Ей больше, слава богу, вопросами не докучали.
Она познакомилась в палате с соседкой, Алевтиной. У той удалили желчный пузырь. К Алевтине приезжали три дочери с мужьями, две тетушки, совсем старушки, супруг, какие-то ещё родственники, и все несли продукты, словно они тут голодали.
Еду что приносили Алевтине, приходилось съедать Вере. Обратно не отправишь, обидятся, говорила соседка по палате. Девушка впервые попробовала шаньги, и поскольку у Али была строгая диета, сердобольные родственники несли то, что, по их мнению, не повредит. Пельмени приносили горячие, но капустные, называли китайскими.
– Это от китайцев переняли? – осведомилась Вера, ей они весьма пришлись по вкусу.
– От каких китайцев! – засмеялась Аля, – где китайцы, а где мы! Нет, у нас считается, если мясо не может себе позволить кто-то, значит неимущий, как китаец.
Девушка поначалу стеснялась, но Аля её отчитала: не война, никого она не объест и неужто не попотчевала бы Алю, довестись ситуация наоборот? А выздоравливать нужно. Позже Алевтину выписали. Она строго наказала обязательно приехать к ней, оставила адрес, и Вера в палате осталась одна. Искренность и доброта чужих людей, простота нравов, откровенность в высказываниях на те или иные вещи поразили девушку. Долго ещё после отъезда Алевтины она вспоминала о своей новой знакомой, смешливой дородной женщине. И улыбалась, вспомнив, как сокрушалась Алевтина Егоровна, выслушав рекомендации докторов.
– Как же я жить теперь стану? Все запретили! С голоду помру! Каши! Постное! А как же шашлычок? А жаркое из свинины? А селёдочка, украшенная колечками лука под водочку? Нет, Вера, не дождутся они от меня подобной жертвы!
– Но вам может сделаться нехорошо, – обеспокоилась девушка.
– Да знаю я! – с досадой махнула рукой соседка, – оттого и печалюсь. Одна радость сейчас, заново похудею, буду ладной, как в молодости. Знаешь, я, какая была? Полсела парней за мной ухлёстывало, а предпочла себе рыжего. У тебя жених-то есть?
– Не помню.
– А ты не усердствуй! Само припомнится!
На самом деле, Вера почти сразу, как проснулась, вспомнила все, что было до операции.
Кто поверит, что ехала она на собственную свадьбу?
Больница была небольшой, персонал и пациенты знали о загадочной больной, все живо интересовались, что с ней произошло, обсуждали удивительное появление, и она решила, что потеря памяти – это удобно. Можно не говорить правду, прикрываясь амнезией.
Никаких объяснений, никаких выяснений, кто ждал её в городе, никаких расследований, почему её сбила машина. Все сочувствовали, качали головой, похлопывали по плечу, утешали. Деньги, мобильный и документы были в потерянной сумочке. Скорее всего, та так и лежит на дне канавы, наивно полагала Вера.
Лечащий врач, добродушный пожилой мужчина с красноватым носом, хвалил ее. И за то, что Вера быстро шла на поправку, и за то, что барышня оказалась предусмотрительной. Оценил практичность. Современная девушка, а в дорогу собралась по старинке, с запасом. К бюстгальтеру пришила кармашек, в котором спрятала несколько купюр в долларах и записку с группой крови. Вот и пригодилось.
– Мы из твоих денежных запасов взяли несколько купюр, купили отличное лекарство. А кто это тебя научил таким премудростям?
– Каким премудростям?
– Запас денег делать и прятать в белье, а главное, группу крови указывать.
– Моя бабушка. Она в войну сестрой милосердия была, вот и сообщила, что нужно обязательно группу крови где-то написать, все в жизни может произойти, – сболтнула Вера с гордостью. После осознала, что при её ложной амнезии необычно помнить подобные частности, но доктор, к счастью, не проявил заинтересованности.
– Поклон ей, коли жива-здорова, очень помогло при оказании помощи. Все бы так делали. Вещи твои в негодность пришли. Но денежек хватит и на неё. Дней через пять выпишем, если показатели не ухудшатся. С Татьяной Васильевной поговори, она поможет, на первое время устроит.
Ей сняли швы и готовили к выписке.
Татьяна Васильевна Соболева, медсестра, про которую говорил врач, всю жизнь работала в хирургии. У неё недавно умер муж, в доме женщина осталась одна, места было много, поэтому она и пригласила потеряшку к себе пожить, пока та все не вспомнит.
Она же купила босоножки, платье и пиджачок. Платье было бледно-розового цвета и оказалось на два размера больше, а вот фиолетовый пиджак с большими карманами пришелся впору. ещё Вере купили белые босоножки на низком каблучке.
