— У меня есть идея, господин Гейер. Те, кто окопался на противоположном берегу реки — это же бельгийцы. Они говорят в принципе на том же языке, что и крестьяне из этой деревни. Возможно, у тех бельгийских солдат здесь даже есть подружки. Вы же знаете, как ведут себя солдаты. Особенно если границей служит всего лишь вода…
— К чему вы клоните? — нахмурился Гейер.
— Они же не будут стрелять в сельских жителей, верно ведь? — сверкнув глазами, бросил Шварц и быстро объяснил свой план.
— Великолепно! — воскликнул Гейер, — это отличная мысль, Шварц! — Он с энтузиазмом похлопал его по спине. — Конечно, это сработает!
— Но, командир, — возмутился фон Доденбург, — ведь это же гражданские жители. Вы не можете… — он замолчал, не в силах найти верные слова, чтобы выразить свое негодование.
Стервятник холодно посмотрел на него.
— Мой дорогой фон Доденбург, вы проявляете излишнюю щепетильность, совершенно недопустимую для офицера СС! Разве вы не понимаете, что за нашей спиной выстроилась вся наша армия, а за ней — вся нация из восьмидесяти миллионов душ? Неужели перед лицом этой силы имеет значение жизнь нескольких гражданских лиц?
Гейер не оставил фон Доденбургу времени для дальнейших возражений.
— Шевелитесь! — резко крикнул он. — Пошли! Время уходит! — Он вскочил на ноги и загрохотал по платформе, спускаясь по каменным ступенькам. Солнце за их спиной уже высоко поднялось над горизонтом, кроваво-красное и зловещее, как предзнаменование грядущего кровопролития.
Глава вторая
По обоим берегам реки установилась давящая тишина. Эсэсовцы с мрачным видом погнали перепуганную группу мирных голландских жителей к лодкам.
Толстый сержант голландской таможенной службы сначала помогал бойцам «Вотана». Он даже доверительно сказал им, что как член голландского фашистского Движения он «сочувствовал» Германии. Но затем, когда толстяк понял, что ему придется плыть вместе с остальными, то упал на колени в грязь прямо на речном берегу и, умоляюще протянув к ним руки, зарыдал так, что слезы ручьем потекли по его жирному лицу. Он умолял немцев позволить ему уйти.
Высокий худой мальчишка, которому нельзя было дать больше шестнадцати лет, стоявший вместе с остальными испуганными голландцами, презрительно плюнул в его сторону и сказал на хорошем немецком языке:
— Хорошего же помощничка вы себе подыскали!
Унтерштурмфюрер Шварц сильно ударил мальчика по лицу.
— Закрой свою грязную пасть, — закричал он.
Испуганных гражданских быстро распихали по лодкам, приказав им взяться за весла. Позади них, там, где они наверняка были в безопасности, сели несколько эсэсовцев. Гейер, который расставил половину роты на отмелях позади лодок, посмотрел на фон Доденбурга.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, командир, — бросил фон Доденбург. Где-то глубоко в недрах его мозга послышался тихий протестующий голос, но он заставил себя не слушать его. Когда в последующие годы он начал обращать на него внимание, было уже слишком поздно…
— Отлично. Тогда начинаем двигаться, — распорядился Стервятник.
Фон Доденбург передал его приказ бойцам «Вотана».
Первая лодка отошла от берега. Немедленно полудюжина эсэсовцев, повесив на шею связанные между собой веревочкой сапоги и держа автоматы и винтовки в правой руке высоко над водой, скользнула в воду и, ухватившись левыми руками за борта лодки по обеим ее сторонам, двинулась через реку вместе с ней.
Одно за другим суденышки уходили на противоположный берег. Фон Доденбург командовал правым крылом, а Шварц, автор плана, — левым. Не было слышно ничего, кроме плеска весел и скрипа ржавых уключин. Вдалеке слышался низкий грохот артиллерии — вездесущий музыкальный фон войны.
Фон Доденбург плыл вместе со всеми. Его взгляд упирался в противоположный берег. Эсэсовцы не издавали ни одного лишнего всплеска, ни одного лишнего звука. Возможно, план Шварца и мог бы сработать без кровопролития. Они уже находились на середине реки, и оберштурмфюрер четко различал каждую деталь приближающегося противоположного берега — влажную полосу грязного песка и земли, ржавые нити колючей проволоки и напряженные лица бельгийских солдат, которые подползли поближе к берегу, чтобы отразить это странное вторжение.
