Александр сам возглавил армию. Ему не терпелось реализовать численный перевес над французами. К тому же император не хотел ждать, когда к коалиции примкнёт Пруссия, чтобы не делить славу с Фридрихом. В том, что победа над Наполеоном обеспечена, он не сомневался. Его окрылял пример Петра Великого – Александр был первым после него, кто лично возглавил армию. Он согласился с атакующим планом австрийцев, и осмотрительный Кутузов, настаивавший на отступлении, не смог переубедить императора.
Союзники спланировали обойти Наполеона с фланга и загнать в горы. Он без труда разгадал их намерение и даже позволил наполовину реализовать его. Тем самым был растянут центр – и в нужный момент Наполеон просто ударил по самому слабому месту. В ходе разгрома союзной армии в плену оказались восемь (!) русских генералов. При том, что некоторые части отступали в боевом порядке, остальная армия и даже свита самого Александра – панически рассеялись. Царь оказался брошен и всю ночь пробирался по деревням, которые жгла и грабила его армия. Несколько гусар и верный друг Адам Чарторыйский – было всё его сопровождение. Можно представить, сколько страха и стыда он натерпелся[15].
Чтобы отомстить Наполеону за унижение, чтобы взять реванш – он пожертвует планами о преобразовании России. Спустя девять лет он войдёт в Париж как победитель и миротворец, а вместе с ним войдёт в столицу Франции и поэт Константин Батюшков. Но каким долгим и тяжёлым будет путь к победе над собой…
О том, что армия разгромлена, в русском обществе известно не было. Наоборот, в газетах утверждалась духоподъёмная мысль, что русские одолели французов “даже с доблестью”; генералы получали награды; представили к ордену и Александра, от которого, впрочем, он по совести отказался, вместо Георгия (1-й степени как победитель) приняв лишь Георгия 4-й: как участник сражения.
Следующий, 1806 год был странным периодом – после Аустерлица русские и французы находились ни в войне, ни в мире. Ситуация переменилась только с решением Пруссии. Условия, на которых она ранее заключила мир с Наполеоном, были слишком унизительны, и в конце года Пруссия, наконец, примкнула к коалиции. Однако к тому времени, когда русская армия добралась, наконец, к театру военных действий, пруссаки уже ударили и были наголову разбиты Наполеоном при Йене и Ауэрштедте. География и несогласованность действий снова сыграли с Александром злую шутку. Когда его армия прибыла в Европу, он оказался в одиночестве перед лицом сильнейшего противника да ещё у границ собственного государства. Больше никто не прикрывал русским спину. Император снова оказался в опасной ситуации. Опыт Аустерлица кое-чему научил его, и Александр принял крайнее решение. 30 ноября 1806 года он издаёт манифест “О составлении и образовании повсеместных временных ополчений или милиций”. Он призывает усилить армию, противостоящую врагу на рубежах Отечества, гражданскими лицами.
Власть призывала дворян формировать на свой счёт бригады ополченцев и самим вступать в милицию, и 19-летний Константин Батюшков был одним из тысяч молодых дворян, кто на этот призыв с чистым сердцем откликнулся. Ему некого было выставить из крестьян, однако он мог пойти на войну сам. Несмотря на то, что “человек росту менее двух аршин двух вершков” признавался к службе не годным, Батюшков (двух аршин) был по протекции на службу принят.
Тем временем русская армия под началом Беннигсена хорошо воевала и даже закончила вничью битву при Прейсиш-Эйлау (февраль 1807). Но битва стоила большой крови, а восстанавливать армию было нечем. Беннигсен был хороший стратег и тактик, но плохо разбирался в логистике. Снабжение армии, которая воюет за тысячу вёрст от дома, оказалось никуда не годным. Литва и Белоруссия, окружавшие армию, были разорены французами и не могли обеспечить достаточно провианта. Курс бумажного рубля постоянно падал. Положение усугубляли интриги внутри главного штаба. Иностранцу Беннигсену, который даже не говорил по-русски, часто срывали планы.
Примерно в это время на театр военных действий выдвинулся батальон ополченцев-стрелков от Санкт-Петербургской губернии. Батальон состоял из 700 человек, в разной степени плохо владевших оружием. Его прикрепили к лейб-гвардии Егерскому полку, которым командовал француз-полковник Эммануил Сен-При. 23-го числа вместе с сослуживцами Батюшков салютует вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, провожающей ратников у церкви Исаакия Далматского (стоявшего на месте ныне знаменитого Исаакиевского собора); с площади колонны выходят на Большую Морскую по направлению к Калинкину мосту, далее за город; к ночи ополченцы в Красном Селе; первая походная ночёвка Батюшкова проходит под завывание метели. Он понемногу знакомится с военными. Из офицеров-егерей, назначенных командирами ополченцев, ему ближе прочих Иван Петин. Спустя несколько лет памяти этого человека Константин Батюшков посвятит элегию. Она станет одним из лучших стихотворений в русской поэзии. Но сейчас Батюшков и Петин, пусть и находятся в одном военном формировании, ещё не знакомы. Командир среднего звена, Батюшков не знает военного искусства и толком не владеет оружием. Ему кажется, что профессиональные военные относятся к “воякам” вроде него пренебрежительно.
В поддержку царского манифеста Священный Синод официально причислил Наполеона к воинам Антихриста. Духовенство обязывалось зачитывать соответствующее обращение в храмах. Текст составил митрополит Платон, чью речь когда-то переводил юный Батюшков. “Неистовый враг мира и благословенной тишины, – писал Платон, – Наполеон Бонапарте, самовластно присвоивший себе царственный венец Франции и силою оружия, а более коварством распространивший власть свою на многие соседственные с нею государства, опустошивший мечом и пламенем их грады и селы, дерзает в исступлении злобы своей угрожать свыше покровительствуемой России вторжением в её пределы… и потрясением православной греко-российской Церкви во всей чистоте её и святости…”
Ни о каком “вторжении” ни сейчас, ни в 1812 году Наполеон не помышляет. “Потрясать” Церковь он не собирается тоже. Но что не сделаешь ради патриотического возбуждения? Примерно тогда же Батюшков отсылает письмо отцу в Даниловское, в котором сообщает о принятом решении. Тон письма взволнованный, видно, что его пишет человек отчаявшийся, но своего решения не поменявший. Единственный наследник фамилии, Батюшков собирается воевать без родительского благословения. Он не спрашивает отца, а ставит в известность. Понимая оскорбительность такого поступка, Батюшков заранее просит прощения.
“Я должен оставить Петербург, – пишет он, – не сказавшись вам, и отправиться со стрелками, чтоб их проводить до армии”.
“Надеюсь, что ваше снисхождение столь велико, любовь ваша столь горяча, что не найдёте вы ничего предосудительного в сем предприятии”.
“Я сам на сие вызвался и надеюсь, что государь вознаградитъ печаль и горесть вашу излиянием к вам щедрот своих. Ещё падаю к ногам вашим, ещё умоляю вас не сокрушаться”.
“Боже, уже ли я могу заслужить гнев моего ангела-хранителя, ибо иначе вас называть
