Когда заключил в артефакт духа бурана, он наложил на него сильные сдерживающие чары, иначе бы тот вырвался из повиновения слишком слабого и неопытного волшебника при первом же случае. Но, сцепившись с паскантешем, дух разошелся не на шутку, он рвал нити, подавлявшие его природную мощь и привязывавшие его к перстню, артефакт-темница становился все холоднее и холоднее. Тобиус с криком сорвал его с пальца и отшвырнул в сторону, в тот же миг дух бурана нанес последний удар и уничтожил паскантеша. Дух-страж растаял облачком сизого дымка, а серебряный перстень с украшением в виде раскинувшей крылья полярной совы превратился в крошечную кучку снега.
Дух бурана развернулся и побрел к Тобиусу, покрывая инеем обломки, усыпавшие место состоявшегося поединка. Пронизывающий до костей мороз валил от его ледяного тела, в голубых льдинках глаз появилось осмысленное выражение — к нему вернулся разум. Острые пальцы-сосульки потянулись к груди мага, чтобы навек заморозить его сердце.
— Если бы не я, ты бы, возможно, до сих пор торчал там и таращился на цветок папоротника!
— Ты поработил меня, — скрипнул освободившийся узник.
— Тебя поработил цветок, а благодаря мне ты оказался здесь и свободен, и…
— Не считай меня дураком, волшебник. Ты бы держал меня в рабстве до конца своих дней, а потом моим хозяином стал бы кто-то другой. Почему я не должен поглотить твое тепло прямо сейчас?
— Ты и сейчас стоял бы у цветка! Ты был бы там! Никакой свободы! Цветок папоротника цветет, пока его не сорвут! Он не увядает и не умирает на морозе! Ты бы и сейчас торчал там, таращась на него!
Рот-трещина духа бурана с треском исказился в подобии улыбки, внутри сверкали ледяные шипы.
— Что ж, возможно. Сейчас я тебя не убью, но помни, волшебник: зима близко! И если буран настигнет тебя в дороге, до весны из снега ты не вытаешь.
Дух обратился веретеном ледяного ветра и острых, как бритвенные лезвия, снежинок. Он вырвался наружу через пробел во внешней стене башни и вскоре уже бился об энергетический барьер, безуспешно пытаясь вырваться с кампуса Академии.
Покинув аудиторию, Тобиус поскорее нашел себе укромное место, чтобы заживить руку. Обморожение было серьезным, некроз тканей налицо, но маг быстро свел мертвечину и нарастил на пальце слой новой плоти и розовой кожи. Вдруг острая боль молниеносно кольнула сердце и отступила. Вместе с тем Тобиус ощутил себя сильнее — один из его двойников только что погиб, и заложенная в нем сила поровну распределилась между оставшимися копиями и оригиналом. Если бы страх не глодал душу, серый магистр подумал бы смело, что теперь счет равный, но вместо этого он подумал, что если вот так умрет он сам, то умрут и все остальные.
Казавшиеся в прежние времена светлыми и надежными коридоры стали опасными и мрачными. Он ожидал нападения в любой момент, зная, что за ним охотятся. То и дело в отдалении слышался цокот копыт по мрамору, паркету или плитке и ласковый голос, звавший «душеньку». Это выводило волшебника из душевного равновесия еще больше, хотя, казалось бы, куда уж больше… Внезапно он почувствовал себя Кагерантом Копыто, старым и очень сильным демонологом Академии, который всю жизнь обходился с демонами Пекла как с рабами, но с возрастом в нем развилась паранойя. Теперь старый демонолог часто слышал цокот копыт у себя за спиной, ему казалось, что демоны подкрадываются к нему и хотят утащить в Пекло, чтобы отомстить за все унижения, которым он их подвергал.
Двигаться стало сложнее, Шивариус то увеличивал, то уменьшал яркость освещения, контролируя поток магической силы внутри освещальников. Тобиус боялся выдать себя, сотворив светящегося мотылька, но и применить Енотовые Глаза он тоже не мог — при резком увеличении яркости, которые периодически случались, под этими чарами он рисковал повредить себе сетчатку.
— Куда же ты, душенька? — донеслось позади.
Голос звучал не слишком близко, но волосы на загривке у мага зашевелились. Копыта застучали ближе, запах серы усилился.
— Ты здесь, душенька? Нет, здесь тебя нет, но я знаю, ты уже близко, душенька, я иду!
Цокот копыт звучал все ближе, а тухлая серная вонь жгла носоглотку. Тобиус рванул вверх по лестнице и петляющим зайцем добежал до зала призывов.
Волшебники Академии редко проводили ритуалы призыва или изгнания крупных сущностей из соседних планов бытия, но на случай, если что-то подобное понадобится, на кампусе насчитывалось несколько обширных и специально оборудованных залов.
Заперев дверь, активировав вплетенные в нее чары, Тобиус бросился к центру помещения и ударил посохом об пол. Из него плавно поднялся небольшой алтарь, на который волшебник быстро нанес схему рисунка призыва. Затем он замкнул энергетический контур при помощи медного переключателя, чтобы энергия для ритуала поступала из внутренних резервов Академии, и изъял из алтаря крупный изумруд, прежде чем тот провалился обратно в пол. В дверь начали бить.
— Я знаю, что ты там, душенька, открой! Открой, я ведь все равно до тебя доберусь! Душенька!
Новые удары посыпались на дверь. Тобиус отгородился от лишних звуков особым куполом и стал начитывать нужное заклинание, поднеся драгоценный камень ко рту. В это время на полу уже начали высвечиваться линии, продуцируемые с алтаря. Они загорались ярче по мере того, как в них поступала магическая сила.
Тобиус не слышал, но видел, как мнется зачарованный сплав, из которого была отлита дверь, — увы, в этом помещении все заклинания были направлены на то, чтобы не выпускать возможную опасную сущность наружу, а не наоборот, так что, приложив нечеловеческие усилия, внутрь все-таки можно было прорваться. Тот, кто пришел за Тобиусом, явно не был человеком — промеж искореженных створок на него взглянул горящий красный глаз, потом внутрь пролезла уродливая темно-серая рука с длинными когтистыми пальцами.
Закончив начитывать заклинание, Тобиус развеял звуконепроницаемый купол и отпустил самоцвет, который взлетел под потолок, и сразу же в зале зазвучал голос Тобиуса. Заклинание призыва стремительно очерчивалось, но двери уже сорвались с петель.
— А вот и я, душенька! — раздался елейный голос.
В зал хлынул поток черного дыма, стелющегося по полу и ужасно воняющего серными испарениями. По дыму, как по ковру, вошел, цокая огромными раздвоенными копытами, ахог. Угольки его глаз мерцали в темноте черепа, длинный хвост, оканчивавшийся метелкой, свистящим кнутом метался за спиной, а из лохматой седой бороды Тобиусу улыбалась мерзкая пасть, полная гнилых зубов. Склонив рогатую башку набок, демон потер ладони с видом наичестнейшего содержателя ломбарда, которому на прилавок положили бесценную вещь, нуждающуюся в оценке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
