поражения и он может в будущем представлять угрозу для других стран. При этом подразумевается, что США - как единственная мировая сверхдержава - имеют право принимать такое решение. США должны взять на себя ответственность за устранение недружественных диктатур и установление дружественных.
Эрлих предлагает такую оценку: "Предполагается, что в США самые лучшие и свободные СМИ в мире, но по моему опыту, который я приобрел, ведя репортажи из десятков стран, чем выше вы поднимаетесь в журналистской цепочке, тем менее свободны репортажи".
Освещая военные действия в Ираке, иностранные корреспонденты обычно исходили из того, что военные действия США оправданы, а ведущие и комментаторы в студиях, включая журналистов таких СМИ, как New York Times и Washington Post, которых часто приглашали в эфир, принимали как данность добрые намерения американских политиков, какими бы ни были их политические провалы. Базовая линия освещения событий в СМИ обычно соответствовала тому, что часто оказывалось спекулятивными прогнозами, а то и ложью, исходящей от правительственных чиновников, начиная от низкопробных "офицеров общественной информации" в Пентагоне и заканчивая главнокомандующим.
ПОСЛЕ ВОЙНЫ В ИРАКЕ разочарование охватило большую часть американских СМИ, а сами издания уклонялись от своей ключевой роли. Десятилетняя годовщина вторжения стала поводом для издания New Yorker опубликовать ретроспективную статью, посвященную освещению войны. Статья, озаглавленная "Иракская война в The New Yorker", имела тон разочарованных надежд, что неудивительно, поскольку New Yorker решительно поддерживал вторжение в течение многих месяцев, предшествовавших ему. Теперь, в середине марта 2013 года, в статье "идейного редактора" журнала утверждается, что "американцы в целом рассматривали войну с дистанции, которая была не только физической, но и ментальной, эмоциональной, даже моральной". (В начале статьи приводится фрагмент прозы Джорджа Пэкера, одного из многих авторов журнала, который с энтузиазмом рассказывал о достоинствах вторжения в Ирак и ведения там войны; в 2005 году он писал, что для американцев "Ирак был странно далекой войной. Всегда было трудно представить себе это место; война не вошла в народное воображение в песнях, которые все вскоре знали наизусть, как это было в предыдущих войнах"). "До начала войны, - продолжал десятилетний обзор журнала, - она казалась вполне понятной: цель - свергнуть Саддама, найти его оружие и оставить после себя более демократическое правительство. Но в дни, месяцы и годы после падения Багдада война в Ираке стала необычайно сложной и непонятной".
Если вы читали эту статью в поисках самокритики или даже самоанализа от издания, которое отстаивало идею вторжения, вы были бы разочарованы. Напротив, главная задача статьи объемом 2200 слов, похоже, заключалась в том, чтобы подчеркнуть неизменно высокое качество журнала и привести множество примеров отличных статей, которые были опубликованы, "когда The New Yorker пытался осмыслить войну". Попутно ретроспектива посвятила одно предложение основополагающей статье, появившейся еще до вторжения: "Многие люди размышляли над вопросом, стоит ли вступать в войну, в том числе и редактор The New Yorker Дэвид Ремник в комментарии от 3 февраля 2003 года под названием "Делать дело"".
Нетрудно понять, почему ретроспекция журнала без самоанализа быстро проскочила мимо статьи "Making a Case", не задерживаясь на ней. Ремник все еще оставался редактором New Yorker (как и в 2010-е годы и далее). Его статья попала к читателям 26 января - как оказалось, за пятьдесят два дня до начала вторжения в Ирак. В заключительном разделе своей фактической редакционной статьи для журнала он писал, что инспекционная группа ООН, работавшая в то время в Ираке, вряд ли сможет предоставить "неопровержимые доказательства того, что враг накапливает оружие массового поражения". В конце концов, добавил Ремник, "иракцы очень опытны в ремесле "обмана и отступления"". Его статья заключает: "История нелегко простит нас, если, решив не принимать решения, мы отложим расплату с агрессивным тоталитарным лидером, который намерен не только разработать оружие массового уничтожения, но и применить его". Отречение Саддама от престола или военный переворот были бы просто находкой, а его внезапное обращение к мудрости разоружения - почти таким же благом. Мечтать - это прекрасно. Но если предположить, что такие мечты не осуществиться, возврат к пустому стремлению к сдерживанию будет самым опасным вариантом из всех возможных."
Ясный призыв редактора New Yorker к Соединенным Штатам вторгнуться в Ирак стал сильной нотой в оркестрованном подталкивании к войне. Ремник сыграл свою роль не только в том, что писал, но и, что еще важнее, в том, что использовал власть для демонстрации статей, яростно поддерживающих вторжение - в том числе материалов, продвигающих ложные утверждения о связях между Саддамом Хусейном и "Аль-Каидой" - в своем влиятельном журнале.
Ужасы, начавшиеся с вторжения в Ирак, в итоге вызвали у представителей СМИ не более чем пожимание плечами в адрес профессионалов из их рядов, которые смазали полозья для того, чтобы вторжение состоялось, и одновременно забили тревогу по поводу существования иракского оружия массового поражения, которого, как выяснилось, не было. Для New Yorker, New York Times, Washington Post и многих других крупных изданий, поддерживавших вторжение посредством тенденциозных репортажей и громких комментариев, катастрофы, к которым они привели, стали мукой для бесчисленных историй на их журналистских мельницах. Те же самые крупные СМИ, которые больше всего способствовали формированию повестки дня в начале войны, впоследствии, благодаря своим ресурсам и престижу, получили возможность доминировать в освещении военных действий в последующие годы. Тем временем эти СМИ хранили почти полное молчание о своей позорной роли, которая подстегнула развязывание войны. Когда "Таймс" и "Пост" наконец смогли опубликовать материалы, содержащие самокритику, они были крайне преуменьшены и мимолетны.
Способность крупных медийных институтов уходить от ответственности за причиненную ими боль и страдания сродни тому, как если бы неприятные истины выбросили в дыру в памяти и выключили свет. Тот же самый вид конформизма, который был столь пагубным во время подготовки к вторжению в Ирак, повторился и после него. Умалчивая о своей вине, влиятельные средства массовой информации продолжают негласно распространять информацию об относительной неважности жертв войны: если именитые журналисты и новостные организации способны проскочить мимо своего послужного списка поддержки губительных военных планов Вашингтона, то насколько на самом деле важны погибшие и пострадавшие - и продолжающие гибнуть и страдать - жизни?
Через десять лет после того, как он назвал войну в Ираке "одной из самых благородных попыток нашей страны за рубежом", обозреватель New York Times Томас Фридман тщательно скрывал тот факт, что он поддерживал войну с самого начала. Отрицание было не просто попыткой замести следы репутации; оно также отражало стандартное отношение СМИ и
