Грегори пожал плечами:
— Разумеется, выбор ее ограничен. Но все-таки формальности лучше соблюсти. Скажите, король, мол, дозволил вам просить ее руки и вы надеетесь, что она полюбит вас так же, как вы любите ее.
— Ладно.
— И преподнесите ей какой-нибудь подарок.
73
На рассвете вдень похорон Тилли Керис и Мерфин встретились на крыше собора. Это был особый мир. Ученики старших классов монастырской школы на уроках геометрии решали здесь задачи, определяя площадь шиферного покрытия. Рабочим требовался доступ сюда для проведения необходимых работ. Так что верхнюю часть здания изрезали проходы и лестницы, прилепившиеся к скатам и вершинам, углам, водостокам, башенкам, пиннаклям, водоотводным трубам и горгульям. Башню над средокрестием так и не перестроили, но от вида с крыши все равно захватывало дух.
Аббатство уже трудилось вовсю. Похороны ожидались многолюдные. Тилли не играла заметной роли в обществе, но леди Тенч стала жертвой безбожного убийцы в женском монастыре, и попрощаться придут люди, не обменявшиеся с ней и тремя словами. Настоятельница с удовольствием ограничила бы количество желающих поклониться Тилли, опасаясь распространения чумы, но ничего не могла поделать.
Приехавший на поминальную службу епископ остановился в лучших покоях дворца аббата, поэтому Керис отправилась в женский дормиторий, а Мерфин с Лоллой — в «Остролист». Скорбящий вдовец поселился в отдельной комнате над госпиталем.
Его сына Джерри передали монахиням. Леди Филиппа и Одила, единственные уцелевшие родственники убитой, тоже остановились в госпитале.
Ни Мостник, ни Керис не говорили с Ральфом, который появился накануне. Они не видели ни малейшей возможности добиться справедливости, поскольку не могли доказать его причастность к убийству Тилли, но правду знали, хотя ни с кем пока и не делились. Зачем? Сегодня при общении с Тенчем придется делать вид, будто все нормально. Это будет нелегко.
Пока важные гости спали, монахини и служки аббатства вовсю готовились к поминкам. Из пекарни поднимался дым: в печи уже поставили десятки длинных четырехфунтовых пшеничных хлебов. Двое мужчин катили к дому аббата полную бочку вина. Для простых гостей послушницы расставляли на лужайке скамьи и грубые столы.
Поднявшееся над рекой солнце косыми лучами осветило крыши Кингсбриджа, и Керис всматривалась в разрушения, оставленные девятимесячной чумой. С высоты она видела выщербленные ряды домов — как скверные зубы. Деревянные постройки, конечно, и без того постоянно приходили в негодность — от дождей, ошибок строителей, пожаров, да просто от времени. Но теперь их никто не чинил. Из покосившегося дома люди, недолго думая, переезжали в соседний, пустой. Единственным, кто еще что-то строил, был Мерфин, и на него смотрели как на безумного мота.
За рекой, на новом, недавно освященном кладбище, трудились и могильщики. Чума никак не давала понять, что ослабевает. Чем это кончится? Неужели дома так и будут разваливаться, до тех пор пока город не превратится в груду черепичных осколков и обугленных балок вокруг вымершего собора и огромного кладбища?
— Я не дам этому случиться, — произнесла Керис.
Мерфин сначала не понял.
— Ты про похороны? — нахмурившись, спросил он.
Аббатиса обвела рукой город и мир за ним.
— Про все. Пьяницы калечат друг друга. Родители бросают больных детей на пороге моего госпиталя. Мужчины возле «Белой лошади» в очередь насилуют пьяную женщину. На пастбищах дохнет скот. Полуголые люди секут себя и собирают за это деньги. И что хуже всего, здесь, в моем монастыре, жестоко убивают молодую мать. Меня не особо волнует, умрем ли мы все от чумы. Но пока мы живы, я не допущу, чтобы мир распался.
— И что собираешься делать?
Монахиня благодарно улыбнулась. Большинство ответили бы, что она не в силах совладать с ситуацией, но Мерфин всегда ей верил. Керис посмотрела на каменных ангелов, вырезанных на пиннакле — за двести лет ветры и дожди сгладили их лица, — и попыталась представить, что вдохновляло строителей собора.
— Мы восстановим порядок и привычную жизнь. Мы заставим жителей Кингсбриджа снова стать нормальными, хотят они того или нет. Мы возродим город и жизнь в нем, несмотря на чуму.
— Отлично.
— И сейчас самое время.
— Поскольку люди разгневаны из-за Тилли?
— И еще испугались, что разбойники могут ворваться в город ночью и убить кого угодно. Все почуяли опасность.
