перьев. Но самое ужасающее было то, что всадник, презрев все законы смертного мира, мчался прямо по стене, не падая, будто приклеенный к ней.
Совершенно сбитый столку и напуганный, Феликс поднял свой меч, готовый отражать удары противника. И в этот миг на противоположной стене появился еще один всадник. На мгновение сердце Феликса подпрыгнуло, застигнутое новым приступом страха и отчаяния, но затем радостно забилось. Вторым всадником оказался Серафиль. Он, как и тот, что был облачен в черные доспехи, мчался по отвесной стене, но более гладкой и прямой, чем другие. И тут до Феликса дошло, что это была вовсе не стена, а самая что ни на есть брусчатая дорога. Понял он это как только Соль перескочила очередное препятствие, которое, как думал маленький никс, было обычным мусором. Сейчас же он осознал, что это был вовсе не раскиданный повсюду городской хлам, а вполне крепкие двери и окна домов, находящиеся на своих законных местах. Это он, Феликс, мчался по стене, которая почему-то для него стала вдруг дорогой.
Тем временем Серафиль с силой натянул тетиву, и выпустил в каменную ладью одну из своих железных стрел. Та угодила прямо в тяжелую цепь, которая соединяла лошадь и телегу, и та, с громким скрежетом порвалась. Телегу вместе со странными высушенными телами стало заносить, и она подняла столб пыли и щепок, который на мгновение скрыл фигуру Серафиля. Когда же лошадь наемника вырвалась из этой пыльной дымки, за ней мчалась другая, вороная лошадь, которая до этого тянула повозку. Но теперь за ее спиной разрасталась пустота, к которой и тянулись порванные цепи. Феликс хотел было окрикнуть Серафиля, но не успел. И черная лошадь, и наемник, были быстро поглощены этой тенью, которая, затянув их, быстро съежилась и исчезла.
Ничего не понимая и испытывая панический страх, Феликс снова обратил свой взгляд на черного всадника, который уже успел приблизиться к нему достаточно, чтобы можно было нанести удар. Маленький никс увидел, как медленно поднялась закованная в черное железо рука, и услышал зловещее шипение, исходящее от грубого каменного клинка. Закрывшись мечом, Феликс принял на него первый удар, который сотряс все его тело, а от звона железа заложило в ушах и заболели зубы. Лишь чудом Феликс не выронил свое оружие, продолжая одной рукой удерживать поводья, а другой отражать удары врага. Соль, тем временем, тоже попыталась боднуть боком вороного коня, который выглядел еще более яростным и безумным, чем тот, который тянул ладью. Из рта его шла кровавая пена, а грива больше напоминала оборванные клочки черной тряпки.
Феликс как мог отражал сокрушительные удары, но его силы быстро таяли, тогда как атаки черного всадника с каждым разом становились все злее и нещаднее. Было невероятным чудом что Феликс уже смог так долго продержаться под этими невыносимыми ударами, но долго это продолжаться не могло. И вот, один из таких ударов наконец выбил из онемевшей руки маленького никса меч, и тот с печальным звоном упал на землю, скрывшись из виду. Еще до конца не осознавая, что он сейчас умрет, Феликс инстинктивно поднял руку, защищаясь от новой атаки. Черный меч рухнул ему на голову, но в последний момент замер, остановленный невесть откуда взявшимся пламенем.
Прямо из воздуха рядом с Феликсом возник новый клинок, облаченный в ярко-оранжевые языки огня. Тут же за ним последовала пылающая рука, а затем и все остальное тело. Прямо на ходу, верхом на огненном скакуне, возник еще один всадник, в котором Феликс признал уже виденного им раньше союзника, однажды уже спасшего его от вороного наездника. На его голове был все тот же полностью скрывающий лицо колпак, а вот одежда изменилась. За место поношеного монашеского платья, на нем теперь была богатая алая ряса, более ухоженная и даже с красивым зеленым орнаментом из золотистых узоров.
Скрестив мечи с врагом, огненный всадник вклинился между ним и Феликсом, не давая тьме приблизиться к маленькому никсу. Раз за разом он обрушивал свой пылающий меч на черный клинок, и от его ударов расходились всполохи искр, и волосы Феликса обдавало жаром и порывом сильного ветра. В ушах стоял звон, какой можно услышать в кузнице — громкий и тяжелый, заставляющий дрожать кости. Оранжевое пламя от всадника распространялось во все стороны, и вот уже вся дорога была объята огнем. Пламя выло и кричало, как океан во время шторма, и тяжело скрипело, как скрепит гнущаяся сталь. Не успел Феликс опомниться, как все уже было в огне, и лишь дорога, по которой он скакал, еще виднелась в этом стихийном тоннеле. Пока он в безумном страхе пытался хоть что-то понять, красный всадник стал оттеснять черного, прижимая того к огненной стене. Феликс не стал вмешиваться в их схватку, да и что он мог поделать? Прижавшись всем телом к Соли, он гнал ее вперед, по одному единственному пути, который выстроил для него огонь. Он не видел ничего, кроме пламенеющего тоннеля и огня, который, казалось, поглотил уже весь город. Безуспешно ища глазами хоть кого-то из своих друзей, он увидел мелькнувший впереди рыжий хвост лошади Эскера. Особо не на что не надеясь, Феликс погнал Соль вперед, хотя другого выбора ему и не дали — все остальные пути были объяты яростно разгорающимся пламенем.
Феликс не мог сказать, сколько точно времени он мчался по этим огненным коридорам, но вскоре он стал замечать впереди пылающую арку, за которой виднелось что-то каменное и большое. Но в этот же момент за его спиной раздался новый холодящий душу вой, и из огня вылетели сразу три черных всадника. Но сейчас их тела были сплошь покрыты вороньими перьями, которые осыпались пеплом, оставляя за ними темный шлейф. Не обращая внимания на огонь, который пожирал их тела, они мчались за Феликсом, подняв над головами свои каменные клинки. Воздух наполнили голоса, которые не могли принадлежать смертному человеку. В них слышалось шипение змей, и карканье воронов, и рычание волков. Они кричали и выли, и тьма за всадниками стала разрастаться, поглощая огонь и тесня его прочь.
Соль мчалась изо всех сил вперед, и Феликс увидел, что стены города заканчиваются, и что он приближается к глубокому обрыву, у которого не видно дна. На другой его стороне высился величественный замок, который, как и сам город, был окружен непонятно откуда взявшимся светом, словно мягким божественным сиянием, которое рисуют на фресках у голов святых людей. Но удивительней было то, что замок находился в дупле исполинского дерева,
