и в самом деле станет союзником Великобритании, и это послужит гарантией безопасности еврейского государства, а также будет способствовать его экономическому развитию.
Эти иллюзии, однако, оказались недолговечными. Прошедшие в Великобритании осенью 1951 г. выборы вновь привели к власти правительство консерваторов. Энтони Иден, традиционный покровитель арабов, занял свой привычный пост министра иностранных дел и снова продемонстрировал традиционно настороженное отношение к сионистам. Переговоры о военном сотрудничестве с Израилем были прерваны. Более того, началась реализация других планов, связанных с развитием ближневосточной оборонной системы, где главная роль отводилась Египту. Израиль, соответственно, оказался в стороне и вынужден был ожидать реакции других арабских стран. Бен-Гурион и его коллеги встретили такое развитие событий с большой долей беспокойства. Присоединение других арабских государств к этому оборонному пакту означало, что враги Израиля получают новый доступ к западным вооружениям, и это может быть использовано против еврейского государства. Собственно говоря, одна из самых критических проблем, стоявших перед Израилем в 1950-х гг., заключалась в обеспечении своих собственных каналов для пополнения арсенала. Запас устаревших видов вооружения, накопленный Израилем во время войны 1948 г., вряд ли был уместен в век электроники и реактивной авиации — тогда как страны-производители строго контролировали распространение новинок. Максимум, на что была согласна Великобритания, — это продать Израилю устаревшие реактивные самолеты “Метеор”, да и то в ограниченном количестве. Франция, оказывавшая ранее Израилю помощь в этой сфере, теперь относилась к нему с подозрением, как к стране стерлингового блока, да к тому же тесные связи с Израилем могли негативно сказаться на том влиянии, которым еще пользовалась Франция в Леванте. Таким образом, похоже было, что в обозримом будущем у Израиля практически не существовало надежд приобрести достаточное количество современных вооружений в Западной Европе.
Из всех стран демократического мира, таким образом, лишь Соединенные Штаты оставались наиболее вероятным потенциальным союзником Израиля. К 1950 г., однако, отношение Вашингтона к еврейскому государству диктовалось не столько эмоциональными и политическими соображениями 1947–1948 гг., сколько явно выраженной стратегической необходимостью противостоять советскому империализму на Ближнем Востоке. Одним из способов достижения этой цели стало подписание Трехсторонней декларации, гарантировавшей неизменность арабо-израильских границ. Более того, согласившись на условия Декларации Великих держав, Израиль ощутил, как она в определенной степени накладывает ограничения на его “принцип особых интересов”. В 1950 г. экономическое положение Израиля было близко к критическому. Правительство США и особенно американское еврейство оказались единственными возможными источниками экономической помощи, столь необходимой Израилю. В этом году Израиль получил от США заем на сумму 100 млн долларов, после чего израильский кабинет министров стал прилагать все возможные усилия к тому, чтобы добиться всесторонней дружественной помощи от США. Так, в 1951 г. израильское правительство получило разрешение проводить кампанию по распространению в США израильских государственных облигаций. На очереди были и другие источники американского капитала, как государственные, так и частные (еврейские). К тому времени даже наиболее убежденные израильские социалисты в полной мере осознали, по какую сторону океана живут их настоящие друзья.
За дружбу с Вашингтоном полагалось платить. Когда в июне 1950 г. началась война в Корее[380], Соединенные Штаты потребовали от всех своих союзников занять однозначную позицию по этому вопросу. После нескольких дней внутренних колебаний и рефлексии правительство Бен-Гуриона приняло решение проголосовать за резолюцию Совета Безопасности ООН, осуждающую северокорейскую агрессию. С тех пор Шарет и Эвен оставили свой “принцип особых интересов Израиля” и выступали уже исключительно в поддержку интересов “свободного мира”. Такой подход теперь означал осознанное содействие политическому курсу США, что давало гарантию союзнических отношений. Стремление к такому союзу стало чуть ли не навязчивой идеей израильского Министерства иностранных дел в период 1951–1955 гг., и рвение, с которым Израиль добивался реализации этой идеи, находилось в прямой зависимости от той степени враждебности, которую проявлял по отношению к еврейскому государству Советский Союз (Глава XVI. В поисках дружбы с СССР).
И тем не менее, польза от проамериканской ориентации, будучи весьма значительной с экономической точки зрения, все-таки не давала Израилю формальной гарантии безопасности. Джон Фостер Даллес намеревался охватить Советский Союз поясом ближневосточных авиационных баз и добился к 1953 г. от Турции, Ирана, Пакистана и Ирака согласия на сотрудничество в этом вопросе. Действуя совместно с Энтони Иденом, он стремился к созданию нового ближневосточного союза, ориентированного в первую очередь на эти исламские страны “северного яруса”. Усилия американского и английского министров увенчались успехом два года спустя, когда был подписан Багдадский пакт[381]. Однако, поскольку этот многосторонний союз включал не только Великобританию (и, разумеется, хотя и в неявной форме, США), но также и Ирак, наряду с четырьмя другими мусульманскими странами, нельзя было не ожидать осложнений, связанных с арабо-израильской проблемой. Израильтяне были очень обеспокоены тем обстоятельством, что членство Ирака в этом пакте означает расширение западной военной помощи враждебному государству. Американцы, в свою очередь, всячески уверяли Израиль, что в рамках союза с западными странами арабские государства представляют меньшую угрозу, нежели будучи предоставленными сами себе. Однако израильтян такие рассуждения не утешали; они настойчиво стремились войти в какой-либо союз — либо в НАТО, либо заключить двустороннее соглашение с США. Надеяться на это было бесполезно. Администрация Эйзенхауэра вовсе не намеревалась заключать союз, который мог бы осложнить отношения с арабскими государствами. Более того, президент США отказался продать Израилю самолеты и танки. Прилагая все усилия по вовлечению арабских государств в коллективный ближневосточный оборонительный союз, Вашингтон при этом сохранял особые отношения с Саудовской Аравией и Ливией. Эти две страны предоставляли США территорию для строительства военно-воздушных баз и нефтяные концессии, и Эйзенхауэр с Даллесом не собирались рисковать такими связями. Таким образом, Израилю пока оставалось довольствоваться только американской финансовой помощью.
В поисках дружбы с СССР
В августе 1948 г. в Тель-Авиве открылось советское посольство, а в сентябре этого же года в Москву прибыла Голда Меир (Меерсон), первый посол Государства Израиль в СССР. В официальных советских кругах ее встретили довольно сердечно; прием же, которого она удостоилась у московских евреев, нельзя назвать иначе как восторженным. Всякий раз, когда она приходила в московскую синагогу или Еврейский театр, ее с энтузиазмом приветствовали тысячи евреев. Такие проявления душевного подъема оказались не по нраву советским властям. Их неприятно удивило, что советские евреи, имеющие счастье жить в великой коммунистической стране, где “не существует еврейского вопроса”, проявляют такой интерес и демонстрируют такую симпатию к Израилю. В числе мер, вскоре принятых советскими властями, было закрытие выходившей на идише газеты “Эйникайт”, а затем роспуск Еврейского антифашистского комитета и арест его членов[382]. В Кремле, однако, существовало мнение, что дружественные
