отношения с Израилем следует поддерживать — пусть даже и параллельно с репрессивной политикой по отношению к собственному еврейскому населению. В ООН Советский Союз продолжал высказываться в поддержку прямых арабо-израильских переговоров.
Однако в начале 1949 г. советское руководство стало проявлять все возрастающее недовольство американо-израильскими отношениями. В этой связи Голда Меир, накануне своего возвращения домой в апреле 1949 г., сочла необходимым встретиться с заместителем министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинским и заверить его, что правительство Израиля не намерено ни вступать в союзы, имеющие антисоветскую направленность, ни предоставлять западным государствам свою территорию для военных баз. Но на Вышинского эти заверения не произвели никакого впечатления, и в советских дипломатических кругах продолжилось обсуждение связей Израиля с Западом. Примерно в то же время (конец 1949 — начало 1950 г.) наметилось резкое ухудшение положения евреев в странах Восточной Европы. В Москве был закрыт Еврейский театр. Сократилась, а затем и вовсе прекратилась еврейская эмиграция из Польши и Румынии. Между тем советское правительство выступало с регулярными заявлениями относительно того, что отношения СССР с еврейским государством напрямую зависят от того, насколько Израиль “воздерживается от действий в англо-американских интересах”. Принимая во внимание такого рода заявления, правительство Бен-Гуриона сочло целесообразным вернуться к политике, основанной на принципе “особых интересов” Израиля. Израильская делегация не высказалась даже в ходе голосования (22 октября 1949 г.) по вопросу о нарушениях прав человека и основных свобод в Болгарии, Венгрии и Румынии.
Все это время экономическая зависимость Израиля от США постоянно увеличивалась, причем каждый месяц страна буквально балансировала на грани банкротства. Вместе с тем Трехсторонняя декларация (США—Великобритания—Франция, май 1950 г.) со всей очевидностью обеспечивала Израилю такую гарантию неприкосновенности его границ, которой он не мог ожидать ни от одной из мировых держав, включая СССР. Затем, в июне, началась Корейская война, и Израиль был вынужден, уступив американскому давлению, осудить в ООН северокорейскую агрессию. Хотя это осуждение сопровождалось неоднократными заверениями Моше Шарета, что его страна никогда не примет никакого участия в действиях НАТО в Средиземноморье — даже если мировой кризис и распространится на этот регион, — Государство Израиль оказалось безнадежно скомпрометированным в глазах Советского Союза. В период с 20 октября по 17 ноября 1950 г. Совет Безопасности ООН шесть раз рассматривал жалобы на нарушение соглашений о перемирии между Израилем и его соседями. И впервые за все время существования Израиля Советский Союз каждый раз воздерживался при голосовании. Очевидно, что налицо была смена курса, принятие политики пассивного нейтралитета. В октябре 1951 г., вскоре после того, как Турция стала членом НАТО, три Великие державы сообщили о своем намерении создать Союзное ближневосточное командование и заявили, что “к участию приглашаются все страны, которые могут и желают внести свой вклад в дело защиты интересов региона”. Напомним, что Израиль не получил приглашения к участию — но при этом в Москве даже не возникло сомнений, что еврейское государство, принимая во внимание тесные отношения между Израилем и США, рано или поздно вступит в такой союз.
На протяжении всего 1952 г. СССР продолжал воздерживаться при голосовании в ООН по вопросу арабо-израильских отношений. Это отчужденное молчание становилось все более зловещим. Наконец буря разразилась — хотя и не там, где этого ожидали. Мир был потрясен и возмущен начавшимся в ноябре 1952 г. в Праге показательным процессом по обвинению в “государственной измене”: из четырнадцати подсудимых одиннадцать были евреями. Процесс был не только антиеврейским, но и антиизраильским, и обвинение во многом основывалось на той роли, которую сыграли “израильские шпионы” в организации так называемого заговора Рудольфа Сланского, генерального секретаря Компартии Чехословакии, и его группы (Глава XIV. Кризис израильской демократии). Материалы обвинения и ход процесса детально освещались в газетах “Правда” и “Известия”, и при этом нигде не упоминались негодующие опровержения израильских официальных кругов. По сути дела, процесс Сланского стал прелюдией к разразившейся затем в странах социалистического лагеря буре антисемитских выступлений, которая по размаху не имела себе равных со времен Гитлера. В январе 1953 г. Москва поразила даже своих врагов и поставила в тупик своих друзей на Западе, сообщив о “раскрытии заговора врачей”, ставивших своей целью “путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза”. И вновь в списке арестованных по делу врачей преобладали еврейские фамилии; их обвиняли в связях с западными спецслужбами и “международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”, созданной американской разведкой”. Не обращая внимания на резкие израильские протесты, советские средства массовой информации развернули атаку на Израиль как на “главного подстрекателя антисоветских настроений во всем мире”. 5 февраля персоной нон-грата был объявлен израильский посол в Праге, через два дня — израильский посланник в Варшаве. А 9 февраля во дворе советской миссии в Рамат-Гане (Израиль) раздался взрыв. Причиненный ущерб был незначительным, и израильское правительство немедленно выступило с осуждением инцидента, но через четыре дня СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.
Можно назвать целый ряд причин, объясняющих столь яростную ан-тиеврейскую и антиизраильскую политику. Одна из них — страх инакомыслия, преследовавший Сталина со времени его разрыва с югославским лидером маршалом Тито в 1948 г. Будучи малочисленной группой, которая, однако, имела широкие связи за рубежом, и особенно на Западе, евреи, подобно сторонникам Тито, представляли для советского правителя угрозу “уклонизма”. Израиль считался также “заповедником” старомодного, идеалистического троцкистского социализма, бывшего для Сталина еще с 1920-х гг. источником страха и ненависти. Еще одна причина — это, возможно, стремление использовать разжигаемый антисемитизм, чтобы отвлечь всеобщее внимание от проблем во внутренней экономической жизни. Антисемитские настроения Сталина, несомненно, в значительной степени усилились и благодаря паранойе, которой он, как известно, страдал в последние годы жизни. Несомненно также, что Сталин в 1950–1953 гг. все больше и больше опасался участия Израиля в военных действиях, которые могли предпринять страны Запада на ближневосточном направлении.
Нападки на Израиль, как и в целом на Запад, в известной степени прекратились после смерти Сталина в марте 1953 г., а в годы последовавшей “оттепели” Москва возобновила дипломатические отношения с Израилем. Однако эта мирная передышка продлилась недолго. Израиль снова заверил Советский Союз, что никогда не войдет ни в какой из блоков, агрессивно настроенных по отношению к социалистическому лагерю. Тем не менее, в попытках обрести защиту от растущей агрессивности арабских стран, Израиль снова обратился с просьбой о приеме в НАТО и, получив отказ, выступил с инициативой заключения двустороннего оборонительного соглашения с США — что вызвало очень резкую реакцию Москвы. После этого СССР взял решительный курс на сближение с арабскими странами. В период с марта по декабрь 1954 г. Совет Безопасности ООН восемь раз рассматривал вопросы, связанные с арабо-израильским конфликтом, и всякий раз советский представитель обрушивался
