— А ты? — выпаливает быстрее всех Диана.
— А я что? Не знаю, что с этим делать должен.
— Нет, ты не орел, Балык! Ты тупень, — вновь поддевает друга Саша.
— Ну, а чё?
— Понятно же, что ты ей понравился, — поддакивает Диана. — А как тебе она?
— Да я не знаю… Когда успел? — мнется Боря. — Я ее вообще не запомнил. Ну, лицо точно. Да чё вы ржете? — возмущенно реагирует на новый взрыв хохота. — Кроме того, у нее же ребенок. Зачем мне эти проблемы?
В этот момент мне отчего-то становится неприятно. Обидно и за девушку, и за ее малыша.
Снова смотрю на Тихомирова, и в груди кислород стопорится. Интересно, он того же мнения? Ребенок — это проблема? Возможно, все мужчины так думают. Хотя нет, вот Костя другой…
— Да какие проблемы, олух? — выказывает противоположную позицию Саня. Знаю, что тон задает несерьезный. Нравится ему подтрунивать над Борей. И все же мысленно горячо его благодарю за то, что сама высказать не могу. — Почти твой же! Имя — твое, святой дух — твой… Осталось только фамилию бахнуть!
— Пошел ты! — бубнит Борис и тут же ухмыляется. От уха до уха. — Но на фотках, я так полистал, клевая дамочка. Прям такая… Ну такая… Прям ух… — уводя взгляд в крышу террасы, старательно подбирает слова. Все разом замолкают и, поджимая губы, ждут, что же он выдаст. — Сочная, знаете, такая… — очевидно, что описания даются Боре с большим трудом. И вдруг его как будто осеняет. Выкрикивая, тычет в меня пальцем: — Во, как наша Птичка! — Я под прицелом всеобщего внимания замираю, будто меня взаправду расстреливать собираются. — Сись… Я извиняюсь, грудь, конечно! Талия, бедра и жо… В общем, ого-ого какая фифа!
И не провалишься ведь под землю. Жизнь не дает таких поблажек. Более того, глядя на Тихомирова, ставлю себя в еще более неловкое положение. Не происходи все на его глазах, я бы еще смогла выдавить из себя усмешку. Но при нем капитально смущаюсь.
Особенно когда Тимур резко одергивает Бориса.
— Балык, — одно слово, но слышится в нем агрессия и даже ярость.
Напрягаются все, включая несчастного Борю.
— Ну… Соррян, — бросает на меня короткий взгляд. На самом деле будто и смотреть больше не решается. — Ничего дурного не имел в виду. Такая же красивая, ну!
— Надо в следующий раз пригласить Ингу, — старается разрядить обстановку Диана, пока все молчат. — Она холостая! Я интересовалась.
— А Полина, что, не холостая? — недоумевает Борис.
— Боже, Балык, — вздыхает Диана и прячет лицо в ладонях.
— Чё ж ты такой тугой? — качает головой Саша.
Все остальные тихо, будто осторожничая, посмеиваются. Одна я не понимаю их реакции. Неужели они знают про Костю?
— Ладно, уже поздно, — спешу в свою очередь замять нелепый инцидент. — Мише пора спать, — поднимаюсь.
— Но я совсем не устал, мамочка! — протестует малыш. Это при том, что последние минут двадцать только и делал, что зевал. — Давай еще посидим. Ну, пожалуйста!
— Нет, медвежонок. Пора.
Благо больше сын не спорит. Расстроенно склонив голову, выходит из-за стола. Уже собираюсь взять его на руки, как он вдруг вскидывает взгляд и выпаливает, прорезая возникшую тишину звонким голоском:
— Тогда пусть меня Тимур отнесет!
— Нет… — выдыхаю и замолкаю. В поисках аргументов машинально смотрю на Тихомирова. — Нельзя, — все, что, в конце концов, придумываю.
— Почему нельзя? Тогда я буду сидеть тут! У меня болят ноги, — исхитряется малыш.
— Давай, — тяну к нему руки. — Я тебя отнесу.
— Нет, — выкрикивает и отбегает.
Огибая стол, несется прямиком к Тимуру.
С замиранием в сердце наблюдаю, как Миша останавливается перед ним. Молча заглядывает в глаза. Не знаю, что за обмен между ними происходит, но Тихомиров так же молча встает и подхватывает малыша на руки.
У меня в груди что-то обрывается — больно, горячо и остро.
Какое-то время отец с сыном смотрят друг другу в лицо, и я вдруг замечаю, насколько они похожи.
