требованиям Израиля. Наконец, 27 сентября 1951 г. Аденауэр выступил с этим долгожданным обращением к бундестагу. Он подчеркнул, что Бонн готов сделать все возможное, чтобы искупить содеянное Гитлером, ибо нацистские преступления совершались от имени всех немцев, хотя и не каждый немец принимал в этом участие. Он также особо указал, что его правительство чувствует себя обязанным осуществить воздаяние в форме материальной компенсации в пользу Израиля и всех евреев. Канцлер также поклялся беспощадно преследовать всех тех, кто занимается распространением антисемитских настроений и ненависти к евреям. Выступление Аденауэра было практически единодушно одобрено членами Бундестага, которые встретили слова канцлера стоя — в знак солидарности со сказанным. Это заседание бундестага фактически послужило официальным приглашением израильскому правительству вступить в прямые переговоры.
Следующий шаг с еврейской стороны предпринял Нахум Гольдман как президент Всемирного еврейского конгресса и председатель Еврейского агентства. Родившийся и получивший образование в Германии, Гольдман обладал выдающимися способностями как дипломата, так и лингвиста. И он использовал всю свою личную энергию и навыки ведения переговоров для того, чтобы найти подход к еврейскому народу. Гольдман сумел объединить 22 еврейские организации западных стран в единую Конференцию по материальным претензиям евреев к Германии, после чего добился, что Конференции было поручено вступить в контакты с Бонном. Израильское правительство обратилось к Гольдману с просьбой провести первоначальные переговоры с Аденауэром, чтобы заложить основы израильско-немецких соглашений. В декабре 1951 г., в обстановке полной секретности, состоялась первая встреча Гольдмана с Аденауэром. Встреча происходила в Лондоне, где федеральный канцлер находился с официальным визитом. Их беседа была долгой и сердечной. Представив израильские претензии на сумму 1,5 млрд долларов, Гольдман попросил канцлера подтвердить названную сумму в письменном виде, чтобы использовать этот документ как основу в ходе предстоящих переговоров с Израилем и представителями мирового еврейства. Аденауэр согласился. Гольдман подготовил соответствующий текст, и в тот же день получил этот документ с подписью канцлера.
Бен-Гурион решил более не откладывать решение вопроса о переговорах, и 7 января 1952 г. вынес его на рассмотрение кнесета. Напомним, что последовавшая полемика, как в кнесете, так и за его стенами, привела к возникновению кризисной ситуации, не имевшей, пожалуй, аналогов во всей истории израильской демократии (Глава XIV). Запросив у кнесета разрешение вступить в официальные контакты с Бонном, Бен-Гурион напомнил собранию, что, если Израиль не начнет переговоры, это будет означать для страны утрату более миллиарда долларов еврейской собственности, у которой нет наследников. “Нельзя допустить, чтобы убийцы наших братьев стали их наследниками!” — воскликнул премьер-министр. И, несмотря на начавшиеся беспорядки у здания кнесета, на толпы демонстрантов, вой полицейских сирен и разрывы газовых гранат, несмотря на яростные обвинения со стороны партии Херут в зале заседания кнесета, премьер-министр добился своего: по окончании дебатов, 10 января, он получил одобрение кне-сета. Затем израильское правительство и Конференция по материальным претензиям евреев к Германии разработали совместную стратегию на предстоящих переговорах. Эти переговоры начались 21 марта 1952 г. на “нейтральной” территории в Нидерландах.
Люксембургское соглашение и Шилумим
В Вассенааре, в старинном герцогском замке, заседали три делегации. Делегацию Германии возглавлял профессор Франц Бём, делегацию Израиля — д-р Гиора Йосефталь и д-р Феликс Шинар, делегацию Конференции по материальным претензиям евреев к Германии — Моше Левит и Алекс Истерман. Бём, первый послевоенный декан Университета им. Иоганна Вольфганга Гете во Франкфурте, был известен своим безупречным антинацистским прошлым. Йосефталь, уроженец Германии, получивший докторскую степень в Гейдельбергском университете, был казначеем и руководил отделом абсорбции Еврейского агентства. Левит, американский еврей, возглавлял европейское отделение “Джойнта”. Первое заседание началось в холодной, неприветливой атмосфере. Участники даже не обменялись рукопожатиями и демонстративно избегали обращаться друг к другу по-немецки; переговоры велись исключительно на английском языке.
