Неужели он всё-таки не может съездить в парламент? Доктор, наверное, преувеличивает. А сегодня как раз заседание кабинета. Он посмотрел на часы. Сейчас оно, должно быть, уже кончается. По крайней мере, он мог съездить хотя бы в Вестминстер. Он отодвинул круглый столик, уставленный рядами пузырьков, поднялся, опираясь руками на подлокотники кресла, и, взяв толстую дубовую палку, неловко заковылял по комнате.
Когда он двигался, физические и духовные силы, казалось, возвращались к нему. Британский флот должен покинуть Матапан. На этих турок надо немного нажать. Надо показать грекам, что… Ох! В единое мгновение Средиземноморье заволокло туманом и не осталось ничего, кроме пронзительной, нестерпимой боли в воспалённом пальце. Он кое-как добрался до окна и, держась за подоконник левой рукой, правой тяжело опёрся на палку. Снаружи раскинулся залитый солнцем и свежестью сквер, прошло несколько хорошо одетых прохожих, катилась щегольская одноконная карета, только что отъехавшая от его дома. Он успел увидеть герб на дверце и на секунду стиснул зубы, а густые брови сердито сошлись, образовав складку на переносице. Он заковылял к своему креслу и позвонил в колокольчик, который стоял на столике.
– Попросите госпожу прийти сюда, – сказал он вошедшему слуге.
Ясно, что о поездке в парламент нечего было и думать. Стреляющая боль в ноге сигнализировала, что доктор не преувеличивает. Но сейчас его беспокоило нечто совсем другое, и на время он забыл о недомогании. Он нетерпеливо постукивал палкой по полу, но вот наконец дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая, элегантная, но уже пожилая дама. Волосы её были тронуты сединой, но спокойное милое лицо сохранило молодую свежесть, а зелёное бархатное платье с отливом, отделанное на груди и плечах золотым бисером, выгодно подчёркивало её стройную фигуру.
– Ты меня звал, Чарльз?
– Чья это карета только что отъехала от нашего дома?
– Ты вставал? – воскликнула она, погрозив пальцем. – Ну что поделаешь с этим негодником! Разве можно быть таким неосмотрительным! Что я скажу, когда придёт сэр Уильям? Ты же знаешь, что он отказывается лечить, если больной не следует его предписаниям.
– На этот раз сам больной готов отказаться от него, – раздражённо возразил министр. – Но я жду, Клара, что ты ответишь на мой вопрос.
– Карета? Должно быть, лорда Артура Сибторна.
– Я видел герб на дверце, – проворчал больной.
Его супруга выпрямилась и посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами:
– Зачем тогда спрашивать, Чарльз? Можно подумать, что ты ставишь мне ловушку. Неужели ты думаешь, что я стала бы обманывать тебя? Ты не принял свои порошки!
– Ради бога, оставь порошки в покое! Я удивлён визитом сэра Артура, потому и спросил. Мне казалось, Клара, что я достаточно ясно выразил своё к этому отношение. Кто его принимал?
– Я. То есть мы с Идой.
– Я не хочу, чтобы он встречался с Идой. Мне это не нравится. Дело и так зашло далеко.
Леди Чарльз присела на скамеечку с бархатным верхом, изящно нагнувшись, взяла руку мужа и ласково похлопала по ней.
– Ну, раз уж ты заговорил об этом, Чарльз… – начала она. – Да, дело зашло далеко, так далеко, что назад не воротишь, хотя я – даю слово – ни о чём не подозревала. Наверное, тут я виновата, да, конечно, прежде всего виновата я… Но всё произошло так внезапно. Самый конец сезона, да ещё неделя в гостях у семьи лорда Донниторна – вот и всё! Право же, Чарльз, она так любит его! Подумай, она ведь наша единственная дочь – не надо мешать её счастью!
– Ну-ну! – нетерпеливо прервал министр, стукнув по ручке кресла. – Это уж слишком! Честное слово, Клара, Ида доставляет мне больше хлопот, чем все мои служебные обязанности, чем все дела нашей великой империи.
– Но она у нас единственная.
– Тем более незачем мезальянс.
– Мезальянс? Что ты говоришь, Чарльз?! Лорд Артур Сибторн – сын герцога Тавистокского, его предки правили в Союзе семи. А Дебрет ведёт его родословную от самого Моркара, графа Нортумберлендского.
Министр пожал плечами:
– Лорд Артур – четвёртый сын самого что ни на есть захудалого герцога в Англии. У него нет ни профессии, ни перспектив.
– Ты мог бы обеспечить ему и то и другое.
– Мне он не нравится. Кроме того, я не признаю связей.
– Но подумай об Иде. Ты же знаешь, какое слабенькое у неё здоровье. Она всей душой привязалась к нему. Ты не настолько жесток, чтобы разлучить их, Чарльз, правда ведь?
