половину воды на подбородок и голую грудь.
– Спасибо.
Аннев ожидал, что дионах тут же попытается сплести заклинание, но Ханикат лишь облизал губы и прошептал:
– А можно еще?
– После того, как ответишь на мои вопросы.
– Вопросы! – раздраженно каркнул Ханикат. – Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы… я уже сказал тебе все, что ты хотел знать. Прошу… отпусти меня.
– Сначала я кое о чем тебя спрошу, – неумолимо произнес Аннев, – а там посмотрю, можно ли тебе доверять настолько, чтобы отпустить на все четыре стороны.
Дионах глубоко и протяжно вздохнул:
– Задавай свои вопросы, сын семерых.
Аннев вздрогнул:
– Почему ты так меня назвал?
– Потому что… – Ханикат осекся. – Забудь. Я оговорился.
– Допустим. – Аннев решил, что вернется к этому позже. – В пророчестве говорится, что боги пойдут войной друг на друга. Якобы они охотятся за мной, желая воскресить Кеоса – чтобы самим стать Кеосом?
– Думаю… да. Так понимают пророчество сами новые боги.
Аннев кивнул: еще один кусок головоломки встал на свое место.
– А как его понимает Дортафола?
Как он и ожидал, Ханикат ответил не сразу. Он разволновался – это выдавала его аура, – и, когда снова заговорил, речь его звучала медленно, словно он тщательно подбирал слова.
– Возлюбленный сам расскажет тебе об этом. Такова его воля.
– Значит, ты ничего не знаешь?
– Ничего.
– Однако кое-какие соображения на этот счет у тебя имеются.
Дионах молчал. Не дождавшись ответа, Аннев поднес к его лицу нож и холодным, отстраненным тоном произнес:
– За то время, что мы провели вместе, я многому научился. Теперь я знаю, какие муки человеческое тело способно выдержать, а какие – нет.
Ему казалось, что говорит кто-то другой – тот, кто собирается снова причинить боль лежащему на столе человеку, – тогда как сам он, Аннев, всего лишь наблюдает за этими действиями со стороны.
Я будто играю злодея в пантомиме, которые Атэр устраивал у себя на уроках… Вот только сейчас все взаправду.
– Не надо, – всхлипнул Ханикат. – Умоляю…
– Мышцы и кости мы уже проходили, – продолжал Аннев, не позволяя истинным эмоциям просочиться в его ледяной голос. – А вот что у нас тут… – Он постучал кончиком ножа по груди дионаха. – Или тут… – Лезвие уперлось несчастному в лоб. – Это нам еще предстоит выяснить.
– Кеос всемогущий. – Из груди Ханиката вырвалось рыдание. – Ты просто чудовище!
Ты не слишком далек от истины. Я бросил Кентона умирать в темнице глубоко под землей. Я разрушил Академию, и все, кто находился внутри, погибли. Я убил Кельгу, Янака, Тосана… и Маюн.
Да, так оно и происходило, но если в прошлом он действовал исходя из инстинкта самосохранения, горячего порыва или по случайности, то теперь юношей двигал холодный расчет. И пусть сейчас он говорил себе, что преследует благие цели, способы их достижения ужасали даже его самого.
– Что поделать – приходится.
С этими словами он медленно разрезал кожу на лбу дионаха. За лезвием по коже потянулась кровавая линия.
Ханикат закричал, но Аннев даже бровью не повел. Все-таки дионах был прав: это людям свойственно угрожать – монстры же сразу переходят к действию.
– Да не знаю я! – взвыл Ханикат. – Я могу лишь предполагать, но Дортафола сказал, чтобы я никогда… А-а-а!
Лезвие глубже утонуло в коже, процарапав кость.
– Я понимаю, что нарушать обещания тебе не хочется, – проговорил Аннев, крепче сжимая в пальцах рукоятку ножа. – Однако твое упорство лишний раз доказывает, что я не могу тебе доверять.
– Нельзя! – выкрикнул Ханикат, которому струящаяся со лба кровь заливала глаза. – Дортафола меня убьет! Он обо всем узнает!
– Думаешь, он и правда такой всеведущий? Что же он тогда не явится прямо сейчас и не спасет тебя? Тут одно из двух: либо он ни сном ни духом, либо ему попросту на тебя плевать.
Ханикат снова всхлипнул, и Аннев вдруг со всей ясностью ощутил, что дионах больше не скажет ни слова: в его ауре появилась тонкая трещина, означающая, что он близок к потере рассудка и, если пытку не прекратить, произойдет непоправимое. Едва Аннев это понял, как тут же убрал нож.
– Тебе не нужно ничего говорить, – прошептал он. – Я уже догадался об ответе и сам его скажу. А ты кивни, если я прав.
Он приложил ко лбу кусок исцеляющей ткани, и рана мгновенно затянулась. Ханикат вздрогнул от облегчения.
Аннева тревожили слова, которые он собирался произнести, но каким-то образом юноша чувствовал, что его догадка верна.
– Дортафола думает, что я наследник Кеоса. Поэтому и следит, чтобы мне не причинили вреда. Он верит, что я… стану Кеосом. Так?
Ханикат, стиснув зубы, кивнул.
Аннев почувствовал, будто камень, много месяцев неподъемным грузом лежавший на душе, наконец рассыпался в прах. Пусть самые страшные подозрения, терзавшие его с того момента, как он покинул кузницу Долин, и подтвердились, это куда лучше полной неизвестности, из-за которой он был вынужден жить в вечном страхе и сомнениях.
Возможно, как бы чудовищно это ни звучало, Дортафола был прав, ведь пророчество называет Аннева сосудом, а новые боги охотятся за ним, надеясь, что тот из них, кто завладеет сосудом, сам станет Кеосом Возрожденным.
– Дортафоле я нужен из-за того, что ношу Длань Кеоса?
– Этого я не знаю, – прохрипел Ханикат. – Я… – Он умолк на мгновение, собираясь с мыслями. – Дело в тебе, в тебе самом. Длань тоже важна, но прежде всего Дортафоле интересен ты сам.
По спине Аннева пробежал холодок. Дортафола и Неруаканта охотятся на него вовсе не из-за Длани, как он раньше думал…
Борода Одара. Так вот почему Дортафола стремится мне помочь, а Неруаканта жаждет меня прикончить… Они оба верят, что я – Кеос Возрожденный.
Глава 80
Аннев едва успел отвернуться, как его стошнило. За несколько секунд вся жизнь пронеслась у него перед глазами, и он вспомнил каждый случай, когда явственно ощущал в своей душе тьму. Вспомнил, как на уроке древнего Дорстала он почему-то решил, что жезл исцеления – это темный жезл. Как едва не столкнул Лемвича с крыши Академии на уроке Эдры. Как мучил Фина, когда того парализовало магией жезла оцепенения. И как обрушил на родную деревню неукротимое пламя Длани Кеоса. Он был в ужасе от собственного деяния… и все же какая-то часть его упивалась этой чудовищной разрушительной силой.
Сожги их всех, звучало тогда в его голове. Сожги. Сокруши. Убей.
Сожги их всех дотла.
Аннев вытер губы ладонью. Вот уже три дня он занимается тем, что пытает человека. Зачем он это делает? Потому что у него нет иного выхода? А может, он лишь потворствует прихотям темной стороны