насмешки, крики…
Лающие гоблины Толкина превозносят физическое насилие и механизированное вооружение: «…гоблинов всегда зачаровывали механизмы, колеса, машины и взрывы»[38]. Они шутят, бахвалятся, как отвратительные викинги, и поют, сжигая пихты. На первый взгляд пение звучит как простая угроза — гномов будто бы готовят на съедение, однако в контексте пережитого Толкином на линии фронта и последующих нацистских зверств песня звучит чудовищно:
Пеки их и поджаривай, жги их и суши!
Пока бороды их не вспыхнут, пока не запекутся глаза.
Пока волосы не пропахнут дымом, пока не треснет кожа,
Не растопится жир, не почернеют кости
и не лягут угольями
под небом!
Так умрут гномы…
Когда осознаёшь, что впоследствии Толкин будет называть гномов «семитским» народом и что в их языке есть нотки древнееврейского, кровь стынет в жилах.
◆
В самом центре повествования — ключевой эпизод с игрой в загадки. Он опирается на более ранние источники. Загадки — важная особенность англосаксонской поэтической культуры. Британский писатель и критик Адам Робертс называет их англосаксонским ритуалом власти. В Эксетерской книге X века мы находим девяносто пять примеров загадок, рассеяны они и по другим манускриптам. С точки зрения англосаксов, загадки давали возможность блеснуть остроумием и лингвистической находчивостью, поиграть со словами и множественностью смыслов. В загадках проявляется поэтическое воображение, уходящее корнями в метафоры, символы и аллегории, а также вкус к прозопопее — наделению неодушевленных вещей способностью действовать и говорить. Загадки часто сводят вместе непохожие образы и фигуры — во многом это справедливо и в «Хоббите», где встречаются Бильбо и Голлум. Англосаксонские загадки, таким образом, — это свежая нотка на фоне фатализма и печали большинства стихов Средневековья, хотя Толкин тут же вводит почти непреодолимое чувство угрозы, заставляя Бильбо поставить на кон свою жизнь. Шипение Голлума — «Ес-с-сли моя прелес-с-сть с-с-спрос-с-сит, а он не отгадает, моя прелес-с-сть его съес-с-ст» — безусловно, лучшая фраза Энди Серкиса в фильме Питера Джексона «Хоббит: Нежданное путешествие» (2012).
Прежде чем рассматривать загадки, стоит приглядеться к самому Голлуму, одному из наиболее запоминающихся творений писателя. Это существо и до словесного поединка с Бильбо говорит загадками, обращаясь к себе на «мы», «нас» и «моя прелес-с-сть». Американский лингвист Констанс Хайетт утверждает, что в древнескандинавском языке золото называли существительным среднего рода gull или goll, а падежная форма gollum могла бы означать «золото, сокровище, что-то драгоценное». Слово может означать и «кольцо», указывая в таком случае, что Голлум совершенно отождествляет себя с Кольцом Всевластья, что они неразделимы. Личность Голлума не является цельной — она представляет собой узел из фрагментированных и взаимозависимых черт характера, выстроенных вокруг Кольца. Во «Властелине колец» проявляется Смеагол, и все становится совсем уж странным, но и в «Хоббите» Голлум нелеп и внутренне расколот, пусть и с оттенком мрачного юмора. Последующее развитие персонажа шло рука об руку с проработкой темы Кольца, поэтому к изданию 1951 года — «Властелин колец» был тогда фактически завершен, но еще не опубликован — Толкин пересмотрел большинство глав повести, где он присутствует. «Хоббит» не был окончательным текстом и менял форму под влиянием последующих произведений. История была переписана.
◆
Голлум любит играть в загадки почти как древнескандинавские боги. Один из умнейших и проницательных толкователей творчества Толкина Адам Робертс отмечает, что автор «Хоббита» тоже наполнял свои письма «играми, остроумием и головоломками, призванными отвлечь и развлечь адресата», а еще для того, чтобы одурачить его и ввести в заблуждение.
Источники загадок, которыми обмениваются Бильбо и Голлум, обнаруживаются в древнескандинавской и средневековой литературе, в Эксетерской книге, в традиционных детских песенках. Хотя английский литературовед и писатель Том Шиппи полагает, что у Голлума они в основном древние и более зловещие, а у Бильбо — скорее домашние, надо сказать, что происхождение всех загадок в «Хоббите» окончательно не установлено, а предложенные источники весьма отличаются по интонации. Например, загадка-четверостишие, начинающаяся с «Без голоса кричит», могла быть заимствована из Эксетерской книги, но у Голлума в ней всего девять слов, а в англосаксонском манускрипте — затянутый текст с упоминанием ветра, дождя, грома и молнии, и ответ на нее — вселенский потоп, а не «ветер», который встречается лишь в перечислении.
Загадку о темноте и яйце Толкин мог позаимствовать из древнескандинавской «Саги о конунге Хейдреке Мудром» (Saga Heiðreks Konungs ins Vitra), где король готов Хейдрек соревнуется с бросившим ему вызов человеком по имени Гестумблинди, а на самом деле — с переодетым богом Одином. Но и здесь загадки, которыми они обмениваются, сильно отличаются от версий из «Хоббита». В саге, в частности, правильный ответ — не «темнота», а «туман», что наверняка не удовлетворило бы Голлума. Одну загадку Бильбо сочиняет прямо на ходу, обыгрывая древнеанглийские слова. Чтобы догадаться про солнце, светящее на маргаритки, надо знать, что англосаксы называли этот цветок «глаз дня» — dæges éage.
Получается, мы имеем дело с целой коллекцией разнообразных и очень любопытных вещей. Дважды подразумевается один и тот же ответ — «рыба», но во втором случае у загадки есть классический источник: Сфинкс загадывает ее Эдипу. Толкин характерно для себя связывает это воедино во «Властелине колец». Голлум там ловит Кольцо на удочку, и рыбалка становится судьбой[39].
Итак, у игры в загадки очень специфическая смесь источников и влияний. Сам Толкин намеренно затуманивает дело, прямо и намеками заявляя, что происхождение всех загадок Бильбо и Голлума можно проследить, или же утверждая, что все, кроме двух, придумал он сам[40].
Как уже отмечалось, загадки не только разнообразны и происходят из различных узнаваемых категорий вроде фольклора и детских стишков, но еще и не ограничены конкретным историческим периодом, так как взяты не только из древнескандинавских или англосаксонских произведений. Это опять напоминает Хорхе Луисе Борхеса, любителя англосаксонского языка и фэнтези. В эссе «Аналитический язык Джона Уилкинса» Борхес приводит вымышленный рассказ о некой китайской энциклопедии, которая противоречит традиционным представлениям о справочной литературе, обходит устоявшиеся границы. Животные в ней делятся: на a) принадлежащих императору; б) забальзамированных; в) прирученных; г) молочных поросят; д) русалок; е) легендарных; ж) бездомных собак; з) тех, которые включены в эту классификацию; и) трясущихся как сумасшедшие; к) неисчислимых; л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьего волоса; м) прочих; н) только что разбивших цветочную вазу; о) издалека напоминающих мух.
Предполагаю, что Толкин сознательно и тонко вводит в игру загадок несколько ложных следов. То, что кажется одним большим намеком на культуру англосаксов, на деле представляет собой разнородный набор источников от медового зала викингов до детской комнаты — и здесь невольно вспоминаются языковые фокусы «Алисы в Зазеркалье». Если подбирать слово в англосаксонском духе, это своего рода «переигрывание». Продолжительная игра рассчитана
