Лишь гораздо позже мы осознали невероятную неправдоподобность ситуации. Во-первых, посыльный был офицером, а во-вторых, он принес паспорт «в зубах», как ты выразился, а ведь все остальные часами стоят в очереди, чтобы получить свои бумаги! Приказ должен был исходить сверху, с самого высокого верха. Ты тут же приводишь мне пример с Пушкиным, персональным цензором которого был царь. Ему так и не удалось получить испрошенного разрешения поехать за границу (видимо, потому, что тогда никакой «холодной войны» не было, как и противостояния либералов и державников. — Ф. Р.)…
Тебе повезло больше, чем Пушкину…»
В эти же апрельские дни Высоцкий знакомится с человеком, который практически с ходу входит в круг его близких друзей. Речь идет о золотодобытчике Вадиме Туманове. Причем сошлись они по нескольким причинам, в том числе и на почве своего антисоветизма. Дело в том, что еще в 20-летнем возрасте (в 1948 году) Туманов был осужден на 8 лет лагерей за антисоветскую агитацию и пропаганду. В заключении он совершил несколько попыток побега, но каждый раз бывал пойман и возвращен обратно. Правда, отсидеть от звонка до звонка ему не довелось — помогла хрущевская «оттепель». С 1954 года Туманов устроился работать рядовым золотодобытчиком в одну из артелей на Печоре. И к моменту своего знакомства с Высоцким имел уже солидный стаж работы в этом производстве и возглавлял одну из артелей.
Учитывая, что добыча золота считалась одной из приоритетных сфер советской экономики и поэтому капитализация там началась раньше всех остальных производств, Туманов был человеком не бедным. В месяц он получал около 4 тысяч рублей и ни в чем себе не отказывал. Еще в 1961 году купил престижный в СССР автомобиль «Волга», а в 71-м сменил ее на новую модель. Тогда же он купил и дом в Ялте за 77 тысяч рублей (к нему приценивался композитор Микаэл Таривердиев, но в итоге дом достался Туманову). Короче, последнего не зря уже тогда называли «советским капиталистом». Во многом именно на почве последнего Туманов и стал антисоветчиком: он считал, что советское руководство бездарно продвигает капитализацию общества, вместо того чтобы форсировать ее и зажить «как на Западе». Поскольку Высоцкий разделял эти мысли, они и сошлись.
Вспоминает В. Туманов: «Мы познакомились с Володей в апреле 1973 года в Москве (у меня тогда была квартира на Ленинградском проспекте). Кинорежиссер Борис Урецкий пригласил меня пообедать в ресторане Дома кино. В вестибюле мы увидели Владимира Высоцкого. Он и мой спутник были в приятельских отношениях, и поэтому мы оказались за одним столиком.
Помню, как Володя смеялся, когда я сказал, что, слыша его песни, поражаясь их интонациям, мне хорошо знакомым, был уверен, что этот парень обязательно отсидел срок.
Я сразу почувствовал, что за внешней невозмутимостью Высоцкого постоянно чувствовалась внутренняя сосредоточенность и напряженность. Многое, о чем мы с друзьями говорили, до хрипоты спорили, он своим таким же хрипловатым голосом прокричал на всю Россию в своих песнях. Наше внутреннее несогласие с режимом, казалось, не поддается озвучанию, мы не знали нормативной лексики, способной передать каждодневное недоумение, горечь, протест…
В ту первую встречу он много расспрашивал меня о Севере, о Колыме, о лагерях ГУЛАГа. При прощании мы обменялись телефонами. Дня через три я позвонил ему и предложил пообедать в «Национале». Но ни в тот раз, ни потом — а в «Национале» мы с ним часто обедали — мы не заказывали ничего спиртного… Теперь, когда я слышу о якобы бесконечных пьянках Высоцкого, для меня это странно, потому что лично я видел его куда чаще работающим, занятым, и были большие периоды, когда он вообще не пил (напомним, что в апреле 73-го Высоцкий впервые «зашился». — Ф. Р.)…»
15 апреля Высоцкий вновь играет для публики «Гамлета». В последний раз перед своим отъездом за границу.
На следующий день он был уже в Киеве, где дал несколько концертов. Отметим, что за последние полгода это был уже третий приезд Высоцкого в Украину — одну из самых подконтрольных КГБ республик в составе СССР. Шефом тамошнего КГБ был Виталий Федорчук, который был прислан в республику самим Брежневым, чтобы тот способствовал скорейшему уходу с поста 1-го секретаря республиканского ЦК Петра Шелеста (как мы помним, тот слыл большим поклонником «Таганки»). Едва это произошло (в мае 72-го), как Федорчук, по указанию из Москвы, развернул в Украине кампанию по борьбе с диссидентами, которых было арестовано несколько десятков человек. Однако социальному диссиденту Владимиру Высоцкому в то же время украинские власти широко распахнули двери своей республики — выступай сколько хочешь. Все это было не случайно, а четко укладывалось в ту стратегию, которую проводил Кремль в отношении Высоцкого.
Наш герой найдет способ отблагодарить чекистов. Именно с весны 73-го в песне «Тот, который не стрелял», написанной год назад, будет изменена одна (но существенная) строчка. Если раньше Высоцкий называл главного злодея песни «особист Суэтин», то теперь это был «странный тип Суэтин». Слово «особист» из песни вылетело именно по причине нежелания автора лишний раз задевать чекистов.
И вновь вернемся к его концертам в Киеве в апреле 73-го.
Один из них прошел в средней школе № 49. Как вспоминает тогдашний преподаватель физики Л. Эльгорт: «Высоцкого пригласили выступить в каком-то институте, связанном с сельским хозяйством, на улице Рейтарской (он расположен рядом с нашей школой на параллельной улице). Фаина Романовна Яровая, преподававшая в нашей школе русскую литературу, была хорошо знакома с одним из сотрудников этого института, который как раз и организовал этот концерт. В институте не было своего зала, поэтому этот человек предложил Яровой провести концерт у нас в школе.
Надо сказать, что директор школы Владимир Георгиевич Кириази «на дух не переносил» Высоцкого, а чтобы провести концерт в школе, необходимо было получить его разрешение. Фаина Романовна, Алла Григорьевна Примак (преподаватель истории), Инна Петровна Островская (библиотекарь) и Людмила Вениаминовна Анисимова (парторг школы), зная отношение Кириази к Высоцкому, все же решились его уговорить, однако им это не совсем удалось. Получилось так, что директор и не разрешил проводить концерт, но и не мешал его проведению, оставаясь как бы в стороне от этого вопроса. Яровая связалась с тем знакомым из института и объяснила ситуацию. И концерт решили все же провести.
Инициативная группа — Яровая, Примак, Островская и я — занялись изготовлением билетов на концерт. Из обычной белой бумаги мы нарезали полоски, каждую полоску проштамповали школьной печатью и проставили свои подписи. Основную часть билетов через Яровую передали в институт, остальные оставили у себя. Нашу долю билетов распространили среди преподавателей школы и своих знакомых. Стоимость билета была то ли три, то ли пять рублей. Учеников школы на концерте не было. Выступление было назначено на пять часов и после последнего урока, который закончился примерно в третьем часу, мы обошли всю школу и под разными предлогами выпроваживали учеников домой, потому что была договоренность — дети на концерт не идут.
