Маленькая Хромуша научилась ловко уворачиваться от затрещин и огрызаться на каждое слово, бранные словечки то и дело слетали с языка. Да, видно, покойный Красавчик успел здорово избаловать нахальную девчонку, что за манеры у жалкой калеки – побирушки – смотреть таким высокомерным взглядом? А может, паршивка просто двинулась умом, узнав о смерти брата, иначе с чего она вбила в свою пустую голову, что Жак не помер и непременно явится за ней? Все слышали, как получив от своей надзирательницы пощечину, Берта крикнула, что когда Красавчик вернется, то перво – наперво свернет шею Бертиль. Вот дрянь! Недаром говорят: «Бочка от селедки селедкой и воняет», вся в братца! И упрямство, и заносчивый взгляд, с таким норовом вряд ли доживет до старости, как и он.
Наступившая весна не сделала жизнь обитателей трущоб легче; конечно, больше не приходилось подпрыгивать на месте, чтобы согреться, но снежные сугробы под лучами весеннего солнца мигом превратились в целые потоки грязной каши. Ноги тонули в холодном месиве по самую щиколотку, и как не прихватывай юбки, уже через несколько минут подол насквозь пропитывался водой. Берте из – за хромоты приходилось тяжелее всех, стоило бедняжке нащупать правой ногой твердую почву, как левая оказывалась по щиколотку в луже, и сабо тотчас наполнялось водой, словно таз для умывания. Но никому не было до этого никакого дела. Вот еще нежности, мокрая одежда! К тому же промокшей насквозь маленькой хромуше охотнее дадут несколько су, уж больно жалостный у нее вид.
И Берта, насобирав изрядную сумму, преспокойно вновь отправлялась в трактир. Из сострадания кухарки частенько пускали девочку в кухню, где она устраивалась поближе к плите. Пока она с наслаждением уплетала горячий суп, от мокрого подола поднимались струйки пара.
Увалень Готран собирал дань два раза в день: в полдень и после вечерней мессы. Берта успела расстаться с деньгами, что выклянчивала с самого утра, и уныло брела по узкой улочке в квартале ремесленников. До арки, где она хранила свой клад, было далеко, и девочка успела изрядно проголодаться и замерзнуть. Возле лавки бакалейщика стояла аккуратная повозка; опрятный работник с непокрытой головой и пышными усами седлал лошадь. Вскоре из дома вышла женщина в длинной накидке из полушерстянки и баулом, обвязанным бечевкой. Она уложила поклажу в повозку и протянула работнику монету.
– Готово, Марциал? – Вот плата за сено и сарай для моей лошадки.
– Благодарю, госпожа Мартен, – поклонился работник. – Стало быть, отправитесь домой, так и не погостив толком?
– Да, Марциал, с меня достаточно, ноги моей здесь больше не будет! Я так и заявила с утра дочери и зятю, этому пройдохе Огюстену! Я слышать о них больше не желаю!
Берта смекнула, что можно поживиться и как всегда, припадая на левую ногу, заковыляла к женщине, заранее состроив слезливую гримаску.
– Добрая госпожа, – заученно писклявым голосом прогнусила она, – Смилуйтесь над бедной калекой, два – три су – не такие большие деньги для вас, а мне бы помогли не помереть с голоду.
– Пошла прочь, паршивая попрошайка, – крикнул работник. – Не вздумайте давать денег, госпожа Мартен, весь город так и кишит этими лгунишками, что изображают увечных и больных, лишь бы выманить пару монет.
– Если ты слепой, словно крот, так найми себе поводыря! – Грубо огрызнулась Берта, – Я не лгунья!
И девочка без всякого смущения задрала свою жалкую юбчонку до колен.
Работник, опешив от резких слов, только рот открыл, а женщина, нахмурившись, подошла к Берте.
– Негоже девочке задирать юбки посреди улицы, правду можно доказать и словами.
– А что же мне делать, если я и впрямь хромая? – Насупилась Берта.
– Бедняжка, есть у тебя родители?
– Ха, будь у меня семья, стала бы я таскаться по сырым грязным улицам до самого вечера?
– Сколь же тебе лет, детка?
– Думаю, скоро сравняется семь, мадам.
– Удивительно, – покачала головой госпожа Мартен, – Если бы ты была опрятно одета и чисто умыта, то походила бы на мою пропащую дочку, когда она была такой маленькой, как ты. Так ты и впрямь сирота, малышка?
– Я могу поклясться на распятии, видите, у меня даже крестик есть. – Пробормотала Берта, выуживая из – за пазухи грязный шнурок.
