А потом в коридоре погас свет.
Я не видел ни одной лампочки и думал, что свет был естественным, исходящим из иллюминатора в потолке. Но оказалось, что все было иначе.
Свет погас. И не только в коридоре, но и в зале, в котором находились турели.
А сурок перестал вибрировать.
Неужели, у Виктора все получилось? Я не мог нарадоваться этой мысли.
Но времени не было и, достав из кармана обычный фонарик, включил его. Он выстрелил во тьму лучом света, а заодно и указал путь, чтобы я не заплутал в лабиринтах этого склада. Зал был достаточно большим. Турели молчали. А воздух, он словно стал спертым. Возможно, это было из-за пыли, но противное чувство не отпускало.
Я прошел до какой-то двери и открыл ее. Это был коридор, ведущий как к двум другим дверям, — одна из которых, кстати, была открыта, — а так же, открывший моему взору лестницу, которая как поднималась наверх, так и спускалась вниз.
Быстрыми шагами я полетел наверх, высвечивая себе фонариком путь, и только на следующем этаже почувствовал, что сурок вновь вибрирует. Но как-то не так, как обычно он вибрирует при опасности. Он что-то пытался сказать, а я не мог его понять.
Это немного меня напрягло. Я спустился обратно, и сурок перестал вибрировать. Может, он говорил мне, что Виктор внизу?
Спустился на пару ступеней вниз и сурок завибрировал лишь на мгновение и перестал. А я словно услышал от него: «Верно». Дальше, ноги несли меня сами, а я лишь успевал высвечивать себе путь. Однажды я чуть не налетел на какие-то доски, завешанные тряпкой, но вовремя увернулся.
Пробегал по каким-то петляющим коридорам, пока не выбрался в большой зал, что даже фонарик не высвечивал дальней стены. Лишь какие-то неявные очертания.
А потом свет от фонарика высветил из тьмы чье-то тело. Но я тут же понял, кто именно это был. Виктор!
Со всех ног я добежал до него. Подсветил лицо. Глаза закрыты, но дышит, хоть и прерывисто. Он лежал рядом с пультом управления. Он смог отключить исина.
Но тут, я вспомнил о своем маленьком звоночке, что тихонько продолжал позванивать. И мое дыхание стало тяжелым. Кислорода становилось все меньше и меньше.
Виктор отключил не только исина. Он отключил всю систему вместе с системой жизнеобеспечения. Склад больше не вырабатывал кислород. Нужно было срочно что-то предпринять. Но этим можно было заняться и чуть позже.
Я вновь наклонился над Виктором. Посветил фонариком в лицо, и он зажмурил глаза. Жив, да еще и в сознании. Но сильно истощен.
— Виктор, ты меня понимаешь?
Он не ответил, а лишь что-то промычал.
— Можешь показать четыре пальца? — я даже не знаю, почему попросил его сделать именно это.
На его лице растянулась улыбка. А я не сразу понял, отчего он улыбается. Опустил луч фонаря на его кисть и отчетливо разглядел, что он зажал все пальцы в кулак, кроме среднего.
— Дурак! — попытался я произнести серьезно, но не смог и расхохотался в голос.
Хотя, это было по правде смешно. С Виктором все было в порядке, раз он выловил секунду для шутки.
Четыре пальца. Четыре пальца. Меня сотрясало от смеха, который вырывался в виде тихих хрипов. Но, тем не менее, я смеялся.
Когда же, я утер со щеки слезинку и перестал смеяться, — хотя все еще широко улыбался, но да кто мог это видеть? — снял с себя куртку и подложил Виктору под голову.
— Отдыхай пока, шутник, — произнес я и встал за панель управления.
Попытался ее запустить, но ничего не вышло. Не знаю, что именно сделал Виктор, но вся система отказывалась работать. Она была повреждена. Кажется.
Улыбка тут же исчезла с моего лица. Кислород постепенно уходил. Да и давление Плутона в определенный момент могло просто сжать склад в один большой металлический шарик. Нужно было выбираться. Но ведь у нас еще есть и цель. Мы должны были собрать нужное оборудование. Ситуация значительно ухудшилась.
Но, наверное, из-за отчаяния я попытался включить систему вновь. Ноль эмоций. Совсем ничего.
— Черт! — ударил я кулаком по панели. — Черт!
Все катилось к чертям. Мы не успеем достать нужное оборудование в полной темноте. Нужно было выбираться.
Выбираться…
Мысль только сейчас пронеслась в голове.
Мы не могли вернуться. Устройство было подключено ко всей системе, а теперь в ней просто не было энергии. Все кончено. Зря мы отправились сюда. Зря!
— Эй! Кто-нибудь меня слышит?
Голос доносился откуда-то из центра управления. Кажется, от дальней стены, но из-за того, что голос резонировал от стен, казалось, что источник был повсюду.
