Тень, открывающая дверь, вырастает на полу.
Он готов броситься в атаку. Но удерживается. Секретарша приходит в ужас, увидев его в засаде, готовым вонзить в нее нож. Роняет очки. Он онемел. Поднимает очки девушки. Это круглые очки. Бормоча извинения, все еще сжимает в кулаке нож для бумаги. Девушка дрожит. Он кладет нож на стол. Прожектора вертолета пробегают по окнам. Замечает отблески ее слез. Желая успокоить, приобнимает ее.
Их лица и губы, тела слились. Человек из офиса отстраняется с преувеличенной учтивостью. Навсегда запомнится этот момент, говорит он себе. Впервые ощущает, что не такой уж он трус, как привык думать, и вообще-то способен на такое, чего и сам о себе не знал. Успокоив девушку, зажигает свет. Пока она надевает очки, подает ей стакан воды. Обретает спокойствие. Но замечает, что на нем пальто. Уже готов снять его. Колеблется. Но не снимает. В полутьме не так уж заметно плачевное состояние пальто. Идет к баку с минеральной водой. Возвращается с пластмассовым стаканчиком.
Она благодарит. Одно слово «спасибо» переполняет его ощущениями, которых прежде не испытывал. Смотрит, как она пьет. Ее нервные глотки очаровывают. В тишине зала, вдали от лампы, писк летучих мышей кажется пением птиц. Она говорит, что ей уже лучше. Но взгляд ее блуждает. Его успокаивает, что она не обращает внимания на пальто. Предлагает, если позволит, проводить ее домой. В этот час в подземке опасно, а маршрутки ходят редко. Неразумно ходить одной в такой час, почти в полночь, по пустынным улицам. В этот час только банды разгуливают по улицам, бездомные да клонированные псы. Говорит: и ему будет спокойней, если проводит. Она моргает, вздыхает. Изобразив улыбку манекена, соглашается. В этих круглых очках она кажется моложе. Увидел себя дважды миниатюрно отраженным в двух круглых линзах.
Покидают офис, идут по пустынному коридору, а их шаги раздаются по всему зданию. Человек из офиса вызывает лифт. Загробный грохот шестеренок. Спускаются молча. Она глядит в пол. Он смотрит на мелькающие номера панели. Искоса следит за секретаршей: круглые очки, вздернутый носик, мальчишеская прическа. Строгий костюм, застегнутый на все пуговицы. Можно спускаться хоть до центра Земли — таким счастливым он себя чувствовал. Рядом с ней — хоть на край света. Ему хотелось полностью довериться ей. Если она полюбит его, он готов спуститься с ней хоть в преисподнюю. Почему это ему пришла такая фантазия — с преисподней? Потому что ад — это подвалы твоего «я», говорит он себе. Подземелье, где никто не может ни лгать, ни обманывать самого себя. Худшее наказание для любого: отнять все до единой иллюзии тщеславия. Вдруг забеспокоился, что она откроет в нем, кроме хромоты, еще и другие недостатки, менее заметные.
Вышли на улицу. Ночной туман не дает разглядеть вертолеты, но они кружат над ними. Моторы — как стрекотание крыльев. Так и кажется: стальные желтоглазые насекомые выжидают. Прожектор, пробуравив туман, фокусируется на них и снова растворяется в дымке. Пустые улицы центра, улицы банков, архитектурные громадины. На каждом шагу — тела, спящие в картонных коробках, скорчившиеся под навесами и в подъездах. Человек из офиса и секретарша обходят лежащих. Сворачивают на пешеходную улицу. Здесь тоже закутанные в тряпье мужчины, женщины и дети спят у дверей магазинчиков. Зловоние спящих тел заставляет сдерживать дыхание. Далеко обходят каких-то мальчишек-зомби. Один слюнявый бредет на них, человек из офиса предусмотрительно берет девушку под другую руку. Мальчишка спотыкается, шатается, хрипло бормочет что-то себе под нос и проходит мимо. Защищая девушку, человек из офиса обретает уверенность: он уже не тот робкий, согнувшийся над бумагами, каким был только что, когда вертолеты просвечивали здание, летучие мыши бились об окна, а крысы шмыгали под столами. С тех пор прошло всего полчаса, сказал он себе и посмотрел на часы. Уже за полночь. Ему кажется, что вторжение девушки в его жизнь случилось очень давно. Тогда он был другим. А тот, каким стал сейчас, считает того, другого, своим дальним предком. В Лаосе — он читал в одном журнале — после эпидемии больные меняли имя. Может, и он стал лаосцем? Говорит себе, что любовь — болезнь, которая превращает человека в лаосца. В другого.
