– Ситуацию знаете, информация на руках, разберем по персоналиям. Кто будет докладывать по депутату?
Задав этот вопрос, Кошкин имел в виду убийство депутата Антоненко, расстрелянного на дачном участке из проезжавшего автомобиля. Начальник группы Николай Круглов рассказал об обстоятельствах:
– Осмотр места происшествия ничего существенного не дал. «Калаш» найден недалеко от места преступления, найдены пять гильз от него. Свидетелей преступления, как обычно, нет. Связи депутата выясняются. За основу берем пока две версии, обе связаны с его депутатской деятельностью: Антоненко разрешал конфликтную ситуацию между администрацией города и Союзом предпринимателей по поводу определения маршрутов коммерческих автобусов в городе и за последние два месяца снял три маршрута, а еще стал председателем городского отделения ЛДПР. Информация по оперативной линии его связи с уголовниками не подтверждает. Опрошены родственники, соседи. Восстановлена картина двух последних дней перед происшествием. У нас есть сведения о некоторых его любопытных контактах с руководством Союза предпринимателей, а еще, между прочим, с людьми Халилова.
Халилов не нуждался в заочном представлении Круглова. Это был самый влиятельный преступный авторитет в городе, лидер азербайджанской группировки.
– Жена говорит (здесь Круглов сделал голосом акцент), что был один звонок с угрозами за неделю до преступления. Проверяются все версии, в том числе и по партийной линии. Пока все.
– Быстрее, Круглов, разворачивайтесь. Вчера интересовался ходом расследования мэр. А сегодня меня уже почти уволили. Да и сами понимаете, сейчас не соберем информацию – потом только на авось… Что по Ислентьеву?
Оперуполномоченный Виктор Кокорников доложил по убийству предпринимателя. Рассказал, что есть обнадеживающие результаты, просто до селекторного не успели доложить. Версия одна, бытовая. Умер от резаной раны на шее. Предположительно от ножа. Нож не найден. За день до убийства у Ислентьева было выяснение отношений с женой на почве ревности: жена была им избита. У нее есть друг. С женой работают. Скорее всего, она будет давать показания в ближайшие дни. А вот друг ее исчез. Куда – выясняется.
– Кражи что?
– По кражам не было пока ничего. Однако по оперативной информации появилась надежда, что вещи, похожие на краденые, могут появиться на рынке в поселке Островном на следующей неделе.
Женщина из розыскного, оперуполномоченный лейтенант Антонина Бортникова, ждала своей минуты. Она, эта минута, неумолимо приближалась. Кошкин уже побагровел настолько, что в голову Бортниковой само пришло: надо вызывать врача, какое уж тут совещание… Но майор внешне держался как скала. Если бы не цвет лица, понять его состояние было бы невозможно. Что же может она сказать по пропавшим? Поступило три заявления: пропала молодая женщина тридцати с небольшим лет и двое мужчин, стариков, обоим за семьдесят. Все трое пропали примерно неделю назад. Есть некоторые общие моменты, которые заставляют обратить на себя внимание. Например, никто из пропавших не был бомжем, никто не связан с криминалом, никто не имел никаких особых богатств. Она – скромная служащая социальной защиты, старики – пенсионеры-работяги. Никто из пропавших не совершал сделок с недвижимостью или автотранспортом, не имел знакомых, которые были бы известны милиции, не вел такой образ жизни, что мог спровоцировать преступников. Более того, у стариков не было вообще близких в этом городе. Дети живут достаточно далеко. А, может быть, это как раз и удобно для их похитителей? Они (те, кто похитил) и могли сделать именно такой выбор. Только зачем? А вот зачем: у дедуль, хоть далеко, но есть богатые родственники, те же дети или кто-то еще. И цель похищения – вымогательство денег у родни. Женщина, правда, дело другое. Детдомовская, имевшая мужа и двоих детей, но потерявшая их в автокатастрофе, она вообще осталась одна на белом свете. Здесь надо разбираться отдельно… Хотя и дети стариков, по имеющимся у оперативников сведениям, вряд ли могут быть состоятельными людьми, а другие родственники пока не установлены. Значит, версии о возможном убийстве с намерением завладеть имуществом, расправе или похищении с целью вымогательства, на первый взгляд, исключаются у всех троих. Это тоже результат, если двигаться методом исключения. Но и других версий тоже ведь нет… Потому что нет предположения о мотиве. Нет мотива – нет ничего. Бортникова с тоской посмотрела в окно. Пожелтевшие деревья напротив будто замерли от предчувствия расправы над ней самой. Вот эта расправа была совсем реальна. А, может, им, этим деревьям, как и всему вокруг, глубоко на нее наплевать? Это еще обиднее.
