У всех задержанных нашли как холодное, так и огнестрельное оружие.
Глава 5
Рыжий смотрел на Кунцевича и нагло ухмылялся.
– Фамилия, имя, звание?
– Семен Иванович Васильев, из крестьян.
– Лет сколько?
– Лета не считал.
– Согласно учетной карточке – ты семьдесят первого года рождения, стало быть, тебе двадцать семь. Так?
– Можа и так, тебе, барин, виднее, ты грамотный.
– Где жительство имеешь?
– А нигде, по ночлежным домам живу.
– Отчего так?
– Мне ж прописаться в городе нельзя, меня правов лишили. А в ночлежке пачпорт не спрашивают.
– А револьвер тебе зачем?
– Дык поэтому и ношу – от лихих людей отбиваться.
– От лихих людей? Навроде тех, которые с тобой в портерной пьянствовали?
Васильев засмеялся:
– Не со мной, а с нами. Али забыл, барин, как водку с пивом мне мешал?
Кунцевич откинулся на стуле:
– Дерзишь?
– Избави бог!
– А по-моему, – дерзишь. Что за люди с тобой пили, отвечай?
– Люди незнакомые – познакомились прям там, в портерной, подсел к ним для кумпании, потому как в одиночку пить грустно. Сначала с одной кумпанией пьянствовал, потом ваша привалила, с вами пить стал.
– За что последний раз судился?
– За бесписменность [117].
– Зачем этап ломал?
– А чего мне дома делать? Тятьку с мамкой объедать? Они и без меня не жируют.
– Сидел вместе с Митькой Николаевым?
– Не знаю такого, – быстро ответил задержанный.
– Не знаешь? Вот – выписка из журнала учета арестованных Спасской части. В ней указано, что Николаев и ты сидели в одной камере с девятого по двенадцатое ноября минувшего года.
– Нас там много сидело, в той камере-то. Можа и был про меж нас какой Николаев, мне почем знать?
– У нас есть свидетели, которые подтверждают, что ты обсуждал с Николаевым планы убийства торговца льном Симанова.
– Чего? – Задержанный вскочил. – Ты чего мне пришить собираешься? Убийство? А вот это видел? – Васильев сложил из пальцев дулю и сунул ее под нос сыщику. Тот тоже встал и саданул рыжему в нос. Семен упал.
– Ты чего дерешься? – спросил он, поднимаясь и утирая кровь. – Сейчас драться нельзя, не те времена! Я его превосходи…
Договорить он не успел – Кунцевич ударил его еще раз, а после того, как Васильев опять упал, стал колошматить ногами по ребрам. Успокоился он только через несколько минут. Подошел к подоконнику, взял оттуда графин, трясущимися руками налил воды в стакан и выпил в пару глотков.
Задержанный лежал на полу и громко стонал.
– Вот что, Семен Иванов Васильев, – Мечислав Николаевич наклонился над ним, взял за волосы и притянул голову бандита вплотную к своему лицу, – это тебе не бесписменность. Это – убийство девяти человек. И от тебя тут никто не отстанет, пока ты правду не начнешь говорить. До смерти забьем, а не отстанем.
Он отпустил задержанного, выпрямился и стал поправлять съехавший набок галстук.
Васильев кряхтя поднялся и сел прямо на пол.
– Не стану я, барин, тебе ничего говорить. А твово битья я не боюсь. Меня такие бивали, что ты супротив них – тьфу, и растереть. Не убивал я никого, не убивал – и точка.
Антропометрия показала, что чернобородый великан – это кронштадтский мещанин Павел Демьянов, носивший кличку Павлушка-Ермак. Пять лет назад Демьянов был осужден Санкт-Петербургским окружным судом за убийство с заранее обдуманным намерением с целью ограбления к ссылке в каторжные работы на пятнадцать лет. С каторги бежал в прошлом году. В сыскной была и карточка вертлявого – им оказался Владимир Царев, мещанин города Крестцы Новгородской губернии. Он тоже должен был быть сейчас на каторге, правда, за менее тяжкое преступление – разбойное нападение на мелочную лавку у себя на родине.
