— Хорошо идут, сволочи, — бормочет Крейтон, и уже громче командует артиллеристам поправку.
— Угол возвышения сорок… Два пальца влево… Пли!
Пушка грохает так, что ненадолго Сати глохнет. По подвалу волнами плывет кислый пороховой дым, от него слезятся глаза. Из соседних домов отзываются другие орудия, по селу плывут клочья дыма, навстречу снижающимся монстрам взмывает стая увесистых железных болтов.
Передний дракон уже довольно близко, Сати видит короткие взбески искр там, куда бьют болты. Крейтон прав: арбалетчики могут нанести чудовищу урон, только если попадут в глаза.
Пушечные ядра летят быстрее, заметить их Сати не удается. Если они попадут, по крайней мере, самые крупные, могут и сбить одно-два чудовища. Увы, пушки не предназначены для стрельбы по столь стремительному противнику, да еще мчащемуся сверху, о прицельном огне не может быть и речи. Впрочем, Крейтон надеется, что если выстрелит много орудий, от всех ядер дракон не увернется. И, конечно, на заклятия, позволяющие нацеливать и еще больше разгонять самые крупные ядра.
Когда пятидесятифунтовое чудовище выстрелило, а ядро, которое не всякий смог бы просто поднять, взмыло в небо, Крейтон приводит в действие магию.
Самые эффектные чары — далеко не самые эффективные. Лучше всего годятся для боя те, которые можно сотворить быстро, где Сила не расходуется на бесполезные фейерверки, а вся вкладывается в удар, и главное — которые не трудно держать под контролем. Едва ли кто-нибудь, не владеющий магией, заметил, что большое раскаленное ядро вдруг полетело быстрее, а главное, изменило направление полета. Как раз настолько, чтобы врезаться в грудь уже увернувшемуся от ядра дракону.
Летят обломки чешуи и осколки ядра. Броня проломлена, но смертельной раны чудовищу ядро не нанесло. Ошалевший от боли дракон плюет огнем, но он слишком высоко, чтобы плевок оказался по-настоящему опасным. Драконья слюна вспыхивает копьях в двадцати над домами, обрушившись вниз дьявольским дождем. Жутко кричит арбалетчик, которому на одежду упало несколько смертоносных капель, вспыхивает неприбранная поленница возле одного из домов, но большего вреда удар не нанес. Крейтон уже «ведет» магией следующее, на сей раз двадцатифунтовое ядро…
И снова — попадание, на этот раз в крыло. Дракон ревет, отчаянно машет другим крылом, теряя высоту, но Крейтон стреляет из заряженного разрывным болтом арбалета. Взрыв под вторым крылом, дракон камнем падает на одну из изб поселка…
— Аэ, неси бинты! — голос целительницы тонет в грохоте орудий, стоне раненых, хлопках арбалетных болтов и резких, отрывистых командах лейтенанта, руководящего обороной лазарета. Но главное Аэлла слышит. — Еще парней несут!
Раны, оставленные чудовищной смесью, вызывают ужас пополам с тошнотой. Драконье пламя столь жаркое, что кое-где плавит броню, да вдобавок, прилипает ко всему, на что попадет, и горит на теле. Оно оставляет на телах черные раны, воняющие паленым мясом и мерзостью, кое-где прожигает до костей. А пару раз приносят таких, кто вообще превратился в груду дымящегося, обугленного фарша. Таким Неккара вкалывает обезболивающее и велит нести в соседнюю комнатку — вытянуть их смогла бы, разве что, сама богиня. Впрочем, раненых много меньше, чем вчера: дома служат надежным укрытием.
Подавляя страх, Аэлла выходит. Под мощными каменными сводами, под прикрытием пушки и взвода отборных арбалетчиков, более-менее безопасно. За храмовыми воротами, обитыми позеленевшей от времени медью, бушует смерть. Но здесь целительница, которая не может делать дело, а дело это — жизнь многих людей, ничем не хуже ее, которые иначе умрут в страшных мучениях. Они ей, конечно, не родня, но вот Неккара… У Аэллы с тех пор, когда на лесной дороге на балаган напали бандиты из Сатиного племени, не было друга ближе, и, наверное, не будет. Женщина изо всех сил наваливается на ворота и выныривает из спасительного полумрака наружу.
Поселок затянули облака кислой пороховой гари, черный дым горящей дряни, которой плеюются драконы, в воздухе разлита гарь и смрад пожарищ — кое-что чудовищам удалось поджечь. На землю, на крыши то и дело падают осколки ядер, отлетевшие от брони, или просто промазавшие болты, обломки драконьей чешуи. Иногда сверху падают предметы таких размеров, что могли бы размазать Аэллу по земле. Она не думает об этом, ноги сами несут сквозь смертоносный дождь к одной из самых крупных изб, в которой ночью сложили бинты и целебные снадобья. Она находится на склоне холма, совсем недалеко от болот, от храма ее отделяет пол-села. Еще ночью казалось, это совсем близко — чуть больше четверти мили, но сейчас, когда с неба летит смерть, добежать не так уж просто.
Аэлла бежит мимо избушек, плюющихся огнем и стрелами, статаясь спрятаться под ветвями старых яблонь или в тени плетней. Увы, листва уже поредела, где-то на полпути ее заметили.
…Чудовище выдает порыв ветра, срывающий остатки листвы с соседней яблони, и злобное шипение, а потом плеск вылетающей из пасти смертоносной жижи. Как подкошенная, Аэлла падает в грязь, стремясь вжаться в ледяную кашу из мокрой земли и опавшей листвы, надеясь, что монстр не заметит ее или сочтет убитой. Впереди вспыхивает, тянет жаром и гарью. Женщина судорожно сглатывает, осознав, что если бы пробежала еще пять шагов, сгорела бы заживо.
«Вроде улетел» — думает Аэлла и, привстав, осматривается. Чудовище унеслось ввысь, только хвост аспидно-черным росчерком мелькает в облаках. Она вскакивает (ледяная грязь струями стекает с рук и одежды, чавкает, затекая в сапоги, ледяная вода, глина неохотно, с алчным чмоканьем отпускает ноги) и мчится дальше, не забывая осматриваться.
Иногда драконы делают заход на окрестные дома, и тогда приходится падать в грязь, прикрывая голову руками: одинокая фигурка, бегущая по улице, более удобная цель, чем отстреливающиеся дома. Когда опасность минует, вскакивать, дрожа от холода, и снова бежать, выдирая из земляного месива сапоги, на которые налипло, наверное, по пуду грязи.
Хотя длится все не больше нескольких минут, Аэлле они кажутся часами. Сейчас она не помнит ничего, кроме цели пути — вон той избушки, до которой еще так далеко — целых сто шагов… семьдесят… пятьдесят…
…К крепкие руки чуть приоткрывают дверь избы, бесцеремонно втягивают Аэллу. Грязная, мокрая до нитки, дрожащая от холода и с плескающимся в глазах ужасом замарашка совсем не похожа на блестящую танцовщицу, по которой сходили с ума десятки, если не сотни эрхавенцев.
— Прислали тут… малолетку, — ворчит угрюмый сержант, отделение которого охраняет припасы целителей. Аэлла хочет возразить, что ей тридцать два, но какая разница? — Ты из храма?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