— И что ты намерена предпринять?
— Сказать им, что это не должно повториться.
— Это не должно повториться! — воскликнула Керис. Ее голос прорезал воздух над кладбищем и эхом отскочил от древних серых стен собора.
Женщина не имела права говорить на церковных службах, но во время похорон миряне, родные покойного иногда брали слово или громко молились. И все-таки настоятельница рисковала. Служил епископ Анри, ему помогали вечный архидьякон Ллойд и приехавший из Франции помощник Мона Канон Клод. Аббатиса, не получившая предварительного разрешения сказать речь в присутствии сановных клириков, явно превышала свои полномочия. Впрочем, настоятельница никогда не руководствовалась подобными соображениями. Она заговорила, когда небольшой гроб опускали в могилу. Некоторые плакали. На похороны пришло не меньше пятисот человек, но при звуках ее голоса люди затихли.
— Вооруженные люди вторгаются ночью в наш город и убивают молодую женщину, попросившую убежища в женском монастыре. Я не собираюсь этого терпеть. — Раздался одобрительный гул. Керис повысила голос: — Аббатство не собирается этого терпеть, епископ не собирается этого терпеть, и жители Кингсбриджа тоже не собираются этого терпеть.
Гул стал громче, люди кричали:
— Нет!
— Аминь!
— Чуму посылает Бог. Но когда Бог посылает дождь, мы ищем укрытия. Когда Бог посылает зиму, мы разжигаем огонь. Когда Бог посылает сорняки, мы вырываем их с корнем. Мы должны защитить себя!
Она посмотрела на епископа Анри. Тот растерялся. Керис не просила у него разрешения сказать слово, а если бы попросила, он отказал бы, но люди явно поддерживали ее, и высокопоставленный церковник не рискнул вмешиваться.
— Что мы можем сделать?
Керис осмотрела людей. Все в ожидании устремили на нее глаза. Люди понятия не имели, что делать, и хотели услышать это от своей настоятельницы. Они обрадуются любому ее слову, даже если монахиня просто подаст надежду.
— Нужно построить новые городские стены! — воскликнула аббатиса.
Толпа одобрительно зашумела.
— Они должны стать выше, мощнее и длиннее старых. — Керис перехватила взгляд Ральфа. — Стены не позволят убийцам войти в город!
— Да! Верно! — закричали из толпы.
Тенч отвел глаза.
— Нужно избрать нового констебля, его помощников и караульных для соблюдения законности и охраны общественных нравов.
— Да!
— Сегодня вечером состоится заседание приходской гильдии, которая обдумает практические детали. Решения будут объявлены в соборе в следующее воскресенье. Благодарю вас, и да благословит вас Господь.
На поминках в большом зале дворца аббата во главе стола сидел епископ Анри, справа от него — леди Филиппа, вдовствующая графиня Ширинг, а возле нее — убитый горем вдовец, сэр Ральф Фитцджеральд. Пока Филиппа ела, он с удовольствием смотрел на ее грудь, и всякий раз, когда вдова Уильяма наклонялась, заглядывал в квадратный вырез легкого летнего платья. Пока графиня этого еще не знает, но недалек тот час, когда он прикажет ей снять одежду, встать перед ним голой и продемонстрировать великолепную грудь во всей красе.
Стол, организованный Керис, был обилен, но не роскошен — ни тебе позолоченных лебедей, ни сахарных башен, зато много жареного мяса, вареной рыбы, свежего хлеба, фасоли и ранних ягод. Тенч налил Филиппе супа из местных цыплят с миндальным молоком. Она серьезно сказала:
— Страшное горе. Я сочувствую вам от всей души.
Когда Ральфу выражали такие искренние соболезнования, он и сам казался себе человеком, на которого навалилась огромная беда, забывая, что своей же рукой вонзил нож в юное сердце Матильды.
— Благодарю вас, графиня, — скорбно ответил он. — Тилли была так молода. Но мы, воины, привычны к внезапным смертям. Сегодня человек спасает вам жизнь и клянется в вечной дружбе и преданности, а завтра в сердце ему вонзается арбалетный болт и вы его забываете.
Вдова как-то странно на него посмотрела, что напомнило ему взгляд сэра Грегори, в котором любопытство мешалось с отвращением. Интересно, подумал рыцарь, неужели такие взгляды вызывает его реакция на смерть Тилли?
— У вас есть сын.
— Джерри. Сегодня за ним смотрят монахини, однако завтра я заберу его в Тенч-холл. Придется искать кормилицу. — Пора намекнуть. — Хотя, разумеется, нужна женщина, которая заменит ему мать.
