— …Не знаю, — смутился Леарза.
— Потому что они дали нам жизнь, — задумчиво пояснил тот. — И они балуют нас, как родители балуют единственного, с трудом зачатого ребенка. Нам разрешено все, вплоть до буйного припадка. Сет и Каин могут чисто по-человечески развязать драку. Никто из людей себе такого никогда не позволит: они старшие.
— Я не очень-то понимаю, Корвин.
— Потом, быть может, поймешь.
Снова зазвенели струны; Тильда вскинула русую голову.
— Может, уже хватит философии? — фыркнула она. — Сет, сыграй что-нибудь!
Тот послушно взял первый аккорд, а журналист выудил из сумки еще одну бутылку и протянул ее Леарзе. Больше уж никто о серьезных вещах не разговаривал; Тильда пела, высоким чуть хрипловатым голосом, Корвин принялся вполголоса пересказывать древние мифы обитателей Тойнгира, веривших, что Гвин-ап-Нуд — священная земля, и небо мягко плыло над ними, и можно было даже воображать, что никаких небоскребов, никакой цивилизации на этой планете вовсе нет, только эти четверо людей на пестром покрывале. Лишь много позже Сету позвонил, заставив его оборвать игру, Каин, уточнил, где их искать: все-таки приедет, подытожил тот. Леарза поначалу неохотно пил знакомый уже напиток, который в прошлый раз утаил от него остаток вечера в тумане, но потом все равно легкая дымка окутала ему взгляд, и к тому же совсем близко сидела Тильда, чье присутствие по-прежнему некоторым образом смущало его. После звонка Каина Сет отложил свой инструмент, и они с Корвином разговорились о чем-то: Леарза не слышал их, Тильда поинтересовалась, как у него с лекциями профессора, и он стал рассказывать ей. Она слушала-слушала, склонив голову набок, потом улыбнулась и невпопад как-то спросила его:
— Как тебе с нами? Не страшно? Ты, наверное, злился, когда узнал, кто мы такие на самом деле?
— Н-нет, — растерявшись, соврал он. — Ну, я… мне все еще немножко не по себе, когда я об этом думаю, но когда я с вами, я просто не могу этого помнить. Вы такие живые, как настоящие люди, и с вами мне даже лучше, чем с… ними.
— Значит, мы нравимся тебе?
— Да, — честно ответил Леарза. — Я забываю о том, что я одинок, когда я с вами. И… и ты красиво поешь.
Она негромко рассмеялась. А потом вдруг склонилась к нему.
Сердце у него пропустило удар; теплые чужие губы коснулись его собственных, на одно мгновение, и тут же исчезли. Она почти сразу отвернулась вовсе, а Леарза остался сидеть, как был, ошеломленно глядя в пустоту перед собой. Он не видел, что Корвин и Сет поднялись на вершину холма и стояли, задрав головы, а с неба опускался другой аэро. Сердце теперь наверстывало пропущенное.
Сам Каин спустился к берегу зеркального озера, огромный, будто древний позабытый бог Кэрнана, он шел широкими шагами по траве, увидев Леарзу и Тильду, поднял руку и громко возвестил:
— А вот и я! Не ждали?
— Уже и вспоминать перестали, — смешливо ответила ему Тильда, а Леарза только непонимающе уставился на него. Каин перевел взгляд с одной на другого и коротко хохотнул.
— Так я и думал.
— Ты расскажешь, чем был занят?
— Ни за что, это государственная тайна!
— Тьфу на тебя.
— Да я и так знаю, чем он там был занят, — протянул Сет, — сидел на станции, болтал с другими разведчиками. Я слышал, Таггарт вернулся с Эйреана, думал даже, не с ним ли ты пропадаешь.
— Если б с ним, то поминай как звали, — добродушно ответил Каин. — С ним как начнешь пить, так остановишься только на следующей неделе…Нет, хотя и Таггарт на станции тоже был сегодня, и Морвейн. Эй, Леарза, поедешь завтра с ним? Он, кажется, хотел тебе показать Дан Улад. Он там сам живет.
* * *
Ночи в пустыне редко совсем безмолвны. Ночи среди людских домов — и подавно. Ночи имеют свой голос, таинственно шелестящий в темноте, иногда пугающий, иногда завораживающий.
Но не ночь в Ритире.
Только холодный свет заливает комнату, в которой не существует иных звуков, кроме дыхания ее единственного обитателя. Жизнь здесь никогда не утихает до конца, но она немая, далекая, будто ненастоящая.
Он давно уже отучился бояться этого вида и смело подошел к самому стеклу, остановился на краю бездонной пропасти из огней, заглянул туда. До чего же безрассудно храбрым порой делает человека знание!.. Леарза твердо знал, что это стекло так просто не разбить, и мог стоять, сколько захочется, попирая ногами сияющий ад ночного города.
И пусть немного кружится голова.
