Объединенные Нации (читай: Соединенные Штаты) не намерены до бесконечности финансировать лагеря беженцев и что если не будет предпринята масштабная мелиоративная программа, то Израиль рано или поздно приступит к реализации такого проекта самостоятельно. Оценив ситуацию, Иордания и другие арабские страны согласились обсудить этот план. В ходе переговоров Джонстон, разумеется, не высказывал вслух заветную надежду, что совместная работа может создать экономическую основу для дальнейшего, уже политического, арабо-израильского сотрудничества. Не следует полагать, что все переговоры с заинтересованными сторонами проходили легко и просто. Согласно исходному плану, на долю Израиля приходилось 35 % всех водных ресурсов, а остальное должны были поделить между собой Сирия и Иордания. Израильтяне настаивали на 60 % плюс право переброски воды из Иорданской долины в Негев; арабы, со своей стороны, полагали, что Израилю причитается лишь 20 % при обязательном условии использовать всю квоту исключительно в пределах бассейна реки Иордан.
На протяжении следующих двух с половиной лет Джонстон приезжал на Ближний Восток пять раз. Со свойственной ему необыкновенной настойчивостью и находчивостью он преуспел в выработке формулировки, устраивавшей все стороны переговоров. Согласно предварительному тексту соглашения, готового к августу 1955 г., доля Израиля в проекте должна была составить 40 %, причем арабы согласились на то, что израильтяне будут использовать свою квоту для орошения Негева, где должен был возникнуть центр еврейского промышленного и сельскохозяйственного развития. Такое взаимопонимание следует считать поразительным успехом Джонстона, особенно если учесть, что оно было достигнуто именно в то время, когда постоянно росла напряженность между Израилем и арабскими странами в приграничных районах, а израильский рейд в Газу в начале 1955 г. негативно сказался на престиже египетского правительства (Глава XVII). Окрыленный успехом, американский посредник сказал, что у него нет “ни малейшего сомнения в том, что Израиль и его арабские соседи согласятся на реализацию плана как единственного логического и справедливого подхода к проблеме распределения водных ресурсов реки, которая, в известном смысле, принадлежит им всем”. Джонстон добавил: “Договаривающиеся стороны полагают, что остающиеся незначительные расхождения с легкостью можно будет решить путем переговоров. Я же просто уверен в этом”.
Оптимизм Джонстона оказался преждевременным. На совещании Арабской лиги в октябре план обсудили — и приняли решение “отложить” его, чтобы таким образом избежать дипломатического скандала, связанного с полным и безусловным его неприятием. По прошествии нескольких месяцев арабы принялись возлагать на Израиль вину за провал переговоров, утверждая, что израильтяне якобы отказались от того, чтобы проект реализовывался при руководящей роли ООН. Они также заявляли, что после израильского рейда в Газу арабские страны не могут верить в готовность Израиля соблюдать договоренности по водному проекту. В действительности все объяснялось гораздо проще. Сотрудничество с Израилем, пусть даже по вопросам чисто технического характера, в неявной форме подразумевало признание арабами еврейского государства. И более того — проект развития Иорданской долины мог способствовать совершенно нежелательному, с точки зрения арабов, развитию Израиля. Учитывая всю степень подозрительности и ненависти арабов, а также постоянно происходившие, параллельно с переговорами, вторжения и налеты, удивительно было как раз то, что усилия Джонстона вообще имели какой-либо успех.
Израиль смотрит на Запад
В сложившихся обстоятельствах успех Израиля по обеспечению безопасности и защиты от враждебных действий своих соседей в значительной степени зависел от поиска новых союзников. Однако прийти к этому выводу было непросто. Сначала, осенью 1948 г., израильское правительство объявило о выборе политического курса, в основе которого лежит принцип особых интересов Израиля. “У нас есть друзья и на Востоке, и на Западе, — говорил Бен-Гурион, выступая перед Временным государственным советом. — Мы не могли бы вести свою борьбу без той существенно важной помощи, которую нам оказывали страны и Востока, и Запада. Нельзя, однако, сказать, что интересы еврейского государства полностью совпадают с интересами какого-либо государства или блока государств…” Эта концепция была формально провозглашена в Основных принципах правительственной программы, объявленных 8 марта 1949 г., а Моше Шарет неоднократно использовал выражение “принцип особых интересов Израиля” в своих публичных выступлениях и официальных заявлениях. Заняв такую позицию, правительство Израиля исходило в первую очередь из двух соображений: необходимо иметь возможность закупки оружия в разных странах и при этом учитывать интересы еврейского населения как на Западе, так и в рамках восточноевропейского коммунистического блока. В качестве еще одного фактора следует назвать внутренний нажим, оказываемый израильскими политическими партиями. В частности, на выборах 1949 г. Мапам стала второй по числу полученных голосов, а эта партия левого толка традиционно выступала за дружественные отношения с СССР. Кроме того, в Израиле не забывали о той поддержке, которую оказывал ему Советский Союз на протяжении двух предыдущих лет.
При всем при этом, однако, именно страны Запада предприняли первые решающие действия по восстановлению стабильности на Ближнем Востоке, имея целью блокировать советское проникновение в регион. В мае 1950 г., когда стало ясно, что Лозаннская конференция потерпела полную неудачу, США, Великобритания и Франция выступили с Трехсторонней декларацией, которая гласила: “Если три правительства, подписавшие настоящий документ, обнаружат, что одна из сторон (Израиль или его арабские соседи) вынашивает планы нарушения границ, определенных в рамках перемирия, они предпримут действия, либо в рамках ООН, либо вне этих рамок, с тем, чтобы предотвратить такое нарушение”. Продажу оружия ближневосточным странам предполагалось ограничить таким образом, чтобы это оружие служило исключительно легитимным целям самообороны и чтобы “дать этим странам возможность выполнять свою функцию в деле защиты региона в целом”. Хотя эта Декларация в первую очередь выражала интересы стран Запада, она была с пониманием встречена большинством израильтян.
И в самом деле, возможность строить планы на будущее, основываясь на этой Декларации, была рассмотрена Израилем и Великобританией в начале 1951 г., когда генерал сэр Брайан Робертсон, командующий британскими ближневосточными силами, посетил с официальным визитом Тель-Авив. Робертсон не делал секрета из намерений Великобритании установить взаимовыгодные оборонные отношения со своей бывшей подмандатной территорией. В его планы входило использование британскими ВВС и ВМС израильских аэродромов и гаваней, а также строительство арсеналов, складских помещений и мастерских для обслуживания и ремонта военной техники. Переговоры проходили в дружественной атмосфере. Вскоре после этого визита Герберт Моррисон, сменивший Эрнеста Бевина на посту министра иностранных дел, направил Бен-Гуриону послание, в котором выражалось намерение британской стороны добиться взаимопонимания между двумя правительствами. Ответ израильского премьер-министра был выдержан в таком же ключе: “Я полагаю, что мы не можем говорить о вхождении Израиля в Содружество, но нам хотелось бы установить между нашими странами отношения, подобные тем, что существуют между Великобританией и Новой Зеландией”. Послы обоих государств приступили к выработке деталей соглашения, и какое-то время казалось, что Израиль
