Помахав на прощание рукой и возвращаясь обратно к дому, Роджер подумал: «Ну вот и уехала. С мужем. К себе домой».
Когда же теперь? Ему уже очень не хватало ее. Руки и ноги ныли. Она была нужна ему сейчас, когда он шел в дом со своей женой.
— Господи! — вскрикнула Лиз у «Форда». — Забыла.
Ее каблучки застучали по асфальту.
— Роджер! — позвала она. — Я этот чертов телескоп забыла.
— А, точно, — вспомнил он, останавливаясь на крыльце: на заднем сиденье «Олдсмобиля», она же хотела забрать его. — Наверно, так и лежит в машине.
— Что лежит? — спросила Вирджиния, стоявшая рядом.
— Игрушечный телескоп Уолтера, — объяснил Роджер. — Он его в машине забыл.
Подбежав к «Олдсмобилю», Лиз потянула за ручку двери.
— Заперто.
— Сейчас открою.
Он пошел обратно по дорожке, потом по тротуару к машине. Отпер ключом дверь. Лиз втиснулась в машину и принялась шарить на заднем сиденье. Заработал двигатель «Форда». Чик включил фары. На крыльце дома, дрожа, ждала его Вирджиния.
Лиз тихо произнесла:
— Я позвоню тебе.
— Когда?
— Завтра. В магазин.
Она нашла телескоп.
— Вот он, — сказала она. — Спасибо.
Приободрившись, Роджер вернулся к дому, к ждавшей его жене.
Вирджиния, закрыв входную дверь и выключив свет на крыльце, заметила:
— Она вечно все забывает, правда?
— Его вообще–то мальчишки забыли, — буркнул он.
— Не нравится мне она, — сказала Вирджиния. — Почему она так настроена против разумной идеи, от которой кому–то другому будет хорошо?
— Например?
— Ладно, оставим, — махнула рукой Вирджиния.
Глава 16
В понедельник за целый день Лиз так и не позвонила. Вечером Роджер ехал домой в отвратительном настроении. Он не заметил, что ел на ужин, не слышал, что говорила Вирджиния, потом уселся в гостиной перед телевизором и тупо смотрел программу за программой, пока не пришла пора ложиться спать.
Я позвоню ей, сказал он себе. Нет, нельзя. Как я буду звонить по их номеру? Трубку возьмет Чик Боннер.
Тогда, решил он, я наплету что–нибудь про его проекты, будь они неладны.
Пока Вирджиния была чем–то занята, Роджер снял трубку и начал набирать номер Лиз.
Нет, тут же смалодушничал он и положил трубку на место. Если она хотела позвонить, то сделала бы это днем. Что–то случилось.
На следующее утро она позвонила ему в магазин.
— Что случилось, боже мой! — воскликнул он, узнав ее голос. — Я чуть с ума не сошел.
— Прости, — беззаботно сказала она. — Я собиралась позвонить тебе вчера, но знаешь — то одно, то другое. Всю вторую половину дня у нас мастер чинил холодильник. Ты в холодильниках что–нибудь понимаешь? Размораживаться перестал.
— Как у тебя дела? — спросил он, отойдя с телефоном от прилавка на всю длину шнура.
Он сел на корточки, положив телефон на колено и не отрывая взгляда от Пита Баччиагалупи, вставшего за прилавок, чтобы обслужить клиентов.
— Хорошо, — сказала Лиз.
— Чик ничего не говорил?
— Про что?
— Про… ну, вообще, — сказал он.
— Нет, — ответила Лиз. — Злился на меня за то, что я не оценила его грандиозные планы. Ему бы хотелось, чтобы я визжала от восторга по поводу каждой его идеи. — Она вздохнула. — Знаешь, Роджер… Ой, ты говорить–то можешь? У тебя есть время?
— Есть, — сказал он, не обращая внимания на посетителей, ждавших у прилавка.
— Я тут лежу, — сообщила Лиз. — В спальне. У нас параллельный аппарат в спальне, у кровати. Я сегодня разленилась. И мне очень хорошо. Как ты думаешь, Вирджиния что–нибудь подозревает?
— Нет, — сказал он.
— Она все время как–то так на меня смотрела. Мне просто необходимо было куда–нибудь выйти, и ничего другого, кроме как прилечь, я не придумала. Так странно было лежать на ее кровати. В смысле, на вашей. Понимаешь? Ну и ситуация… и как это мы с тобой так влипли?
— Ты хочешь, чтобы все закончилось? — спросил он.
— Нет, что ты, — уверила его Лиз. — Роджер, правда, было здорово. То, что у нас с тобой было. С Чиком так никогда не было. Поверь мне.
Магазин наполнился посетителями. Из подвала поднялся Олсен, чтобы поговорить с клиентом о ремонте. Из–за грохота телевизора Роджер почти ничего не слышал и прижался к стене, пытаясь укрыться от шума.
— Что это там у вас? — спросила Лиз.