Еще мгновение, другое, и она, хотя плохо слушала доклад коллег, почувствовала возникшую паузу и теплый, даже жаркий взгляд начальника на своих плечах. Именно на плечах. На погонах. На молодых звездочках. Пора вставать…
* * *
Дымов ничего не забыл. Он считал себя униженным странным поведением незнакомца и хотел еще раз «поговорить» с ним. Через три дня после встречи с этим так называемым психологом он, директор частного юридического агентства, объявил коллегам о краткосрочном отпуске и решил все же посетить Новодворьевскую, 15. Кирилл не осознавал ясно, что собирается делать, так ли уж нужно ему бить этого наверняка нездорового человека, но решение принял, и менять не собирался. Перед уходом позвонил врачу-психиатру, своему давнему другу и соседу по школьной парте Сергею Волошину:
– Серега, тебе твои клиенты никогда не предлагали устроить встречу с родными на том свете?
– Ну и?
– Чего «ну и»? Предлагали или нет?
– Нет, такого не было. А вот на планету Рыжей Обезьяны слетать предлагали по сходной цене.
– Ну и?
– Чего «ну и»?
– Полетел или нет?
– Отказался.
– Почему?
– Слишком дорого запросили.
– Конечно, ты даже ради большого дела гроша ломаного не дашь, я ж тебя знаю. Слушай, а как протекает шизофрения? Вот шизофреник может рассуждать логично?
– Еще как.
– А психологом он может работать?
– Даже Папой Римским. А особенно – психиатром. Он уже знаком с этой профессией. Или санитаром. Что ты привязался ко мне с идиотскими вопросами?
– Да понимаешь, встретил тут одного… на кладбище, у могилы жены. Предлагал мне пообщаться с ней. Говорит – жива. Адрес свой назвал и профессию. Психолог, между прочим. Почти коллега твой. Улица Новодворьевская, 15 тебе ни о чем не говорит? Может, это психиатрическая клиника? А то я б не удивился.
– По такому адресу клиники у нас в городе нет. Может, какой-нибудь «болезный» в частном секторе живет, наш пациент. Например, после ремиссии у него снова обострение. Хорошо, если не буйный.
– Не говори, дурацкая ситуация, вручил мне даже свою визитку. Написано «психолог Аркадий Липовецкий».
– А что он там делал, на кладбище?
– За мной наблюдал.
– У-у…, старик, это типичный шизофреник. Изобретательный, правда. Да они все артисты. Как-то меня на дежурстве два психа остановили и удостоверение, раскрашенное цветными карандашами, – прям в лицо. Вы, говорят, задержаны! В удостоверении у одного читаю «Глеб Жеглов», а у другого «Володя Шарапов». Так что сочувствую. Тебе в отпуск надо, отдохни. Хочешь, съездим куда-нибудь? Я тоже возьму. Пошло все к чертям! Кир, ты слышишь меня?
Дымов не дослушал, машинально положил трубку, пораженный собственной догадкой. Зачем ему все же хотелось выслушать психолога?! В подсознании жила непонятная, сумасшедшая… (как бы обозначить это чувство) наверно, все-таки надежда. На что? Неизвестно. Бред. Но она была, эта маленькая вера в чудо. И сейчас на самом деле он, скорее всего, не хотел убеждаться ни в злом умысле, ни в сумасшествии того странного человека. Тогда в чем же он, Дымов, хочет убедиться? В чем он вообще может убедиться?
Искать Новодворьевскую, 15 пришлось достаточно долго. Эта улица находилась в самом старом районе города и состояла из таких же старых купеческих домов, каждый из которых наверняка был построен еще в девятнадцатом веке и по праву мог бы иметь статус исторического, архитектурного памятника. Однако ни на одном из них не было соответствующей вывески. Администрация и жители города Рудного, видимо, пока решали другие проблемы.
Новодворьевская, 15 – это последний двухэтажный дом на короткой (всего восемь домов) улице и настоящая окраина города. За домом просто начиналось поле с небольшими перелесками до самого горизонта уже без единого строения. Но сам дом номер пятнадцать очень отличался от прочих на этой улице, прежде всего свежестью и красотой. Все, в том числе и кирпич, было аккуратно выкрашено. Светло-зеленые деревянные резные ставенки очень свежо смотрелись на фоне светло-коричневых стен. Каждый завиток узора на них был тщательно выполнен. Кровельное железо (скорее всего с оцинковкой) на крыше добротно блестело серебром: аж глазу было больно даже при таком слабом, едва пробивавшемся сквозь сплошное полотно туч солнечном свете. Дымов отметил массивность и высоту кирпичной ограды, за которой был полностью скрыт весь первый этаж особняка. В мощные железные ворота, как решил Кирилл, было вмонтировано устройство, похожее на домофон. Все это вместе создавало странное впечатление: дом напоминал жилище современных цыганских наркобаронов с кое-какими, невесть откуда взявшимися, эстетическими пристрастиями русского купечества.