В дверь постучали. Леди Чарльз встала и распахнула дверь:
– Что случилось, Томас?
– Прошу прощения, госпожа, приехал премьер-министр.
– Попроси его подняться сюда, Томас… Чарльз, не вздумай волноваться из-за служебных дел. Держи себя спокойно и рассудительно, будь умницей. Я вполне полагаюсь на тебя.
Она накинула на плечи больному лёгкую шаль и выскользнула в спальню как раз в тот момент, когда в дверях, сопровождаемый слугой, показался премьер-министр.
– Дорогой Чарльз, я надеюсь, вам уже лучше, – произнёс он сердечным тоном, входя в комнату с той юношеской порывистостью, какой он славился. – Почти готов снова в упряжку, а? Вас очень не хватает и в парламенте, и в кабинете. Знаете, из-за этого греческого вопроса разыгралась целая буря. Видели, «Таймс» сегодня разразилась?
– Да, я прочитал, – сказал министр, улыбаясь своему патрону. – Что ж, пора показать, что страна пока ещё не целиком управляется с Принтинг-Хаус-сквер. Мы должны твёрдо держаться своего курса.
– Конечно, Чарльз, именно так, – подтвердил премьер-министр, не вынимая рук из карманов.
– Хорошо, что вы зашли. Мне не терпится узнать, что делается в кабинете.
– Ничего особенного, рутина. Между прочим, наконец вызволили туристов, которые застряли в Македонии.
– Слава богу!
– Мы отложили прочие дела до вашего прихода на следующей неделе. Правда, пора уже думать о роспуске парламента. Отчёты с мест спокойные.
Министр иностранных дел нетерпеливо заёрзал и тяжело вздохнул.
– Нам давно пора навести порядок в области наших внешнеполитических дел, – сказал он. – Нужно вот ответить Новикову на его ноту. Умно составлена, но есть шаткие аргументы. Затем я хочу определить наконец границу с Афганистаном. Эта болезнь действует мне на нервы. Столько нужно делать, а голова как в тумане. Не знаю, то ли от подагры, то ли от этого снадобья из безвременника.
– А что говорит наш медицинский самодержец? – улыбнулся премьер-министр. – У вас, Чарльз, нет к нему должного почтения. Впрочем, даже с епископом легче разговаривать. Он хоть выслушает тебя. Врач же со своими стетоскопами и термометрами – существо особенное. Твои познания для него не существуют. Он выше всех и спокоен, как олимпиец. Кроме того, у него всегда перед тобой преимущество. Он здоров, а ты болен. Так что тягаться с ним невозможно… Между прочим, вы прочитали Ханеманна? Что вы о нём думаете?
Больной слишком хорошо знал своего высокопоставленного коллегу и потому не хотел следовать за ним по окольным тропкам тех областей знания, где тот любил побродить время от времени. Его острый и практический ум не мог примириться с тем, сколько энергии тратится на бесплодные споры о раннем христианстве или о двадцати семи принципах месмеризма. Поэтому, едва тот затевал разговор на эти темы, он старался, ускорив шаг и отвернув лицо, прошмыгнуть мимо.
– Я успел только мельком посмотреть, – ответил он. – А в министерстве какие новости?
– Ах да, чуть было не забыл! Я, собственно, и за этим тоже решил зайти. Сэр Олджернон Джоунз в Танжере подал в отставку. Открылась вакансия.
– Нужно сразу же кого-нибудь назначить. Чем дольше откладывать, тем больше желающих.
– Ох уж эти покровители и протеже! – вздохнул премьер-министр. – В каждом таком случае приобретаешь одного сомнительного друга и дюжину рьяных врагов. Никто так не помнит зла, как претендент, которому отказали в должности. Но вы правы, Чарльз, надо срочно кого-нибудь назначить, особенно в связи с осложнениями в Марокко. Насколько я понимаю, герцог Тавистокский хотел бы определить на это место своего четвёртого сына, лорда Артура Сибторна. Мы кое-чем обязаны герцогу.
Министр иностранных дел выпрямился в кресле:
– Дорогой друг, я хотел предложить то же самое. Лорду Артуру сейчас в Танжере будет лучше, чем…
– Чем на Кавендиш-сквер? – не без лукавства спросил шеф, чуть приподняв брови.
– Чем в Лондоне, скажем так. У него достаточно такта, он умеет себя вести. Он был в Константинополе у Нортона.
– Значит, он говорит по-арабски?
– Кое-как, зато по-французски отлично.
– Кстати, раз уж заговорили об арабах… Вы читали Аверроэса?
– Нет, не читал. Я думаю, что лорд Артур – отличная кандидатура во всех отношениях. Пожалуйста, распорядитесь насчёт этого без меня.
– Конечно, Чарльз, о чём речь. Ещё что-нибудь сделать?
– Да нет, как будто всё. Я в понедельник буду.