Внезапно в небо взлетела красная ракета и на мгновение зависла над рекой. Когда она зашипела, погружаясь в воду, бельгийский офицер в сверкающих сапогах для верховой езды поднялся с травы, и, сложив ладони лодочкой и прижав их ко рту,прокричал:
— Terug[34]!
Сидевшие в лодке голландцы немедленно прекратили грести.
— Лейтенант, — завопил жирный сержант таможенной службы, обращаясь к фон Доденбургу, — они будут стрелять. Вернитесь назад, пожалуйста!
— Продолжайте грести! — проревел фон Доденбург. — Солдаты, следите, чтобы они не останавливались!
Немецких солдат, сидевших в лодках позади мирных голландцев, не нужно было дополнительно ни в чем убеждать. С каждым новым метром они все ближе приближались к противоположному берегу — а значит, к безопасности. Они угрожающе уткнули дула своих винтовок в спины испуганных голландских мужчин и женщин, и лодки снова поплыли.
Фон Доденбург видел ужасную нерешительность, отразившуюся на лице бельгийского офицера. Должен ли он был приказать своим людям открыть огонь, чтобы не дать немцам пересечь жизненно важную водную артерию? Или все же попытаться спасти гражданских жителей, пусть даже ценой сдачи позиции?
Он отчаянно закричал:
— Terug, als'tu blieft[35]!
— Заставьте их грести, — жестко приказал фон Доденбург, зная, что этим он подписывает гражданским смертный приговор.
В передней лодке двое эсэсовцев подготовились к высадке. Фон Доденбург мог видеть, как кривоногий баварец — тот самый, кто убил сдающегося в плен голландского солдата — поднял автомат, готовясь действовать. Теперь они были всего в десяти метрах от бельгийского офицера. Они почти форсировали реку.
Внезапно белокурый мальчик, которого ударил по лицу Шварц, вскочил на ноги. Лодка опасно покачнулась от его движения.
— Стреляйте! — завопил он по-голландски, — Стреляйте в этих ублюдков!
Его крик, казалось, нарушил некую магию. Бельгийский офицер пригнулся. Из-за его спины застрочил пулемет. Первая же пуля попала мальчику в грудь, и он упал на дно лодки. Сидевший позади него баварец поднял свой автомат, но другая пуля попала ему в лицо, и он, крича от боли, свалился в воду.
— В атаку! — заорал фон Доденбург. — В атаку!
Схватив Шульце за плечо, он оттащил его от борта лодки и вместе с ним стремительно поплыл прямо к берегу. Над их головами засвистели пули. Но к этому времени эсэсовцы уже без потерь взобрались на берег, в то время как бельгийский пулемет превратил лодки с мертвыми и умирающими гражданскими голландскими жителями в кровавую кашу.
Шульце побежал к бельгийским позициям. Из оружия у него была только саперная лопатка. Он широко раскрыл рот, выкрикивая ужасные ругательства, и бросился на бельгийцев. На него накинулся крупный солдат с красным обветренным крестьянским лицом. Но Шульце изо всех сил ударил его лопатой, острое лезвие которой надвое развалило лицо бельгийца. Тот закричал, как забиваемая свинья. Лопата срезала большую часть его лица. Он опустился на землю, захлебываясь собственной кровью.
Командовавший этим подразделением бельгийский офицер сцепился с фон Доденбургом. Куно ударил офицера коленом в пах, тот закричал и откинулся назад, схватившись руками за живот. Выдернув из-за спины «шмайссер», фон Доденбург всадил в него всю обойму. Пули, впившись в тело противника с такого небольшого расстояния, сбили его с ног и отбросили на добрые два метра.
Бельгийский солдат, на котором не было даже стальной каски, прыгнул на спину Куно. Штык, который он держал в руке, пытаясь действовать им как ножом, скользнул по кожаной портупее фон Доденбурга около плеча. Оберштурмфюрер упал на землю, увлекая противника за собой. Катаясь по траве, они боролись в мрачной тишине. Затем бельгиец изо всех сил ударил штыком Куно. Фон Доденбург лишь в самый последний момент сумел отвести голову в сторону, и штык бельгийца воткнулся глубоко в землю. Бельгиец, чертыхаясь по-фламандски, попытался вытянуть свое оружие из земли. Внезапно над ними вырос Шульце, занеся саперную лопатку высоко над головой. Ее лезвие было лаково-красным от крови. В следующий момент он с силой ударил ею в заднюю часть черепа фламандца, и голова его раскололась пополам. Бельгиец недвижимо застыл на земле.
Рукопашная схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Оставшиеся в живых бельгийцы вдруг бросились бежать, на ходу поспешно бросая оружие. Эсэсовцы выпустили им вслед несколько беспорядочных очередей.