— Эй! Я вас слышала! Вы здесь, я знаю! — продолжил кричать голос. — Помогите мне! Помогите мне выбраться!
Голос был женским. И он определенно доносился от человека. Даже устройство не могло передать столь живой голос. Это была женщина, которая просила о помощи.
Я высветил лучом фонаря большой металлический ящик. Неужели, голос доносился оттуда?
Подошел поближе.
— Да, я вас слышу! — кричала женщина. — Достаньте меня, пожалуйста!
Мне стало не по себе. Кто-то посадил человека в этот ящик? Как она там дышала?
Подошел еще ближе и аккуратно повернул ручку. Щелкнул замок, и дверца открылась.
Быстро осветил пространство фонариком и увидел лишь стеклянный куб, внутри которого находился шар, посреди которого был дисплей, освещавший ящик вместе с моим фонариком.
От куба шли провода, проходящие ящик насквозь и, как я мог предположить, связывались с главной системой склада.
— О! Мой спаситель! — послышался голос от шара.
Это был исин. Какая-то из самых совершенных моделей. И что самое главное, с встроенным модулем эмоций, что было запрещено практически во все времена существования исинов.
— Доставай меня быстрее! — продолжил болтать шар. У нее был женский голос, достаточно молодой. И что я отметил, исин говорил на русском. — Давай-давай! Я только сейчас поняла, что вы заставили заткнуться этого старого хрыча. Он, наверное, вам дал попотеть. А я ведь говорила вашим, что он даст поплясать. Робер был безумен, а не я! Но мне даже не позволили высказаться. Так, о чем это я?
Исин болтал так быстро, что я еле поспевал переводить для самого себя ее речь.
— Давай доставай меня уже!
А я сидел перед открытым ящиком на коленях и смотрел на то, как пляшут на экране какие-то символы, да слушал, что болтает этот исин. И честно, я был немного не в себе. Это удивило бы не только меня. И, наверное, тот вопрос, который позже слетел с моих губ, слетел бы и с губ других, пребывая в неописуемом шоке.
— Ты вообще кто?
Исин замолчал. Но ровно на секунду.
— Я то? Ах да, где же мои приличия. Я дочь Надежды, может, слышал о такой? Ваши звали меня «Hope»[3]. Но мне никогда не нравилось это произношение: «Хоуп». Поэтому, лучше зови меня Надей, Надькой, Наденькой, как тебе больше нравится.
А я продолжал пребывать в шоке. В голове просто не укладывалось то, что я только что наблюдал, да и слышал.
Надя, значит. Наденька.
Хм, Хоуп.
— Э-э-э… — протянула Хоуп. — Ты чего встал-то, как вкопанный? Доставай меня, говорю! Или ты жить расхотел?
— Что? — маска удивление заняло место моего лица. — То есть, жить расхотел?
— Ох! — эта Хоуп оказалась очень болтливой, что я все еще не мог к ней привыкнуть. А все эти вздохи и нечленораздельные звуки, что она издавала, и вовсе были чем-то диковинным. — Вы Робера отрубили, так?
— Какого Робера?
— Исина, что складом руководил, — в голосе Хоуп мелькнули нотки раздражения, что тоже казалось удивительным и даже невозможным.
— Кажись, так.
— Ну, во-о-от! — растянула она слово, словно объясняла что-то очень сложное для трехлетнего ребенка. — Он отвечал за всю систему, а заодно и за жизнеобеспечение. Систему не включишь, не включив Робера. А значит, если хочешь жить и продолжать дышать полной грудью, — пауза. Это было вообще чем-то до ужаса диким. Чтобы эта болтунья смогла замолчать? Да, никогда. И, собственно говоря, я только потом понял, во что выльется эта маленькая пауза. Лучше бы и не узнавал. — БЫСТРО ДОСТАНЬ МЕНЯ ИЗ ЭТОГО ГРЕБАННОГО ЯЩИКА И ПОДКЛЮЧИ К СИСТЕМЕ!
От этого неожиданного крика, я просто упал назад, а глаза мои, если бы кто-то мог их видеть, выражали вполне ясный ужас.
Но Хоуп быстро исправилась и как-то очень ласково произнесла:
— Пожалуйста.
Не хватало еще того, чтобы ее экран моргнул, тогда был бы вполне настоящий человек.
Но экран моргнул.
— Да, — произнес я и, уже достав из куба, а заодно и ящика, посмотрел в ее экран и добавил: — Мои приветствия, Хоуп!
Но лучше бы, я этого не говорил.
— НЕ СМЕЙ ТАК МЕНЯ НАЗЫВАТЬ! — прокричала она, что у меня волосы на затылке встали, а потом добавила уже другим, приятным, голоском: — Извини. Просто не люблю, когда меня так зовут.