– Ах, Святая Урсула, вот несчастье. Послушай, детка, я бы взяла тебя с собой. Я живу одна, с тех пор как моя дочь вышла замуж и переехала в город, а муж мой помер в прошлом году. И вечерами уж очень тоскливо делается на душе. Вот и подумалось, не взять ли приемыша.
Маленькое сердечко подпрыгнуло от радости. Вот удача, ее давно так и подмывало сбежать, но ускользнуть от соглядатаев Каторжника не так – то просто. Неужто Господь решил подарить ей такую возможность? Кто из прислужников хозяина обратит внимание на повозку? Лишь бы уехать подальше от города, а уж от мадам, что развесила уши и пожалела, сбежать будет легче легкого. И Берта тотчас согласно кивнула.
– Ну, не будем медлить, до моей деревни путь неблизкий, я хотела добраться до постоялого двора засветло. – Сказала женщина, приоткрыв полу повозки.
Берта юркнула внутрь и сквозь щелочку увидала, как на улице показалась пара ребятишек и Готран. Девочка похолодела от страха и замерла, затаив дыхание.
– У вас доброе сердце, госпожа Мартен. – Уважительно сказал работник. – Не каждый решится взять с улицы сироту.
– Ах, Марциал, видно, Господь решил, что я должна исправить свои грехи, раз я воспитала дурную дочь, так может, из несчастного ребенка смогу вырастить достойного человека. – Вздохнула женщина, усаживаясь на козлы.
Работник и госпожа Мартен раскланялись друг с другом, и повозка двинулась в путь. Проезжая мимо Готрана, телега едва не задела его плечо, и Берта всем телом приникла к деревянному сидению. Но увалень лишь равнодушно скользнул взглядом по вознице. Кому могло прийти в голову, что Хромуша находится в двух шагах от своего надзирателя.
Берту хватились далеко за полночь, Бертиль с бранью накинулась на глупого увальня. Вот осел! Куда он смотрел, если девчонки до сих пор нет? Видно, собрал выручку и посиживал в трактире, наедаясь до отвала, да лакая вино. Готран слабо огрызался в ответ, почем ему знать? Паршивка, наверное, засмотрелась на витрины нарядных лавок в чистом городе, да не собрала ни одного су. Теперь прячется где – нибудь по близости, опасаясь наказания. Два стаканчика вина на время примирили спорщиков, но через час, когда с промысла окончательно вернулись все обитатели галерей, сам Готран перепугался не на шутку. Как бы Хромуша не боялась наказания, уж ночевать – то ей точно негде, не станет же маленькая грязнуха спать на улице в эдакую погоду. Растолкав успевших задремать ребятишек, Бертиль и Готран засыпали их вопросами, но все твердили, что после полудня Хромушу никто не видел. Пресвятая Дева, неужели девчонку раздавил экипаж знатных господ, что носятся быстрее ветра, или она утонула, свалившись в реку? Да, но до пристани слишком далеко, вряд ли Берта отправилась в такой путь. Один из мальчишек, Арман по прозвищу Крысенок, округлив глаза, пробормотал – а что, если Хромушу утащили ведьмы на свой шабаш, чтобы напиться крови? Звонкая оплеуха от Бертиль начисто отвергла такое происшествие.
Толстое и глуповатое лицо Готрана побледнело, когда настало время доложить хозяину об этом деле. На дрожащих ногах направился он к заветной двери, отчаянно вспоминая хотя бы пару фраз из молитвы. Видно, этого оказалось достаточно, чтобы святые сжалились над бедолагой – звериный рев Каторжника из – за прикрытой двери ясно дал понять, что у хозяина случилась неприятность посерьезнее, чем пропажа маленькой Хромуши.
Лицо Гастона Перрена, и без того уродливое, пылало, словно опаленное огнем. Глаза налились кровью, одна щека дергалась, словно изнутри ее сжимали клещами. Два часа назад он получил крайне неприятное известие: бесследно исчез пройдоха – ювелир со всеми вещами, не оставив в комнате даже свечного огарка. Хозяйка дома только хлопала глазами и все, что она могла рассказать, только как отправилась в церковь, а вернувшись, не застала квартиранта и его вещей. Деньги она получила еще три дня назад и оттого не стала бить тревогу. Вот если бы господин Дагне сбежал, не уплатив…
– Тупая индюшка! – Бесновался Перрен. – У нее из – под носу исчез жилец, а она и ухом не повела!
– Хозяин, Аристид Дагне улизнул из – под вашего носу. – Неосторожно проронил Мишель Деревяшка. За что тотчас оказался облит вином с головы до пят, Каторжник запустил в него бутылкой, от которой старику удалось счастливо увернуться.
Не успели утихнуть страсти, как явился Метью Трепач с побелевшими от страха глазами и сообщил, что нашел Вертлявого в луже крови с перерезанным горлом.