– Дело принципа? – через паузу спрашивает он, видимо, увидев мой перевод, и на этот раз я не слышу насмешки. Кажется, он вполне серьезен.
– Да.
– Ты из тех, кто в ресторане делит счет пополам и возвращает деньги за цветы?
– Нет, – я не знаю, как объяснить ему. – Одно дело – оказывать знаки внимания, а совсем другое – вот так давать крупную сумму денег. Не надо, пожалуйста. С деньгами все это выглядит совсем… совсем плохо. Не хочу чувствовать себя эскортницей. Понимаешь?
– Думаю, да. Какие планы на сегодня?
Он так быстро перескакивает на другую тему, что я даже не успеваю ничего придумать и говорю, как есть:
– Да ничего особенного. Умоюсь, позавтракаю, соберусь и к бабушке поеду.
– Далеко ехать?
– Ну да, это ж за городом, – отвечаю я, недоумевая.
– Хорошо, через час буду у тебя.
– Что? Зачем?!
– Отвезу тебя.
Я молчу, переваривая эту информацию, а потом тихо говорю:
– Влад, не переигрывай, пожалуйста. Не надо этого.
– Мне все равно сегодня нечем заняться. Через час у твоего подъезда. Не выйдешь, я сам за тобой поднимусь.
И кладет трубку, даже не подразумевая возможность отказа.
Эти центральные нападающие такие наглые… Прут напролом.
Впрочем, на машине в пансионат и правда ехать удобнее.
Глава 12. О ритуалах и суевериях
Один день отдыха для команды, и снова игра. Снова ребятам нужно максимально выкладываться на льду и рисковать быть размазанным об бортик. В общем, для тех, кто думает, что быть профессиональным хоккеистом – это сплошной праздник, у меня плохие новости.
Я пытаюсь расспросить у ребят, насколько сильные у нас сегодня соперники, но все только отмахиваются. Кажется, о таком не принято спрашивать. Ну или просто им не до меня: занимаются подготовкой к матчу.
Пока у наших идет «сухая» тренировка в зале, на льду катается приезжая команда в черно-зеленой форме. Потом они уходят, и на раскатку идут наши хоккеисты. Я наблюдаю за ними из технической ложи, кутаясь в куртку Влада, которую он мне по-хозяйски набросил на плечи перед тем, как переодеться в хоккейную амуницию. В сочетании с пятнами засосов, которые украшают мою шею, выходит очень красноречивый жест.
Я смотрю на Влада, который лениво рассекает лед, и вспоминаю наш вчерашний день. Он и правда отвез меня в пансионат, подождал в машине, хотя я предупреждала его, что могу там надолго задержаться, а потом встретил у ворот, не задавая лишних вопросов.
Я была ему за это благодарна, потому что каждый раз после посещения бабушки, которая по-прежнему не узнавала меня и, видимо, никогда уже не узнает, на меня наваливались тяжелым грузом бессилие и какая-то беспросветность. И обсуждать я это была не готова.
Мы сели в машину, но с дороги, ведущей в город, Влад неожиданно свернул куда-то в сторону и остановился на просёлочной дороге у березовой рощицы. Заглушил мотор, щелкнул ремнем безопасности и отодвинул сиденье назад до максимума. А потом перевел на меня взгляд своих прохладно-серых, неожиданно понимающих глаз.
– Иди ко мне, – позвал он.
И я пошла. Потянулась всем своим телом к нему, как к источнику жизни, как к полному антиподу того мира, в котором я только что была. Там царствовали старость, слабость и отчаяние, которые засасывали словно трясина. Там пахло лекарствами, болезнью и смертью. Здесь была жизнь. В его горячем мужском теле, в его терпком запахе, в его желании и силе. И я бросилась в него, в его руки, в его поцелуи, чтобы напомнить себе, что и я тоже – жива. Что мое тело и моя личность не истончаются, медленно распадаясь. Что, как бы я ни тянулась всем сердцем к уходящей от меня бабушке, моя жизнь продолжается. И я имею право на радость. Хотя бы на ее маленький кусочек.
Я сидела на коленях у Влада и целовалась с ним, яростно впиваясь в твердые умелые губы, я стонала, позволяя наглым ладоням забраться под свитер и сдвинуть чашечки бюстгальтера, я бесстыдно насаживалась на его член, кончала, захлебываясь криком, и оставила на его предплечье отпечаток своих зубов.
