В Риме Плутарх познакомился со многими выдающимися людьми, а также возобновил знакомство с некоторыми из римлян, которых знал в Греции.
Вторую половину жизни Плутарх провел в Херонее в кругу своей семьи, но занимал и общественные должности: смотрителя за постройками, архонта, беотарха и даже пожизненного жреца Дельфийского Аполлона. Эти обязанности не мешали ему предаваться литературным занятиям и читать лекции на философские и другие темы. Многие лекции были им потом изданы в виде отдельных трактатов: так, статью «О слушании» он начинает следующими словами: «Посылаю тебе, Никандр, в письменной форме мою лекцию „О слушании“». Почти то же говорит он и в статье «О слушании поэтов». Умер Плутарх между 120 и 130 г.
Плутарх очень много читал и делал выписки из прочтенного; в его сочинениях есть множество ссылок на разных авторов. Его сочинения по большей части до нас дошли, но некоторые утрачены, что видно из каталога, составленного, как предполагают, его сыном Ламприем. Ламприй насчитывает их 210. Но в числе сочинений, приписываемых Плутарху, есть некоторые, не принадлежащие ему.
Сочинения его разделяются на два класса: исторические и философско-литературные.
Исторические сочинения носят заглавие «Сравнительные жизнеописания». Это биографии выдающихся исторических лиц, греков и римлян, сгруппированные попарно, так что в каждой паре одна биография грека, другая — римлянина; в каждую пару выбираются такие лица, между которыми есть сходство в каком-либо отношении, после каждой пары дается маленькая статья — «Сопоставление», где и указываются их сходные черты. До нас дошло 23 пары таких биографий; в четырех из них «Сопоставлений» нет. Кроме этих 46 парных (параллельных) жизнеописаний есть еще четыре отдельные биографии. Таким образом, всего биографий 50. Некоторые биографии не сохранились до нашего времени. В наших изданиях биографии расположены по большей части (но не вполне) в хронологическом порядке греческих полководцев и государственных деятелей; но этот порядок не соответствует тому, в котором они были изданы Плутархом. Биографии эти следующие (в порядке наших изданий):
1) Тесей и Ромул, 2) Ликург и Нума, 3) Солон и Попликола, 4) Фемистокл и Камилл, 5) Перикл и Фабий Максим, 6) Гай Марций Кориолан и Алкивиад, 7) Эмилий Павел и Тимолеонт, 8) Пелопид и Марцелл, 9)Аристид и Катон Старший, 10) Филопемен и Тит Квинктий Фламинин, 11) Пирр и Марий, 12) Лисандр и Сулла, 13) Кимон и Лукулл, 14) Никий и Красс, 15) Эвмен и Серторий, 16) Агесилай и Помпей, 17) Александр и Цезарь, 18) Фокион и Катон Младший, 19–20) Агид-Клеомен и Тиберий Гракх-Гай Гракх, 21) Демосфен и Цицерон, 22) Деметрий Полиоркет и Антоний, 23) Дион и Брут. Отдельные четыре биографии — Артаксеркс, Арат, Гальба, Отон.
Эти биографии имеют огромное значение для истории: многие писатели, у которых Плутарх заимствовал сведения, не дошли до нас, так что в некоторых случаях он остается для нас единственным источником. Но у Плутарха есть много неточностей; поэтому его нельзя считать первоклассным историком. Однако и для него самого при составлении биографий главной целью была не история, а мораль: описанные им лица должны были служить иллюстрациями моральных принципов, отчасти таких, которым следует подражать, отчасти таких, которых следует избегать. Свое отношение к истории Плутарх сам определил во введении к биографии Александра: «Мы пишем не историю, а биографии, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживает характер человека, чем сражения с десятками тысяч убитых, огромные армии и осады городов. Поэтому, как живописцы изображают сходство в лице и в чертах его, в которых выражается характер, очень мало заботясь об остальных частях тела, так и нам да будет позволено больше погружаться в проявления души и посредством их изображать жизнь каждого, предоставив другим описания великих дел и сражений». В биографии Никия (гл. I) Плутарх также указывает, что он не имеет в виду писать подробную историю: «События описанные Фукидидом и Филистом, конечно, нельзя совсем пройти молчанием, потому что они заключают в себе указания на характер и нравственный облик Никия, затемненный многими великими несчастьями; но я кратко коснусь лишь того, что безусловно необходимо, чтобы пропуск их не приписали моей небрежности и лености. А те события, которые большинству людей неизвестны, о которых у других писателей имеются лишь отрывочные сведения или которые находятся на памятниках, пожертвованных в храмы, или в постановлениях народных собраний, те события я постарался соединить вместе, так как я не собираю бесполезных исторических сведений, а передаю факты, служащие для понимания нравственной стороны человека и его характера».
И действительно, многие факты, важные в историческом отношении, Плутарх опускает или касается их бегло, а выбирает часто факты мелкие, даже приводит анекдоты, лишь бы только они содержали в себе материал, пригодный для характеристики описываемого лица. История должна иметь моральное значение, должна способствовать исправлению нравственности. Об этом он сам говорит в биографии Эмилия Павла (гл. I): «Мне случилось начать работу над этими жизнеописаниями, выполняя чужую просьбу, но продолжать ее — и притом с большой любовью — уже для себя самого: глядя в историю, словно в зеркало, я стараюсь изменить к лучшему собственную жизнь и устроить ее по примеру тех, о чьих доблестях рассказываю. Всего более это напоминает постоянное и близкое общение: благодаря истории мы точно принимаем каждого из великих людей в своем доме, узнаем, „кто он и что“ и выбираем из его подвигов самые значительные и прекрасные».
При взгляде на историю как на средство исправления нравов Плутарх, естественно, иногда идеализировал любимых им героев. В этом он чистосердечно сознается в биографии Кимона (гл. II): «Когда живописец рисует образ прекрасный, исполненный прелести, мы требуем от него, если в этом образе есть какой-нибудь мелкий недостаток, чтобы он не пропускал его совсем, но и не выражал слишком точно, потому что в последнем случае образ становится некрасивым, в первом — непохожим. Подобно этому, так как трудно, а скорее, пожалуй, даже невозможно представить человеческую жизнь, которая была бы безупречна и чиста, то в прекрасном надо изображать истину полностью, как подобие. А ошибки и недостатки, вкравшиеся в деяния человека по страсти ли какой, или по политической необходимости, надо считать скорее слабостью какой-нибудь добродетели, чем злоумышлением порочности; их не следует изображать в истории со всей охотой и подробностью, но как бы стыдясь за человеческую природу, что она не производит ничего абсолютно прекрасного, никакого характера бесспорно добродетельного».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
