— Превосходно, — сказал он, выхватывая у меня из пачки сигарету. — Еще одна гипотеза исключена.
Мы покурили и вернулись в лабораторию. Работа что-то не клеилась, но я все же занялся разблокированием хронодеклинатора. Возня с отверткой и тестером всегда успокаивает мои нервы.
По четвергам Ленка обычно уезжала в город по библиотечным делам, так что мы с Джимкой сами пообедали, а потом я вывел пса погулять.
Был ранний вечер, такой тихий, что я слышал, как дятел долбит сосну в Нащокинском лесопарке, за два километра отсюда. Я мирно шел по тропинке и бормотал нашу походную песню:
«Выйду я с собачкой погуля-а-ти.Эх, да, эх, да в лес зеленый поброди-и-ти.Се-бя людям показати».
Джимка носился, как угорелый. Подбегал ко мне, тыкался влажным носом в руку, и снова его темно-серое тело мчалось среди берез, точно стрела, спущенная с тугой тетивы.
Так мы дошли до коттеджа, в котором жил Виктор. Джимка скромно уселся на крыльце, а я вошел в комнату.
Виктор сидел за столом и делал дудочку из камышинки. Он даже не оглянулся на меня.
— Пошли погуляем, старик, — сказал я.
Виктор сунул свою дурацкую свистульку в рот и извлек из нее печальный звук. Затем он скосил на меня карий глаз.
— Не та частотная характеристика, — сказал он и снова принялся ковырять дудочку ножом.
— Пошли погуляем, — повторил я.
— Не хочу. Сейчас Шадрич придет играть в шахматы.
И тут же вошел Леня Шадрич, который занимал комнату в том же коттедже, по соседству. Под мышкой у него была зажата книга.
Шахматы, так шахматы. Мы поблицевали несколько партий на высадку, вернее, Леня и я сменяли друг друга, а Виктор выигрывал подряд, да еще издевался над нами. Потом я все-таки вытащил их погулять — не хотелось сидеть в комнате в такой чудесный тихий вечер, пахнущий близкой осенью.
Мне приходилось сдерживать Виктора, который совершенно не умел гулять, но все равно мы летели с изрядной скоростью, к великой радости Джимки, полагавшего, по собачьей наивности, что мы это делаем для его развлечения.
Возле коттеджа Жан-Жака мы остановились перевести дух и пропустить машину, которая выезжала из гаража. За рулем сидел сам Жан-Жак в элегантном темно-сером костюме. Он благожелательно кивнул нам, проезжая мимо, и на повороте подмигнул красным глазком стоп-сигнала. Впрочем, мое внимание привлек не Жан-Жак (он часто ездил по вечерам в город), а дядя Степа.
Я знал, что он присматривает за машиной Жан-Жака. Вот и сейчас дядя Степа запер гараж, степенно вытер руки платочком и, покосившись на нас, пошел своей дорогой.
Не хотелось упускать удобного случая. История с не дожатой кремальерой и следами возле ангара никак не шла у меня из головы. Я пошептался с ребятами, и мы в один миг догнали дядю Степу. Он не очень-то дружелюбно ответил на наши преувеличенно-радостные приветствия, но когда понял суть дела, сразу смягчился. А суть заключалась в том, что у Лени Шадрича сегодня день рождения (о чем сам Леня минуту назад не имел ни малейшего представления), и Леня решил отметить это дело и приглашает всех, кто пожелает, выпить за его здоровье. Тут я толкнул Шадрича локтем в бок, и он, смущенно заулыбавшись, подтвердил свое приглашение.
Дядя Степа для порядка слегка поотнекивался, ссылаясь на неотложные дела, а потом сказал:
— Ну что ж, надо уважить человека.
Мы прямиком направились в то самое кафе у пруда и принялись «уваживать человека». Леня Шадрич захмелел после первого же глотка и ужасно развеселился. Он читал вслух листок с «замеченными опечатками», вклеенный в книгу, громко хихикал и придерживал прыгающие очки. Виктор был настроен скорее мрачно. Молчал, брезгливо пил коньяк. Зато мы с дядей Степой разглагольствовали в свое удовольствие. Он был отличным собутыльником, дядя Степа. Очень убедительно он объяснил мне, что нигде ему не было так интересно работать, как в нашем институты, потому что он, дядя Степа, ничто так сильно не уважает, как науку. Это была чистая правда.
— Раз так любишь науку, старина, — сказал я, — ты должен им помочь. Наука в опасности.
— Ну? — изумился он. — Кто же ей угрожает?
— Я уже говорил тебе. Кто-то по ночам крутится возле ангара. — Я подлил ему коньяку.
— Хватит. — Дядя Степа отодвинул рюмку; — Спасибо за угощение, хлопцы. Пора мне.
— Почему ты не хочешь сказать? Знаешь ведь.
— Не знаю я ничего. — Он встал. — Отвяжись, Калач.
— Нет, знаешь, — повторил я с пьяной настойчивостью. — Машина с двойными скатами ночью подъезжала. Все равно ведь мы узнаем кто, анализы проделаем.
Дядя Степа разозлился.
— И тогда что? — спросил он вызывающе.
Тут Виктор вдруг подал голос.
— Голову оторвем, — сказал он, — руки пообломаем и скажем, что так и было.
Эти слова произвели поразительный эффект. Дядя Степа прямо-таки рухнул на стул, глаза его так и забегали по нашим лицам.
— Братцы, — пробормотал он поникшим голосом. — Не виноват я, чем хотите клянусь… Он ее такую и привез…
Мы с Виктором переглянулись. Мы ничего не поняли, кроме одного: надо делать вид, что мы кое-что знаем, иначе Степа смекнет и…
— Значит, говоришь, он ее такую и привез? — осторожно переспросил я.
— Без головы, без рук, — мелко закивал дядя Степа. — Мне еще чудно стало… А я ее аккуратно брал, ничуть не обломал, как на духу…
— Где же она? — спросил Виктор.
— Я ему еще сказал… учтите, говорю, головы и рук у нее нет, чтобы не было потом нареканий на меня…
Как ни напрягал я свой мыслительный аппарат, ничего не мог я понять. Кто она? Кто он? Мне уже чудилось некое кошмарное преступление: труп женщины с отрезанными головой и руками…
— Ты не волнуйся, дядя Степа, — сказал я. — Мы тебя не обвиняем. Скажи только: где она сейчас?
— Да там же, у него в гараже.
— У него в гараже! У кого?!
Я встал и сказал, как только мог решительней:
— Ладно. Пойдем, покажи ее нам.
Степа заколебался.
— Ребята, не могу я… Он велел, чтобы я никому…
— Да не бойся, он ничего не узнает.
Мы расплатились и вышли из кафе. Уже порядком стемнело. В темном стекле пруда призрачно белели отражения берез, Я кликнул Джимку: «Пошел вон!», и он тотчас вынырнул из кустов, ткнулся носом мне в руку.
Да, забыл сказать: когда Джимке говорили: «Пошел вон?» он следовал за произнесшим эти слова. А чтобы выгнать пса, надо было ему сказать: «Джимочка, прошу вас». Так я его выучил — сам не знаю почему, из озорства, что ли.
Всю дорогу дядя Степа нервно оглядывался и бормотал: «Ну, будет мне на орехи». И вот он привел нас к гаражу Жан-Жака. Да, к личному гаражу Жан-Жака.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