Господи… Только слепец этого не заметит.
Кажется, вот-вот кто-то из присутствующих бросит это замечание в воздух, и произойдет взрыв.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дышать не могу, пока Миша обнимает Тимура за шею и, приникая к плечу, закрывает глаза. Хвала Богу, тот начинает двигаться, иначе я попросту бы задохнулась. На автомате желаю ребятам доброй ночи и спешу за Тихомировым.
Сердце продолжает трещать и натужно пульсировать, пока поднимаемся на второй этаж и доходим до двери комнаты.
— Уложи меня в кровать, — требует дальше сын. — Я уже чистый.
И Тимур шагает в мою спальню.
19
Птичка
Тимур опускает Мишу на кровать и застывает рядом, с каким-то новым для себя интересом изучая его личико. И вновь я чувствую, как внутри меня разрастается тревога.
— Посидишь, пока я не усну?
— Миша, — пристыжаю сына шепотом. И тотчас даю Тихомирову вольную: — Ты не обязан.
Хотя уверена, он и без меня более чем способен выйти из любого неудобного для себя положения. Вряд ли станет ориентироваться на чужие чувства. Будь то даже ребенок.
И, тем не менее, Медведь снова удивляет меня. Ничего не ответив, просто садится на край кровати рядом с Мишей и продолжает его рассматривать, даже когда он закрывает глазки и засыпает.
— Он не похож на тебя, — выговаривает Тимур какое-то время спустя, поднимая взгляд ко мне.
Я и без того не знала, что такого сказать, чтобы он покинул комнату, а тут и вовсе теряюсь. Не могу понять, к чему ведет. И какая ему, черт возьми, разница, на кого похож мой сын?
Молчу, пока Тихомиров встает. Малодушно надеюсь, что он просто выйдет. Но вместо того, чтобы пройти мимо меня к двери, Тимур останавливается. Нависая сверху, впивается взглядом теперь уже в мое лицо. Не уверена, что у меня получается хоть немного держать маску равнодушия. Я волнуюсь, и это наверняка заметно, даже несмотря на то, что я прячу взгляд.
— Он похож на своего отца? — окончательно ставит меня в тупик Медведь.
Голос спокойный, в нем не слышно обыкновенного человеческого любопытства. Но при этом чувствуется, что этот вопрос его по каким-то причинам волнует.
— Не знаю, — брякаю, струсив. Сама не понимаю, что меня так сильно пугает. И совсем уж запутавшись в эмоциях, примешиваю крайнюю чушь: — Я его не помню.
На лицо Тимура будто тень набегает. Мышцы приходят в движение, пока он сжимает челюсти и, агрессивно расширяя ноздри, медленно втягивает кислород. А в глазах возникает, будто огненное зарево, какой-то неясный проблеск эмоций.
Все это длится лишь несколько секунд. Мгновение, и Тихомиров вновь до жути хладнокровен.
— Если тебе правда настолько похрен, с кем трахаться, почему ты отказываешь мне?
Шок приводит меня сначала в оцепенение, а после в ярость.
— Пошел ты к черту!
Хочу быть сильной, но злость почти сразу же отступает. Жгучая обида выталкивает куда больше эмоций. Глаза наполняются горячими слезами, а нижняя губа предательски дрожит.
Пытаюсь отвернуться от Тимура, но он не позволяет этого сделать. Сковывает ладонями мои плечи и, приближая лицо, вынуждает смотреть в глаза.
— Ты не помнишь, от кого родила сына. А этот червь… Костя твой… Не понимаю, что ты в нем нашла, — грубо поясняет свою позицию.
— А я не понимаю, зачем ты мне это говоришь! Моя личная жизнь тебя не касается!
Только спящий сын останавливает меня от того, чтобы всерьез повысить голос. Потому что мне хочется кричать! И высказать Тихомирову все, что накопилось за эти четыре года. Возможно, даже ударить его за то, что вскрывает старые раны и причиняет раз за разом боль.
— Я хочу тебя, — повторяет так же просто, как и в прошлый раз.
И пока я задыхаюсь и цепенею от нового наплыва эмоций, запускает одну ладонь мне в волосы и прижимается ртом к моему рту.
Вместо выдоха с моих губ срывается какой-то странный звук: то ли стон, то ли всхлип. Я ощущаю, как он формируется в груди, и как, преодолевая привычный путь, покидает мой рот, но обозначить его природу не получается.
