411 годах. Но в 1411 году вторая проблема, уже предвиденная в речи епископа Бофорта перед парламентом в первые дни 1411 года, должна была приобрести все большее значение: отношения с королевством Франция и, в частности, с основными группировками, боровшимися за верховенство в этой стране. С последних лет XIV века Франция, управляемая Карлом VI, королем, склонным к периодам психической нестабильности, стала жертвой группировок, которые к началу нового века возглавлялись лидерами двух крупнейших княжеских домов в стране, Бургундского и Орлеанского, причем последний был связан узами брака с графом Арманьяком, по имени которого эта партия часто называлась. В 1407 году Иоанн, герцог Бургундский, организовал убийство Людовика, герцога Орлеанского, на улицах Парижа, и политическое соперничество между двумя домами усилилось из-за личной ненависти, которую это убийство вызвало между Иоанном Бургундским, Карлом, новым герцогом Орлеанским, и тремя его главными союзниками, герцогами Беррийским, Бурбонским и графом Алансонским. Убийство, надо признать, дало герцогу Бургундскому власть во Франции: именно он контролировал Париж и основные правительственные органы французского государства. В 1411 году, однако, оппозиция ему начала принимать значительные масштабы, организуя вооруженные нападения на его основную сферу влияния — область, лежавшую к северо-востоку от Парижа, простиравшуюся на 100 или более миль от столицы. Чтобы противостоять угрозе, герцог Бургундский обратился за помощью к англичанам.
В июле 1411 года герцогские посланники впервые обратились к Генриху IV. По словам одного из хронистов, когда они попросили короля о помощи против герцога Орлеанского, им не ответили: только когда они обратились к принцу, было решено дать положительный ответ и рассмотреть возможность союза с Бургундией[177]. В ответ герцог Иоанн предложил возможность брака между своей пятой дочерью Анной и принцем. В некоторых отношениях такой союз имел смысл. Бургундец был если не бесспорным хозяином Франции, то, по крайней мере, самым политически влиятельным из королевских принцев; союз с с герцогом, как эффективным правителем Фландрии, мог помочь разрешить коммерческие споры между фламандскими интересами и их английскими партнерами, которые в последние годы иногда приводили к жестоким инцидентам и взаимным упрекам. Кроме того, будучи с 1409 года смотрителем Пяти портов (Cinque Ports) и констеблем Дувра, а теперь и капитаном Кале, принц, возможно, предпочел бы иметь герцога Бургундского в качестве союзника, а не врага, поскольку его угроза английскому анклаву во Франции могла быть грозной и дорогостоящей.
Но это были не единственные факторы, которые необходимо было учитывать при принятии решения