Несмотря на возникшую от провожания девушки отвагу, он волнуется насчет преисподней. Что же такое ад? Подвалы своего «я», как он только что вообразил, или вот эта преисподняя, перед его носом — нищета, укрытые газетами и пропахшими мочой простынями тела, скорчившиеся у порога рядом с пожитками в сумке или в тележке из супермаркета. По крайней мере тот, кто пал так низко, утешает он себя, уже не тревожится о судьбе своего стола в офисе, свободен от паранойи махинаций и подозрений в заговоре.
Разговор обрывочен. Он интересуется жизнью девушки. Осторожно, не показывая острого любопытства, разбавляя беседу анекдотами. Не хочет показаться болтуном. Иногда в речи звучит озабоченность. Она говорит о шефе. Слишком уж много говорит о шефе. Все время занимается его делами. Он не ревнует, но обидно, что она отдает шефу столько времени в разговоре. А вот начала́ о сослуживце. Столько же о сослуживце, сколько и о шефе. Пожалуй, даже больше, чем о шефе. Говорит, он странный, и это вызывает интерес. Надо бы засечь время, какое она отдает каждому из них, чтобы увериться в том, что он подозревает. Идут ко входу в подземку. Смотрит на девушку. И спрашивает себя — какое зло может таиться в этой симпатии к сослуживцу. Лучше не думать об этом чувстве, о том, что может таиться за ним. Глубины только угадываемые, но пугающие.
Холодно. Девушка дрожит. У него тоже, хотя и не хочет признаться, клацают зубы. Наконец решается. В этот час подземка опасна, говорит он. Снимает пальто и накидывает на плечи девушки.
Останавливает такси.
4
Такси ночью. Неловкое молчание. Если допустит, чтобы молчание затянулось, она неизбежно отдалится. Тогда он рассказал анекдот. Она улыбается. Прикрывает улыбку рукой. Стыдливая реакция девушки — скупо раскрывает губы, пряча отсутствие коренного зуба. Ее застенчивость волнует. Готов рассказать еще анекдот, но сдерживается. Хочет казаться понимающим, а не паяцем. На одном из поворотов девушку бросает к нему. Он удерживает ее и помогает сесть удобней.
Когда такси огибает парк, клонированные псы бросаются наперерез. Бешеный лай. Сущая беда эти собаки. Такси не сворачивает. Одна взлетает в воздух и несколько мгновений еще видна на капоте. Таксист невозмутим. Ничуть не встревожен. Опускает стекло и сплевывает в ночь.
Они почти прижаты друг к другу. На секретаршу произвело впечатление нападение собак — как такси разметало их. Если б жила в квартире побольше, обязательно завела бы себе собачку. Только не клонированную. Она объясняет: клонированные чувствуют не так, как настоящие.
Ее прерывает звонок мобильника. Роется в сумочке, отключает. С досадой отключает. Говорит, уже недалеко. На следующем спуске. Он замолкает. Этот звонок. Звонок ночью. Она, кажется, догадывается, о чем он думает. Нет, у нее нет жениха — говорит ему. И спрашивает, не ревнив ли он. Вовсе нет — отвечает он. Но не может заставить себя не думать об этом звонке. Что-то она скрывает — сообразил он. Если скрывает, значит, это тайная связь. Должно быть, компрометирующий ее роман. Может, с кем-нибудь из офиса. Если думать в этом направлении, раскроется с кем. Кто-то совсем близко, в офисе. А кроме него близок к ней сослуживец сзади. До сих пор и не подозревал: любезен, общителен, с этой его улыбочкой — сослуживец обладает всеми признаками ухажера. Да еще ведет дневник — должно быть, неотразимый аргумент, чтобы выглядеть романтично. Подонок хочет завоевать ее точно так же, как желает занять его место. Единственное, что стоит на пути от стола сослуживца до стола секретарши, — его собственный стол. Великолепный мотив сослуживцу, чтобы убрать его с дороги. Сослуживец оказался вдруг не только соперником в офисе, но и опасным конкурентом в завоевании секретарши. Пора остановиться в подозрениях. Лишние они. А еще если он реалист, то должен признать их бессмысленность: у него нет ни единого шанса завоевать девушку. Он не соблазнитель, никогда им не был. И не понимает, зачем им становиться сейчас. Снова восстает против этих выдумок — они выглядят как бред влюбленного. Довольно и своих проблем, чтобы еще приударять за секретаршей. Безудержное воображение — соображает он — это болезнь тех, кто проводит много времени взаперти. Как раз его случай. Не стоит задерживаться на работе.
Поездка заканчивается в пригороде. Между пустырем и поселком бедноты — несколько блочных домов. В этом районе вертолетов мало. Проволочный забор, отделяющий поселок, охраняется автопатрулем. Полицейские дрыхнут. Невдалеке, в следующем квартале, под стеной здания — киоск и пьяные парни. Порыв ветра доносит от киоска мелодию кумбии[1] и смех. Ветер гуляет по району. Вонь токсичных отходов фабрик и лабораторий. Густое кисло-сладкое зловоние скотных дворов.
