один семестр, он попытался продолжить свою учёбу, иногда в Юховичах, иногда в Полоцке, в зависимости от возможностей. Он отправился в Полоцк вместе с отцом, трясясь в телеге по изрезанной колеями дороге. Он как мальчишка радовался цыганской жизни, зеленому лесу и летней грозе, а его отец уныло сидел рядом, не видя ничего, кроме костного шпата на суставах лошади и грязи на дороге.
О детстве отца мало что можно рассказать, так как большую часть времени он проводил в школе. Вне школы он отличался весельем в игре, дерзостью в озорстве и независимостью во всем. Но времени на игры у мальчика в Юховичах было так мало, а его ресурсы были настолько ограничены, что даже жизнерадостный юноша, вступая в пору преждевременной зрелости, не жалел о быстро пролетевшей молодости. Так что мой отец уже в возрасте шестнадцати с половиной лет прислушался к вкрадчивому голосу шадхана.
Действительно, давно пора жениться. Родители содержали его до сих пор, но у них было две дочери на выданье, и ни гроша не отложено на их приданое. Стоимость обучения моего отца, по мере того как он продвигался вперед, достигла семнадцати рублей в семестр, и бедный ребе редко получал зарплату в полном объеме. Безусловно, учёность моего отца была его богатством – со временем она станет его опорой, но пока плата за его питание и одежду тяжёлым бременем лежала на плечах его родителей. Пришло время найти обеспеченного тестя, который будет содержать его, его жену и детей, пока он будет продолжать обучение в семинарии.
После обычных переговоров родителей с брачными посредниками, мой отец был обручен с дочерью гробовщика в Полоцке. Девушка была слишком старой – полных двадцать лет – но за ней давали триста рублей приданого, с предоставлением питания и полного пансиона после свадьбы, не говоря уже о красивых подарках жениху – всё это с лихвой компенсировало возраст невесты. Семья отца, вплоть до самого бедного кузена, одобрила его выбор, и мальчик был счастлив, впервые в жизни он носил часы с цепочкой и хороший сюртук по будням. Что касается его невесты, то он не мог иметь против неё возражений, так как видел её только издалека и никогда с ней не разговаривал. Когда пришло время начать подготовку к свадьбе, в Юховичи пришла весть о смерти наречённой, и казалось, что все планы моего отца на будущее рухнули. Но у гробовщика была еще одна дочь, девочка тринадцати лет, и он давил на моего отца, чтобы тот женился на ней вместо сестры. В то же время брачный посредник подобрал отцу другую невесту, и нищие кузены моего отца снова стали важничать.
Так или иначе, моему отцу удалось вставить своё слово на последовавших за этим семейных советах, у него даже хватило духу выразить явное предпочтение. Он не хотел больше никаких дочерей гробовщика, он хотел рассмотреть пару, предложенную шадханом. Серьезных возражений со стороны кузенов не было, и отец обручился с матерью.
Вторым выбором стала Ханна Хайе, единственная дочь Рафаэля, по прозвищу Русский. Её воспитание сильно отличалось от воспитания Пинхаса, внука Исраэля Киманьера. Она никогда не знала ни дня нужды, никогда не ходила босиком в силу обстоятельств. Семья занимала в Полоцке важное положение, у её отца был уютный дом и прибыльное дело.
Процветание прозаично, поэтому я лишь бегло расскажу об истории семьи моей матери. Мой дед Рафаэль, рано оставшийся сиротой, воспитывался старшим братом в деревне неподалёку от Полоцка. Брат, как и полагается, отправил его в хедер, а в юном возрасте обручил его с Деборой, дочерью некоего Соломона, торговавшего зерном и скотом. На момент помолвки Дебора еще не достигла подросткового возраста, она была настолько глупа, что боялась своего жениха. Однажды, когда она выходила из магазина с бутылкой жидких дрожжей, она вдруг столкнулась лицом к лицу со своим суженым и так перепугалась, что уронила бутылку, пролив дрожжи на своё красивое платье, и побежала домой в слезах. В тринадцать лет она вышла замуж, что хорошо сказалось на ее поведении. Больше я не слышала о том, чтобы она убегала от мужа.
На момент заключения брака у бабушки, помимо приданого, было ещё кое-что примечательное – её семья. Её отец был настолько оригинален, что нанял репетиторов для своих дочерей – сыновей у него не было – и позволил им обучиться основам трех или четырех языков и азам арифметики. Ещё большей чудачкой была её сестра Ходэ. Она вышла замуж за скрипача, который постоянно путешествовал, играя на постоялых дворах и в трактирах по всей «дальней России». Не имея детей, она должна была коротать свои дни в посте, молитве и стенаниях. Вместо этого она сопровождала мужа в его поездках и даже имела смелость наслаждаться их волнующей, разнообразной и суматошной жизнью. Мне в последнюю очередь следует винить мою двоюродную бабушку, ибо её неадекватное поведение дало дедушке шанс получить работу, плоды которой сделали моё детство таким приятным. Несколько лет мой дед ездил в обозе Ходэ, в качестве шохата, снабжающего их маленькую труппу кошерным мясом в нечестивых дебрях «дальней России», и благодарная пара так щедро его вознаграждала, что вскоре он смог накопить целое состояние в восемьдесят рублей. Дедушка решил, что пришло время остепениться, но не знал, куда вложить свои сбережения. Чтобы решить эту проблему, он совершил паломничество к ребе из Копистча, который посоветовал ему открыть лавку в Полоцке, и дал ему благословлённый грош, который нужно было хранить в кассе на удачу.
Благословение «хорошего еврея» принесло плоды. Дело моего деда процветало, и бабушка родила ему детей, нескольких сыновей и одну дочь. Сыновей послали в хедер, как и всех достойных мальчиков, кроме того, их учили письму и арифметике в той мере, которая была необходима для ведения дел. Мой дед считал, что этого достаточно, более глубокие знания он считал несовместимыми с благочестием. Он был одним из тех, кто упорно сопротивлялся влиянию государственной школы и давал взятки правительственным чиновникам, чтобы те не вносили имена его детей в реестр школьников, как мы уже видели ранее. Отправляя сыновей к частному репетитору, где они могли учиться русскому языку, не снимая головной убор, он, несомненно, считал, что дает им всё необходимое для успешной деловой карьеры образование, и при этом без грубого нарушения благочестия.
Если сыновьям хватало чтения и письма, то дочери хватило бы и того меньше. Для моей матери наняли учительницу за три копейки в неделю, чтобы та обучила её молитвам на иврите, а