Личности двух других собутыльников пока так и не установили – никаких документов при них не было, антропометрические измерения ничего не дали, а себя они называли не помнящими родства [118]. Дело об убийстве семьи Симанова было изъято у Обух-Вощинского и передано следователю по особо важным делам Санкт-Петербургского окружного суда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Шереметевский надавил пальцами на глаза и просидел так с полминуты.
– Извозчик со станции Дно явно узнал рыжего, Царева и Ермака. Но толку от этого никакого – Иванов трясется, как осиновый лист, и следователю говорит, что никого из них в тот вечер не возил. Других свидетелей у нас нет. Если ребята не разговорятся, то предъявить им будет нечего.
– Надобно их логово искать, вдруг там что-нибудь из симановских вещей спрятано, – сказал Кунцевич.
– Надо, так ищите, Мечислав Николаевич! Кстати, – начальник выдвинул ящик стола и достал из него серебряный портсигар с вензелем императора, – вот, нашли у одного из задержанных, у того, который родства не помнит. Вещица интересная. Две недели назад ее забрали у действительного статского советника Цепельбаума, причем забрали в ста саженях от Невского, на Екатерининском канале. Цепельбаум говорит, что грабителей было двое, но лиц их ему в темноте разглядеть не удалось. В этом направлении тоже стоит поискать. В общем, идите, ищите да обрящете!
Розыски Кунцевич начал с хозяина портерной. Сыскной надзиратель 1-го участка Нарвской части, в чьем ведении находилось заведение Почечуева, сообщил, что торговец пивом грешит скупкой краденого, но за руку его поймать пока не удалось.
Мечислав Николаевич получил от Шереметевского разрешение на обыск портерной [119], взял с собой пятерых прикомандированных к сыскной городовых и двинулся на Заставскую.
Реакция хозяина на постановление об обыске Кунцевичу не понравилась – уж больно спокоен был господин Почечуев.
– Ну надоть так надоть. Ищите. Только что искать будете? Сами-то знаете?
– Вещи, добытые преступным путем. Выдать добровольно не желаете?
– Кабы были такие, сразу бы отдал.
Искали долго – часа четыре, но ничего предосудительного не нашли. Городовые сняли шинели, но все равно сильно упрели и то и дело поглядывали на надзирателя. Тот выглядел растерянным.
Хозяин все эти четыре часа просидел в буфетной, подливая себе чай из ведерного самовара.
– Можа, хватит, ваше благородие? Было б чего незаконного, давно бы сыскали. Может, лучше чайку? Чай у меня отличный – перловский! [120]
Кунцевич сел за стол, принял от хозяина стакан с чаем, не сказал ничего против, когда Почечуев влил туда добрую порцию коньяку, отхлебнул и одобрительно покивал:
– Да, чаек хороший. Значит, говоришь, ничего противозаконного не держишь?
– На кой мне? Мы и от портерной неплохо кормимся, канкарентов-то рядом нет.
– А мне говорили, что ты окромя пива еще и темными [121] вещами приторговываешь?
– Брешут, брешут, ваше благородие! Завистников-то у меня хватает.
В это время звякнул дверной колокольчик, и в помещение вошла девица лет двадцати в хорьковой ротонде с бобровым воротником.
– Здравствуй, Максимушка! – улыбнулась она Почечуеву.
Но тот визиту явно не обрадовался – сразу сделался хмур и суетлив:
– Ступай, ступай в контору, не видишь – занят я.
Девица пожала плечами, хмыкнула и направилась по указанному ей направлению. Кунцевич отставил недопитый стакан и поднялся:
– Один момент, барышня!
Девица остановилась:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Вы мне?
– Вам, тут вроде других дам нету. Какая ротонда у вас чудесная! Где покупали?
– Ндравится? Максим Фаддеич подарил! – ответила польщенная девушка.
– Дура глупая! – простонал Почечуев.
– А что? – барышня захлопала глазами.
– Ротонда хорошая, только воротник подгулял самую малость – чтой-то он у вас сзади зеленый?