— Ничего, — сказал он. — Я тебя слушаю.
— Как ты думаешь, что сделает Вирджиния, если узнает? Она такая милая… одна из самых очаровательных женщин, которых я встречала. Жалко, я ей не нравлюсь.
— Когда мы увидимся? — спросил он.
— Я думала об этом.
Ее интонация насторожила его.
— Может, сегодня вечером? — предложил он.
— Роджер, — сказала она, — хорошо ли это?
— Господи, сейчас не время пускаться в рассуждения.
— Ты прав, — согласилась она. — Просто хотела удостовериться, что ты думаешь по этому поводу. Знаешь, Роджер, ты можешь прекратить все, как только захочешь. Ты это понимаешь?
— Когда мы сможем увидеться? — спросил он.
— Так… — обдумывая, произнесла она.
Он представил себе ее — непослушные волосы, жар ее кожи, изысканные завитки возле уха, короткий жесткий пушок на шее. Подстригается сама, так она ему говорила.
— Знаешь, в чем я сейчас? — спросила она. — На мне только нижняя часть купальника. Я лежала в саду, загорала… Зашла переодеться и решила тебе позвонить. И боялась. Хотела, но… Я к такому не привыкла.
Не знаю, как себя вести. Странно так было, когда мы с тобой сидели у тебя на кухне, в футе друг от друга, и я не могла ничего сказать или прикоснуться к тебе. А мне так хотелось до тебя дотронуться, и я даже чуть не протянула к тебе руку. Боже, а если бы вдруг Чик увидел! Или Вирджиния. Странно, да? Мы вчетвером болтаем непонятно о чем, а мне в это время хочется только одного — броситься тебе на шею и обнять тебя.
— Когда? — повторил он свой вопрос.
— Может, завтра вечером?
— Давай, — согласился он.
— Чик уедет на совещание. Он каждую среду ходит. Вернее, ездит на машине.
— Во сколько?
— Я позвоню, когда он уйдет.
— Только не домой, — предостерег он ее. — Я подойду сюда, в магазин. Во сколько? В семь, в полвосьмого?
— Где–то так. И тогда ты можешь сюда прийти. Или встретимся в другом месте. Правда, машина у него будет.
— А не опасно мне к вам приходить?
Роджер подумал о соседях и о том, что Чик может вернуться домой.
— Да нет, — сказала Лиз. — Или заезжай за мной, куда–нибудь сходим. — Она вдруг заторопилась. — Кто–то пришел, мне надо идти. Позвоню в среду в магазин.
— До свидания, — попрощался он.
— До свидания, — ответила она и положила трубку.
В тот вечер, во вторник, Вирджиния услышала, как Роджер сказал из другой комнаты:
— Пойду–ка я в магазин. Нужно пару телевизоров починить.
— Вот как? — удивилась она и почувствовала, как ее кольнуло подозрение.
Но он остался дома — читал журнал, просматривал заказы. В девять часов он сказал:
— Сегодня, наверно, уже не пойду. Устал я.
— Ты подумал о том, что предлагает Чик?
— Нет, — сказал он.
— Позвонишь ему?
— Пню этому?
— Не надо так его называть.
Ее подозрительность переросла в злость.
— Но он и есть пень, — сказал Роджер. — Жирный лопух с придурью, которому все в жизни на тарелочке подносили. В рубашке родился.
— Чушь какая.
— А его прожекты! Знаю я эти его идеи: да он через неделю меня разорит. Разведет гардении для дам, будут у него тарелочки, точечная подсветка. Наймет продавцов, которые только и будут, что без дела околачиваться. Мы таких пальмами в кадках называем. Вон — в универмагах торчат. Одни гомики.
Ее негодование было столь велико, что она прекратила разговор и ушла на кухню. Там села за стол и закурила.
— Терпеть не могу таких типов, — донесся его голос из коридора. — Им бы трусами торговать. Такие прям елейные.
— Чик не елейный, — сказала она.
— Сам–то нет, но наймет таких. Знаю я, этот Чик из разряда этаких толстеньких нарядных партнеров — в магазинах такой вечно вертится где–нибудь рядом. Всегда болтается неподалеку. И ничего не делает, просто торчит, и все. За весь день жопу от стула не оторвет, разве что за газетой к двери, когда разносчик придет. Поверь мне, знаю я таких.
— Ты зато у нас работящий, — съязвила она.
— Я свое дело делаю, — отрезал он.
— Это Пит всю работу делает. А ты по соседству кофеек попиваешь да в бане валяешься, болтаешь с другими…
Она хотела сказать: «торгашами».
— Договаривай, — сказал он.
— Что «договаривай»?
— Не знаю. — Он зашел в кухню. — Хотела же какую–то гадость выдать.
— Ты не можешь отличить хорошего человека от плохого, — сказала она. — Я где–то читала, что главная польза от высшего образования в том, чтобы научиться видеть хороших людей. Плохо, что у тебя нет высшего образования.