той стороны стены, хорошо резонируя на свежем воздухе. Но одного взгляда на колючую проволоку, шедшую по верхнему краю стены, проволоку, скрученную и злобно извивающуюся, на фигуры вооруженных до зубов часовых на их вышках было достаточно, чтобы понять, что перед тобой — место, где людей держат взаперти. И как бы ты ни относился к проблеме преступления и наказания, факт остается фактом. И факт этот непригляден.
— А может быть, она жива, — сказал Бубба.
— Угу, — отозвался я.
— Нет, серьезно. Как я сказал, на людей иной раз только диву даешься. До того, как эти два кретина очухались у меня дома, вы двое рассказывали мне, как она однажды обошлась с одним парнем, пшикнув на него нервно-паралитическим газом.
— Так что же? — спросила Энджи.
— Значит, она крепкий орешек, понимаете? Я что сказать хочу — представьте себе, рядом с вами человек, а вы вытаскиваете жестянку с газом и пшикаете ему в глаза. Знаете, это ведь не пустяк. Эта девчонка с характером. Возможно, она смогла как-то улизнуть от этого мерзавца Прайса.
— Но тогда она позвонила бы отцу. Попробовала бы наладить какой-нибудь контакт.
Он пожал плечами:
— Возможно. Не знаю. Детективы-то вы, а я всего лишь неуч, посаженный в тюрьму за хранение оружия.
Он откинулся на капот и, задрав голову, стал глядеть на гранитные стены, колючую проволоку и низкое потемневшее небо.
— Пора, — сказал Бубба.
Энджи крепко обняла его и поцеловала в щеку.
Я пожал ему руку.
— Хочешь, мы проводим тебя до самых дверей?
— Нет. Это вроде как вы мои родители и меня в школу в первый день провожаете.
— В школу в первый день, — повторил я. — Помню, ты тогда здорово отколошматил Эдди Рурке.
— За то, что он стал дразниться, что мои родители меня до дверей провожают. — Он подмигнул. — Ну, через год увидимся.
— Да мы раньше увидимся, — сказала Энджи. — Ты что, думаешь, мы тебя забудем и не станем ходить на свидания?
Он пожал плечами:
— Главное, не забывайте, что я вам сказал: на людей иной раз только диву даешься.
Мы глядели, как он шел по гравиево-ракушечной дорожке — ссутулившись, руки в карманах, под порывами ветра, вздымавшего в воздух сухие промерзлые травинки на газоне и трепавшего его волосы. В двери он прошел не оглядываясь.
12
— Значит, моя дочь находится в Тампе, — произнес Тревор Стоун.
— Мистер Стоун, — сказала Энджи, — вы ведь слышали, что мы вам говорили, не так ли?
Он запахнул потуже свою домашнюю куртку и мутным взглядом уставился на Энджи.
— Да, слышал. Двое мужчин полагают, что ее нет в живых.
— Да, — сказал я.
— Вы тоже так считаете?
— Не обязательно, — ответил я. — Но судя по тому, что мы узнали об этом Джеффе Прайсе, он не из тех, кто станет церемониться с женщиной столь яркой наружности, как ваша дочь, если хочет скрыться. Так что зацепка за Тампу…
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и вновь закрыл его. Зажмурившись, он словно пытался проглотить какой-то кислый комок. Лицо его было мокрым от пота и бледнее выбеленной временем кости. Накануне утром он, ожидая нас, взял в руки трость, приоделся и являл собой вид человека гордого, несмотря на пошатнувшееся здоровье, стойкого, способного противостоять неприятелю.
Однако в этот вечер времени подготовиться к нашему приходу у него не было, и он разговаривал с нами, сидя в каталке, где, по словам Джулиана, проводил теперь три четверти своего времени — настолько его мозг и тело были изнурены раком и борьбой с ним при помощи химиотерапии. Волосы его были не причесаны и торчали липкими клочками, а голос был слаб и тих, как шелест гравия.
— И все же это зацепка, — сказал он, по-прежнему не открывая глаз и прижав ко рту подрагивающий кулак. — Возможно, именно там исчез и мистер Бекер, а?
— Возможно, — согласился я.
— Как скоро вы сможете отправиться?
— Отправиться? — не поняла Энджи.
Он открыл глаза.
— Отправиться в Тампу. К первому утреннему рейсу успеете?
— Но нам надо же заказать билеты на самолет, — сказал я.
Он осклабился.
— Заказывать не обязательно. Джулиан доставит вас рано утром к моему самолету.
— Вашему самолету, — уточнила Энджи.
— Чтобы вы отыскали мою дочь или мистера Бекера, либо мистера Прайса.
— Вы очень уж замахнулись.
— Вот и отлично. — Он кашлянул в кулак и опять на секунду прикрыл глаза. — Если она жива, мне надо, чтобы вы ее нашли. Если мертва, мне надо это знать. А если окажется, что за гибелью ее стоит мистер Прайс, вы мне окажете услугу?
— Какую? — спросил я.
— Не будете ли вы любезны его устранить?
— Нет.
— Но вам же случалось это делать.
— А больше не хочу, мистер Стоун, — сказал я ему в спину, так как он уже отвернулся к окну. — Больше не хочу, — повторил я. — Понятно?
Прикрыв глаза, он откинулся на спинку каталки и сделал нам знак уходить.
* * *
— Вы видите человека, который не столько плоть, сколько прах, — сказал Джулиан в мраморном вестибюле, подавая Энджи ее пальто.
Энджи потянулась к пальто, чтобы взять его из рук Джулиана, но он сделал ей знак встать к нему спиной. Она поморщилась, но повиновалась, и Джулиан плавным движением накинул пальто на ее плечи и спину.
— А вот я, — продолжал он, доставая из шкафа мою куртку, — вижу человека, который, как колосс, возвысился над другими, царил в промышленности и финансах, во всех сферах, куда только ему ни приходила охота ступить. Человека, каждый шаг которого ввергал в трепет и вызывал уважение. Глубочайшее уважение.
Он подержал мне куртку, и я скользнул в нее, ощутив свежий прохладный запах его одеколона. Определить, что это за одеколон, я не мог, но почему-то подозревал, что, как бы он ни назывался, цена его мне не по карману.
— Давно вы у него работаете, Джулиан?
— Тридцать пять лет, мистер Кензи.
— А Недотепа? — спросила Энджи.
Джулиан еле заметно усмехнулся:
— Вы про мистера Клифтона спрашиваете?
— Да.
— Он здесь уже двадцать лет. Был лакеем и личным секретарем миссис Стоун. А сейчас помогает мне управляться со всем имуществом и занимается финансовыми делами мистера Стоуна, когда у самого мистера Стоуна нет на это сил.
— А мистер Бекер? — спросила Энджи.
— Вы это о чем, мисс?
— В тот вечер, когда он пропал, он направлялся к
