в Лигачева. Открытый конфликт между ними вспыхнул на заседании Политбюро 10 сентября 1987 г., вскоре после отъезда Горбачева в отпуск. На это время Лигачев остался, как говорилось на партийном жаргоне, «на хозяйстве» и вел заседания Политбюро.
На заседании 10 сентября Лигачев возмущенно стал обвинять Ельцина в том, что Моссовет сам, без согласования с бюро Московского горкома партии, бзз консультаций с Политбюро разработал, принял, да к тому же и опубликовал в газете «Вечерняя Москва» правила проведения митингов и демонстраций. «Кто обсуждал их и с кем? Ведь еще 6 августа, когда ты, Борис Николаевич, поднимал на Политбюро этот вопрос, то Горбачев просил тебя проработать и внести предложения о порядке проведения всяких демонстраций, митингов и шествий. Ты согласился. А сделали по-другому. Ведь принятый Моссоветом порядок беспределен.,.);
Ельцин возражал: «Это дело Советов. Я же докладывал на Политбюро, было "дано добро;'».
Лигачев снова атаковал Ельцина: «Неверно. Было дано принципиальное согласие разработать правила проведения митингов, шествий. Горбачев сказал: вносите предложения, а вы пустили на самотек. Надо же иметь единый порядок не только по Москве, но и по стране»115
Вина Ельцина, с точки зрения членов Политбюро, поддержавших Лигачева, была очевидной: он посягнул в обход Политбюро на создание нормы для всего СССР, так как Москва, конечно, создавала такой прецедент. К тому же он оказывался «прогрессивнее всех». А такое не прощают.
Решение Политбюро гласило: Воротникову. Ельцину, Лукьянову и Разумовскому совместно с юристами и МВД «проработать вопрос и внести на обсуждение в Политбюро».
Потом создавали «рабочую группу».
Потом обсуждали ее результаты и готовили записку в Политбюро.
Потом Политбюро обращалось в Верховный Совет СССР с предложением издать соответствующий указ о порядке проведения митингов и демонстраций...
12 сентября Ельцин направил письмо Горбачеву, отдыхавшему на юге. В нем он жаловался, что утратилась поддержка его деятельности как первого секретаря Московского горкома партии. Ельцин писал:
«Я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее — я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро.
Не могу не сказать о некоторых достаточно принципиальных вопросах...
О стиле работы т. Лигачева Е. К. Мое мнение (да и других): он (стиль), особенно сейчас, негоден... А стиль его работы переходит в стиль Секретариата ЦК. Не разобравшись, его копируют и некоторые секретари "периферийных" комитетов. Но главное — проигрывает партия в целом...
Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки... практически нет...
Задумано и сформулировано по-революционному. А реализация, именно в партии,— тот же, прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода...
...У Егора Кузьмича (Лигачева.— Авт.), по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на "томский опыт" уже неудобно слушать.
В отношении меня после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10 сентября нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям — это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии. (Позже Ельцин пояснил — речь шла о созданной Лигачевым комиссии Секретариата ЦК по проверке дел в Москве.— Авт.)
...Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и "перестроились" Но неужели им можно до конца верить? Они удобны и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобными и Вам...
...Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. ...Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы.
...Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.
Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГККПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.
Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.
12 сентября 1987 г. С уважением, Б. Ельцин»"6
Письмо Ельцина — один из самых удивительных документов в истории партии. Беспрецедентно было то, что он требовал добровольной отставки с высших партийных постов. Еще важнее, что письмо Ельцина было документом политическим. Он мотивировал свою отставку несогласием с политикой партии, на словах громко ратовавшей за перестройку, а на деле, по его мнению, остававшейся неизменной, и Лигачев выступал прежде всего как символ этой неменяемости партийного аппарата. Это документ разочарования, неоправдавшихся надежд на реформирование страны, расплаты за веру в Горбачева. Это был документ громадного личного мужества, мужества безоглядного, граничившего с отчаянностью. Достигнуть высших партийных должностей было невероятно трудно. Но потерять их, оказаться выброшенным из тесного круга «соратников по партии» означало превратиться в изгоя, в политического преступника, на избиении которого долго будут практиковаться правоверные карьеристы. Отметим, что, сжигая за собой мосты, Ельцин использовал ряд аргументов, которые должны были задевать лично самого Горбачева. Двусмысленно звучало утверждение Ельцина, что он со «своей прямотой, своей биографией» не хочет работать в составе Политбюро. Брезгует, лучше других?
Это был скандал. Горбачев пытался превратить его в скандал «семейный». Ему было не до этого. Он писал в Ливадии книгу «Перестройка для всего мира и новое мышление. Для нашей страны и для всего мира». Обязательства перед издательствами «Харпер и Роу» и «Саймон и Шустер» держали его в Крыму, где он в очередной раз редактировал книгу, подготовленную его помощниками117 Ельцин звонил в Крым, спрашивал Горбачева о судьбе своего заявления, тот уходил от ответа, предлагал вернуться к нему после Октябрьских праздников118 В кругу своих помощников Горбачев возмущался: «Недоволен ходом перестройки, работой Секретариата и многим другим. Ставит вопрос об его освобождении от работы в Политбюро. Наворочал дров в Москве, а теперь ищет, на кого свалить».
Опытный, хорошо знавший своего «шефа» В. И. Болдин заметил: «Зная характер Горбачева, я считал, что дело не в предстоящем празднике Октября, а в том, что Генсек хочет помариновать Ельцина в связи с такого рода письмом, сбить эмоции и принять секретаря горкома не тогда, когда он попросит, а когда захочет сам»119
Ответа от Горбачева не было. Развязка откладывалась. Все шло по-прежнему. Ельцин работал, спорил на Политбюро, в