– Легче? – проницательно спросил Влад, когда я смущенно приводила себя в порядок после этого безумия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я неловко кивнула в ответ, и он отвез меня домой. И даже не намекал на продолжение вечера, хотя я, наверное, была бы не против где-то поужинать вместе. Или даже подняться ко мне, чтобы для разнообразия заняться сексом на кровати, а не в душевой или в машине. Но Влад ничего не предложил, а я не хотела ему ничего навязывать.
На этой ноте вчера и разошлись.
Я не отрываю взгляда от мощной фигуры с номером тринадцать на спине и гадаю, хватило ли ему вчерашнего секс-допинга. Будет ли он как-то иначе сегодня играть или это все вообще никак не связанные вещи?
Раскатка наших ребят заканчивается, до игры остается полчаса. Я отлучаюсь в туалет, потом переодеваюсь в толстовку с эмблемой команды, как у всей технической службы и у всего тренерского состава, а затем иду к раздевалке наших хоккеистов, откуда они уже выходят с мрачной решимостью на мордах. В этот момент все они кажутся удивительно похожими друг на друга, как игрушечные солдатики из одного набора.
– Удачи! – взволнованно желаю я своей команде, машинально ища взглядом Багрова.
Он тоже меня замечает, резко останавливается, поднимает щиток шлема, притягивает меня к себе и… целует взасос. Нагло, напористо и очень откровенно.
Я настолько не ожидаю этого, что даже не сопротивляюсь, привычно впуская его язык в свой рот. И только услышав чужой смех и свист, прихожу в себя и пытаюсь оттолкнуть Влада. Нет, ну мы говорили, конечно, про знаки внимания, но это уже перебор!
– Что ты… – шиплю я, но Влад только ухмыляется и снова надвигает на лицо решётку щитка.
– На удачу, – поясняет он, и остальные игроки одобрительно гудят.
– Ну ладно, на удачу так на удачу, – растерянно бормочу я, провожая их взглядами. И тоже иду на стадион.
Шум трибун, зажигательный танец девчонок из черлидинга, выезд всех игроков на лед, свисток, выброс шайбы и… погнали!
Бам!
Влад буквально на первых секундах заколачивает шайбу в ворота соперников.
Бац!
Игрок, который пытался его сбить, летит плечом на борт, а Влад легко проскальзывает мимо и пасует шайбу двадцатому номеру.
Свисток!
Хоккеист другой команды получает штраф за грубую игру, а наша команда все еще играет в полном составе.
Даже я, нифига не разбираясь в хоккее, понимаю: Влад сегодня необычайно хорош. Он все так же агрессивно напирает, но умудряется не перегибать палку. И ни разу – ни разу! – за всю игру не сидит на скамейке штрафников. Уходит со льда только тогда, когда его меняет тренер, давая отдохнуть.
И в финале, когда счет 3-0 в нашу пользу, это я кричу громче всех:
– Тринадцатый – ты лучший!
И встречаю одобрительный взгляд главного тренера.
После этой игры у всех совсем другое настроение, не сравнить с позавчерашним: в раздевалке шум, смех, тренер всех поздравляет, игроки грубо перешучиваются, а я стою в сторонке, хлопаю глазами, счастливо улыбаюсь и почему-то стесняюсь первой подойти к Владу и обнять его на глазах у всех этой толпы.
К счастью, он делает это за меня.
Приобнимает меня за талию и снова целует. Так собственнически и одновременно нежно, что у меня перехватывает дыхание и в груди становится горячо.
– Все, Багров, теперь и у тебя есть ритуал? —подкалывает его наш вратарь Миша, хватая огромный кусок пиццы из коробок, стоящих на столике посреди раздевалки.
– Завидуешь? – ухмыляется Влад.
Даже сквозь его привычную сдержанность видно, как сильно он доволен.
– Да мне пофиг на чужие погремушки, лишь бы работало! – откликается Миша с набитым ртом и тянется за еще одним кусочком, но Игорь успевает раньше него. Пицца из коробок исчезает со сверхзвуковой скоростью: ребята активно восполняют сожженные на льду калории. – Послезавтра с «Авангардом» играем, не хотелось бы облажаться.
– Алин, на тебя все надежда! – орет во все горло рыжий Серега, размахивая куском пиццы. – Чтоб в следующий раз то же самое сделала! Или не, я лучше придумал. Давай ты всех будешь целовать, а не только Багрова? Прикинь, как мы будем тогда играть!