Ох, грехи наши тяжкие!
В другой ситуации Вера, при её любви одеваться с шиком, даже бы не посмотрела в сторону таких вещей. На голову пришлось надеть белую косынку, тётя Ната одолжила из своих стратегических запасов. С тем безобразием, что творилось на немытой голове бывшей пациентки, выходить на улицу было стыдно.
– За комнату немного с тебя возьму, завтра выписывают, вместе и пойдем, как смену сдам. Так и не вспомнила, кто ты?
– Нет. Имя только и помню.
– Ну и то хорошо! Готова? Не ахти, конечно, да кто на тебя глядеть станет? Ты словно цыпленок с местной фабрики. Они худые да синие на прилавках лежат, вот и ты так выглядишь. Ничего, молодая, оклемаешься.
Они вышли из ворот больницы, и неторопливо отправились домой к Соболевой. Слева от больницы располагалось кладбище. Удобно больничку построили предки.
Татьяна Васильевна вела её тихими небольшими улочками с деревянными заборами выше человеческого роста и большими воротами перед домами.
Они обходили лужи, иногда переходили на другую сторону улицы, если видели лежащую у ворот собаку. Вера уже ходила уверенно, не хваталась каждую минуту за бок, как было вначале.
По улицам проезжали трехколесные мотоциклы с колясками, легковые автомобили, в основном, отечественного производства. Ехали водители не быстро, но и не медленно. Иногда у открытых распахнутых ворот мужчины копались в своих железных конях, разложив инструменты на земле.
Вера с любопытством заглядывала в такие дворы: чаще всего в них было всё аккуратно убрано, собаки бегали на цепи или сидели в вольерах, там же виднелись и грядки. Дома смотрелись большими хоромами. Все было основательным, надежным и натуральным, что ли.
Некоторые встречающиеся здоровались с Татьяной Васильевной, но не останавливались, шли по своим делам.
Город, которого Вера ещё не увидела, казалось, отдалялся, уходил от нее в другую сторону.
– Я живу на озере, район наш старый, окраина города, – сказала Соболева.
– А в озере купаться можно? – заинтересовалась девушка.
– Нет там никакого озера. Засыпали давно. Площадь теперь, автобусы разворачиваются.
– Как жаль.
– Нисколько! Нам и реки хватает. Весной вода разливается до середины старого города, люди на лодках добираются из дома. Теперь у нас старики одни остались, дома как дачи используют. Молодёжь ближе к заводам селится, там же и поселок «Царское село» местные богачи построили. Оклемаешься немного, на реку сходим. Поплаваем. Плавать-то умеешь?
– Умею. Большое строительство у вас?
– Какое там! У кого деньги есть, тот и строит.
– Людям работу дают?
– А толку что? Авансы дают, а расчет не делают. Сами жируют. Закон вышел, что зарплату нельзя задерживать, но им закон не указ. Моему племяннику за семь месяцев задержали. И не уйдешь, работы больше нет.
– Как же так? Что же за хозяева такие?
– Есть тут одни, говорить не хочу! А вот и дом мой. Ты не пугайся, у меня собака, без неё здесь нельзя, мало ли кто пожалует. Заходи.
Деревянный дом двумя окнами глядел на улицу. Они вошли в закрытый, как и у всех тут, от прохожих большими воротами двор. Во дворе был устроен деревянный тротуар из широких и читсых досок, слева, за невысоким заборчиком, вдоль которого росли кусты малины и крыжовника, виднелись грядки. Тротуар тянулся, огибая дом, дальше, вглубь.
– Туда за дом пройдешь, там баня, дровяник и туалет. Проходи в дом.
Маленькая злобная собачка, захлебываясь лаем, бросилась к ним.
– Ну-ка, цыц, Фроська! Сейчас накормлю! Свои!
Женщины вошли через застекленную веранду. Дом внутри оказался светлым, уютным, с высокими потолками и двумя комнатами, помимо кухни. Белоснежные тюлевые занавески закрывали окна, но пропускали много света, солнечные лучи освещали всё пространство, и оттого оно выглядело более нарядным.
– Как здесь красиво и светло! И тепло, – воскликнула Вера, испытывая приятное чувство умиротворения.
– Располагайся, вот здесь будешь спать. Я сейчас баню истоплю, вода есть, носить не надо. После больницы отмоешься, а потом в город сходим, продукты купим, да и себе что присмотришь.
Банька оказалась небольшой, побеленной изнутри.
После бани девушка уснула. Татьяна Васильевна дала поспать ей пару часов, а после они сходили за продуктами и приготовили обед, неспешно разговаривая о жизни. Говорила в основном хозяйка, а гостья только слушала и помогала, чем могла.