Они возвращались из Гвин-ап-Нуда, еще когда царил ясный день, но солнце неумолимо быстро закатилось за горизонт, как по волшебству, и в Ритире уже был глубокий вечер, когда Леарза спускался с крыши в свою одинокую комнату; только тогда он почувствовал, насколько устал, и в то же время сама усталость будто не давала ему сомкнуть век, заставляла в смятении ходить по комнате туда и обратно.
О чем только они не говорили в тот день. С Каином и его товарищами было спокойно и легко, ничто не напоминало о том, что на самом деле они — машины, и можно было спрашивать их о таких вещах, о каких он опасался отчего-то заговаривать с профессором Квинном или даже с рыжим его помощником.
Они говорили о многом, и теперь Леарза следил за мелькающими огнями аэро и думал.
— Да, мне уже восемьдесят четыре года, — простодушно ответил тогда Каин на прямой вопрос, — из них добрых шестьдесят я работаю в ксенологическом, ха! Нет, что ты, андроиды тоже не живут вечно, хоть и подольше, чем люди, обычно лет по триста, но не больше того.
— И ты участвовал… в экспедициях на другие планеты? — тогда спросил его Леарза, когда в голове у него немного уложилось, что сидящий перед ним на покрывале человек — не человек, и ему уже под девяносто лет, хотя выглядит он не старше тридцати.
— Ну конечно! На самом деле у нас есть свои рейтинги, чтоб ты знал, и мы втроем, я, Таггарт и Морвейн, мы числимся одними из лучших разведчиков инфильтрационной команды, — похвастался андроид.
— Как хоть не сказал, что ты-то там самый лучший, — фыркнула тогда Тильда.
— Нет, увы, есть и покруче меня, так что мне есть куда расти, — бодро отмахнулся он.
— Скажи, — чуть взволнованно перебил их Леарза, — а как прошли те экспедиции? Ну, что стало с теми планетами? Они все разрушились?
— Ну да, — Каин пожал плечами. — В самой первой я не участвовал, ее открыли еще до моего появления на свет. Но ни для кого не тайна, что тогда случилось. Что, профессор еще не рассказывал тебе? Ничего, расскажет, он об этом знает, пожалуй, побольше моего, хотя и сам он тогда только появился на свет! Так вот, когда мы обнаружили первую планету, населенную людьми цивилизации типа Катар, мы ужасно обрадовались и вошли с ними в открытый контакт, прямо объявили о себе, приземлились на их планете и готовились уже к торжественной встрече, но эти сумасшедшие отчего-то решили, что мы их враги, и в первые же мгновения перебили всех, кто был в том корабле.
Леарза обескураженно молчал.
— Поскольку они умели выходить в космос, как и мы, ситуация приняла нежелательный для нас оборот, ха-ха! — продолжал беззаботный Каин. — Эти люди так и отказывались даже вступать с нами в разговоры, просто убивали, они выследили нас, и тогда, представь себе, даже на Кэрнане введено было военное положение и все ждали, что вот-вот они явятся сюда и всех уничтожат. У них были поистину опасные способности, друг мой, они умели силой мысли останавливать жизнедеятельность организма, и если им подобные могли этому противостоять, то у нас-то не было совершенно никакой защиты против них. Люди попросту падали замертво, стоило норниту обратить на них свое убийственное внимание, ха.
— Ну, как видишь, нам повезло, — добавил Корвин голосом потише, — и на самом Норне началась грызня. Мы так и не знаем, что именно там произошло, кажется, их верховного правителя попытались свергнуть какие-то заговорщики. В результате у них разгорелась гражданская война, все охотившиеся на нас солдаты вернулись на родину, и спустя всего несколько лет их планета погибла.
— Может, надо было помолиться за упокой их убийственных душ, — ехидно сказал Каин, — но мы, признаться, были так рады, что и не подумали об этом.
Леарза вздохнул тогда и отвернулся.
— А потом? Ведь были еще?
— Да, еще две, помимо Руоса, на которых я побывал лично! С ятингцами мы уже были настороже, но все-таки, пусть не сразу, вступили в контакт, они казались очень мирными ребятами, этакие непротивленцы злу, и действительно ятингца можно было бить, резать, отсекать ему конечности, а он и не вскрикнет: очень они слабо испытывали боль, будто тряпичные куклы. К нам они отнеслись тоже спокойно, и мы обрадовались, установили с ними дружеские отношения, хоть они и наотрез отказывались принимать наши технологии, разумеется. Да вот незадача, их массовое бессознательное никуда не девалось и было направлено куда-то вовнутрь себя, хоть мы тогда, конечно, еще ровным счетом ничего об этом не знали. Многие из этих смирных ятингцев начали сходить с ума и звереть, набрасывались на окружающих и убивали, а остановить их было ужасно сложно, я сам однажды лично вынужден был драться с таким товарищем и, честное слово, снес ему голову, а он еще какое-то время пытался убить меня, оставшись без такой важной части тела!