были заперты, невеста, скромно покрыв волосы, вернулась в отцовскую лавку, а жених в новом молитвенном облачении отправился в синагогу. Всё было в соответствии с брачным договором, который подразумевал, что отец должен учиться, молиться и наполнять дом духом благочестия в обмен на пансион, проживание и беззаветную преданность своей жене и всей её семье.
Все заинтересованные стороны вступили в эту сделку по доброй воле, поскольку знали, чего хотят. Но прошло не так много месяцев, и восемнадцатилетний жених начал понимать, что не ощущает в себе той жажды к слову Закона Божьего, которую он должен был испытывать. Он чувствовал скорее жажду жизни, которую всё его учение утолить не могло. Он не был достаточно подготовлен для того чтобы анализировать свои собственные мысли с какой бы то ни было целью; он не был достаточно опытен, чтобы понять, куда эти мысли вели его. Он знал лишь, что не чувствовал тяги к молитве и посту, что Тора не вдохновляла его, и дни его были пустыми. Жизнь, которую он должен был вести, опостылела ему, но другой жизни он не знал. Он стал вяло посещать синагогу, навлекая на себя упреки семьи. Среди прилежных учеников стали ходить слухи, что зять Рафаэля Русского не отдавался изучению священному книг с должным рвением. Все знали, что у него был хороший ум, но вот духа ему, видимо, не хватало. Мои бабушка и дедушка перешли от удивления к негодованию, от увещеваний к взаимным упрёкам. Не прошло и полгода с момента свадьбы моих родителей, как дом дедушки разделился на две фракции, раздираемые разногласиями. Ибо, хотя моя мать и симпатизировала своим родителям и ощущала себя лично обманутой из-за отсутствия благочестия у моего отца, она считала своим долгом встать на сторону мужа, даже выступая против родителей в их собственном доме. Моя мать была одной из тех женщин, которые всегда подчиняются высшему из известных им закону, даже если это приводит их к гибели.
Как случилось, что мой отец, на которого с раннего детства смотрели как на подающего надежды учёного, не оправдал ожиданий своего окружения? Это случилось так же, как и то, что волосы стали виться на его высоком лбу – он таким родился. Если люди были разочарованы, то это из-за того, что они основывали свои ожидания на неправильном представлении о его характере, ибо мой отец никогда не стремился к крайнему благочестию. Благочестие приписывали ему его мать, его ребе, его соседи, когда видели, что он толковал священное слово с большим пониманием, чем его одноклассники. Он не виноват в том, что его народ путал учёность с религиозным пылом. Обладая живым умом, он с радостью находил ему применение, и получив лишь один предмет для изучения, он стремительно делал успехи в этом направлении. Если бы ему когда-нибудь предложили выбор между религиозным и светским образованием, его друзья рано узнали бы о том, что он не рожден быть равом. Но поскольку развивать свои умственные способности он мог только в хедере, он из года в год достигал новых высот в изучении иврита. Это привело к тому, что свидетели его достижений, ввиду предвзятости своих представлений, начали видеть ореол благочестия, витающий вокруг его головы, и введённая в заблуждение богатая семья согласилась на союз своей дочери с ним ради славы, которой он должен был достичь.
Когда выяснилось, что зять не собирается становиться равом, дедушка уведомил его, что ему придётся без промедления взять на себя обеспечение собственной семьи. Поэтому мой отец начал серию экспериментов с оплачиваемыми профессиями, ни для одной из которых он не был квалифицирован, и ни в одной из которых он не преуспел надолго.
Моя мать была с моим отцом как равный партнер и помощник во всём, чем он пытался заниматься в Полоцке. Они пытались держать придорожную гостиницу, но были вынуждены оставить это дело, поскольку такая жизнь была слишком тяжелой для моей матери, которая ждала своего первого ребенка. Вернувшись в Полоцк, они открыли за свой счёт лавку, но и здесь потерпели неудачу, потому что мой отец был неопытен, а моя мать, которой теперь нужно было ухаживать за младенцем, не могла уделять должного внимания работе. Более двух лет прошли в этих экспериментах, и в промежутке родился второй ребенок, что увеличило потребность родителей в доме и надежном источнике дохода.
Тогда было решено, что отец должен попытать счастья в другом месте. Он путешествовал на восток до Чистополя на Волге и на юг до Одессы на Черном море, пробуя себя в различных профессиях в рамках обычных еврейских ограничений.
В конце концов, он получил должность помощника суперинтенданта на винокурне с зарплатой тридцать рублей в месяц. Это был приличный заработок в то время, и он планировал, что к нему приедет семья, когда неожиданно умер мой дедушка Рафаэль, оставив мать наследницей прибыльного дела. После этого отец вернулся в Полоцк, его не было дома почти три года.
Поскольку моя мать с детства обучалась торговому делу, в то время как у моего отца опыта было совсем мало, управление лавкой она, естественно, взяла на себя. Она была так же успешна, как её отец. Люди продолжали называть ее Ханна Хайе Рафаэля, и под этим именем она пользовалась большим уважением в деловом мире. Ее старший брат теперь был важным купцом, и заведение моей матери постепенно расширялось; так что, в целом, наша семья занимала прочное положение в Полоцке, и многие нам завидовали.
Мы были почти богаты по меркам Полоцка того времени, конечно, нас считали состоятельными. Мы переехали в более просторный дом, где было место для ночлега иногородних покупателей и конюшня для их лошадей. Мы жили так же хорошо, как и все люди нашего класса, и, пожалуй, даже лучше, поскольку мой отец привёз домой из путешествий вкус к более роскошной жизни, чем та, что была принята в Полоцке. У моей мамы был повар и няня, а также дворник – человек, который работал на улице, заботился о лошадях, корове и запасал дрова. Двери нашего дома были открыты круглый год, насколько я помню. У нас всегда гостили кузены и тёти, а по праздникам собиралось множество друзей всех мастей. А в крыле, отведённом для деловых нужд, не иссякал поток приезжающих и уезжающих гостей – купцы, торговцы, коробейники, крестьяне, солдаты, мелкие государственные чиновники. Это был вечный аншлаг, особенно во время ярмарок и в период призыва на военную службу.
В семейном крыле тоже событий хватало. Там жили мы,