Израильтяне объявили свои претензии на сумму 1 млрд долларов для покрытия издержек, связанных с интеграцией полумиллиона беженцев. Представители Конференции назвали сумму 500 млн долларов — социальное обеспечение и реабилитация еврейских жертв нацизма, проживающих за пределами Израиля. Представители Германии, в принципе, не возражали против суммы платежей, но не согласились на выдвинутые Израилем условия выплаты: треть в твердой валюте и две трети — товарами, на протяжении пяти-шести лет. Бём и его коллеги отметили, что Лондонская конференция по вопросам задолженности обязала Германию полностью выплатить ее значительные послевоенные долги и что, таким образом, следует заняться поисками компромисса между претензиями Израиля и евреев, с одной стороны, и “ограниченными платежными возможностями Германии” — с другой. Задетые таким безразличным казенным ответом, Шинар и Иосефталь решительно отвергли какую-либо связь между еврейскими претензиями и невыплаченными немецкими финансовыми обязательствами. По всей видимости, переговоры зашли в тупик. Тем временем новости достигли Израиля и незамедлительно вызвали резкую реакцию общественности. Около 40 тыс. человек вышли на демонстрацию в Тель-Авиве и потребовали прекращения переговоров. Мэр Тель-Авива объявил о своем намерении начать голодовку протеста. Было похоже, что надеждам правительства Бен-Гуриона не суждено сбыться. Официальный Бонн отреагировал на происходящее и дал своей делегации новые инструкции: предложить Израилю и Конференции суммарный платеж в размере 3 млрд марок ФРГ (приблизительно 750 млн долларов) с выплатой товарами. Это составляло примерно половину того, что первоначально потребовали еврейские представители, но немецкая сторона, представляя себе бедственное финансовое положение Израиля, решила, что такой вариант окажется для них приемлемым. Это предположение оказалось ошибочным. Израильская делегация 31 марта покинула Конференцию, и немецкая делегация также была вынуждена вернуться домой.
И тогда Аденауэр лично вмешался в ход событий, направив Гольдману телеграмму с приглашением прибыть в ФРГ для конфиденциальных переговоров. Они встретились 20 апреля, и Гольдман напомнил канцлеру, что репарационные платежи — это долг чести, а не предмет для политических спекуляций. Аденауэр согласился и пообещал найти способ возобновления переговоров в Вассенааре. Федеральный канцлер сдержал свое слово; он прямо заявил своей Христианско-демократической партии, что уйдет в отставку, если Германия окажется не в состоянии выполнить свои моральные обязательства перед евреями. Правительство ФРГ немедленно согласилось возобновить переговоры. 23 мая в Париже состоялась встреча Бёма с Гольдманом, а несколько позже и с израильскими представителями. Был предложен удовлетворительный компромисс — 3 млрд марок ФРГ платит только Израилю, помимо выплат в пользу Конференции. Такое предложение было в принципе приемлемым. Наконец, 8 июня Аденауэр пригласил израильских и еврейских представителей в Бонн, и в ходе двухдневных совещаний удалось уладить все остававшиеся нерешенными вопросы.
Подписание соответствующих соглашений было назначено на 10 сентября 1952 г., в ратуше Люксембурга; выбор места определялся тем, что Аденауэр должен быть присутствовать там в этот же день на еще одной церемонии и парафировать соглашение о создании Европейского объединения угля и стали. Дата и место подписания держались в секрете, поскольку израильские террористы выступили с
