Инициативная группа — Яровая, Примак, Островская и я — занялись изготовлением билетов на концерт. Из обычной белой бумаги мы нарезали полоски, каждую полоску проштамповали школьной печатью и проставили свои подписи. Основную часть билетов через Яровую передали в институт, остальные оставили у себя. Нашу долю билетов распространили среди преподавателей школы и своих знакомых. Стоимость билета была то ли три, то ли пять рублей. Учеников школы на концерте не было. Выступление было назначено на пять часов и после последнего урока, который закончился примерно в третьем часу, мы обошли всю школу и под разными предлогами выпроваживали учеников домой, потому что была договоренность — дети на концерт не идут.
Ближе к пяти часам стал подтягиваться народ. В фойе у входа стояла Алла Григорьевна и Фаина Романовна и пропускали зрителей по билетам. Чтобы разместить всех пришедших, пришлось принести из спортзала скамейки, но все равно сидели не все — многие просто стояли вдоль стен. Присутствовало, наверное, человек двести. У меня дома были записи Высоцкого, и я решил непременно сделать запись предстоящего концерта. Мною был проложен кабель из актового зала в кабинет физики, где находился магнитофон «Днепр-7». Делать запись я посадил одного из лучших своих учеников Сергея Подосинова и наказал делать запись «от и до», без купюр, что и было выполнено. Примерно в пять я находился в коридоре возле актового зала и увидел, что по лестнице поднимаются Яровая, Высоцкий и еще двое каких-то парней, приехавших с ним.
Высоцкий вошел в зал и прошел за сцену. Через несколько секунд Высоцкий вышел из-за кулис, снял куртку и остался в рубашке с длинными рукавами и джинсах. Гитара у него была обыкновенная — темно-желтая с каймой по краю деки. Начал он, если не ошибаюсь, с военной песни. Потом пел и немного рассказывал о себе и своей работе. О песне «Про козла отпущения» сказал, что песня совсем новая и исполняет он ее почти впервые. Ближе к концу концерта рассказывал мало, делал только короткие комментарии к песням. Концерт длился около полутора часов, как и предполагалось. Высоцкий, кстати, на время не смотрел, видимо, ориентировался по спетым песням.
После выступления Высоцкий отвечал на вопросы в записках. Всех заданных вопросов, конечно, не помню. На вопрос о последних работах в кино ответил, что недавно снялся в фильме по Чехову, где играл роль фон Корена. На одну записку не ответил, даже не прочитал ее вслух, а просто прочитал про себя и, усмехнувшись, спрятал в карман. Позже я узнал, что было в той записке. Ее написала одна наша немолодая преподавательница… Записка была примерно такого содержания: «Дорогой Володя! Вы очень хорошо выглядите. Вот мой телефон, мне хотелось бы с Вами поговорить». Что-то спеть еще Высоцкого никто не просил, потому что он сказал, что спешит на следующее выступление в каком-то НИИ, назначенное на 7 часов…»
Стоит отметить, что два дня спустя директора 49-й школы В. Кириази вызвали в райком партии и хорошенько пропесочили за этот концерт. Несмотря на то что сам директор на нем не присутствовал, выговор по партийной линии ему вкатили. Кто-то скажет зря, а кто-то…
Например, новая песня, которую Высоцкий обкатал во время гастролей в Украине — «Про козла отпущения» — была написана им совсем недавно — буквально накануне этих гастролей. И опять под видом шуточной песни миру была явлена сатира на советскую действительность и место самого Высоцкого в ней.
Речь в песне шла о том, что в некоем заповеднике (то есть в СССР) «жил да был Козел — роги длинные» (Высоцкий). Хоть жить ему приходилось с волками (намек на советские власти), но он «блеял песенки все козлиные» (то есть неугодные волчьим властям). И хотя «толку с него было как с козла молока, но и вреда, однако, тоже — никакого». Здесь Высоцкий заблуждался: вред своими песнями он, конечно, наносил меньший, чем, например, Александр Галич своими (у того антисоветский подтекст буквально вылезал наружу), и уж тем более их нельзя было сравнить с диссидентскими прокламациями, однако основы советской идеологии они тоже подтачивали. Поскольку почти в каждой из них имелся тот самый пресловутый подтекст, причем отнюдь не провластный, а даже наоборот. Сам Высоцкий, считая основы советской идеологии прогнившими и кондовыми, видимо, всерьез полагал, что, разоблачая их, он делает благое дело. Однако точно так считали много столетий назад и талмудисты, которые с неменьшим азартом боролись в великом Хазарском каганате со сторонниками официальной идеологии караимами, итогом чего и стало последующее разрушение этого самого каганата. Вспомним слова В. Розанова по адресу евреев: «Не подкрадывайтесь к нам с шепотом: „Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство“. Так вот у Высоцкого это не шопот был, а настоящий вулкан страстей!
Но вернемся к песне «Про козла отпущения».
Далее в ней сообщалось, что этого вот невинного козлика столпы заповедника за его стоическое терпение взяли и избрали в козлы отпущения. Периодически били, а за это делали разного рода поблажки. Например, сделали его выездным:
Берегли Козла как наследника, —Вышло даже в лесу запрещениеС территории заповедникаОтпускать Козла отпущения.
Эти строчки, написанные еще до получения Высоцким официальной визы, ясно указывают на то, что он догадывался — выездным его очень скоро обязательно сделают.
Далее в песне речь шла о том, что от свалившихся на его голову благ Козел отпущения сильно осмелел и стал вести себя не по ранжиру: назвал Волка сволочью, начал рычать по-медвежьи — короче, оборзел (по В. Розанову: в открытую стал ненавидеть подлое правительство). Концовка у песни была такая:
…В заповеднике (вот в каком — забыл)Правит бал Козел не по-прежнему:Он с волками жил — и по-волчьи взвыл, —И рычит теперь по-медвежьему.
Отметим, что в первончальном варианте песни концовка была иная — более революционная:
А козлятушки-ребятки засучили рукава —И пошли шерстить волчишек в пух и клочья!А чего теперь стесняться, если их главаОт лесного Льва имеет полномочья!
Ощутил он вдруг остроту роговИ козлиное вдохновение —Росомах и лис, медведей, волковПревратил в козлов отпущения!
Намек был более чем прозрачен: Высоцкий предупреждал власть предержащих, что, будь его воля, он бы со своими единомышленниками (козлятушками-ребятками) «отшерстил» их в «пух и клочья». Понимая, что такая концовка могла ему дорого обойтись (как пел он еще в первой половине 60-х: «это, значит, не увижу я ни Рима, ни Парижа ни-ко-гда» — то есть его недоброжелатели могли и визу анулировать), Высоцкий от нее благоразумно отказался.
