Они – в одной двойке: капитан судна, каким бы он ни был, сидит сзади, рулит и говорит (командует) чего-то там матросу на переднем сиденье, прикрываясь им. Матрос, те-оретически, выполняет его указания. Если они последуют. Следовали они на сложных участках. А на несложных возможно молчаливое взаимопонимание и синхрон, когда вёсла для гребли вместе ныряют в воду с одного борта судна, а не с разных.
Но Витя на спокойных участках доставалось от матроса. Никакой субординации… Катя делала замечания, задним, так сказать, временем, как это принято у умных девушек. Когда становилось ясным, что такое замечание нужно сделать. Перед неким препятствием или дилеммой это ясно не было.
Почему не указал байдаркам за нами на корягу, торчащую посреди русла?! Или: не сказал другим, что нужно идти правым берегом, а не левым, в чём они сами убедились после прохода именно у правого берега. Или: разве нельзя поговорить с другими байдарками, которые идут рядом?! А этот горе-капитан бухтит: Кончай разговоры, внимание на воду!
Противоречия «матрос – капитан» не носили, как говорится в марксизме-ленинизме, антагонистического характера, однако, требовали затрат на переработку, следовательно, немного утомляли. Но силы и настроение всё-таки оставались.
…Когда их байдарка, видимо, из-за молчаливости и сосредоточенности экипажа, вышла на первое место в эскадре, что доставляло лёгкое удовольствие первопроходцев, Витя заметил впереди на воде, поперёк всего русла, физически неправильное, но возможное к существованию явление. Гладкая спокойная вода, уже не столь нефритовая, так как они давно шли по равнине после гор, – вода слегка, но по всему пересечению, всем гладким полотном чуть загибалась вниз, а над её изогнутым краем мнилось что-то не водяное, не каменное, – что-то торчащее.
Оберегая жизнь матроса (и свою), Витя дал команду чалиться у правого берега в нескольких десятках метров от явления на реке. Матрос Катя стала работать левой лопастью весла, а отважный капитан плюхнулся с кормы в воду и на окончании роста достал ногами дно, подтолкнул лодку к берегу и удерживал. Всё-таки сомневаясь, не глупость ли сотворил на спокойном участке.
Спокойная вода здесь на повышенной скорости устремлялась куда-то. Оказалось – через высокую плотину, утыканную палками, как ёжик иголками, что они увидели, когда прошли по берегу и заглянули за гребень. Местное население декхан и поселян, таким образом, создало и держало запас воды, столь необходимый в этом знойном крае.
Попадание в байдарке на ёжика почти гарантировало экипажу отправление в путешествие без возврата. Хорошо, что экипаж заблаговременно передумал. Не сказать, что внешне это впечатлило матроса – горячка и движение многое скрывают. Во всяком случае, мелкие уколы от него продолжали поступать в установленном ранее порядке. Чтобы капитан не дремал.
Плыли (шли) – ели – пели – балдели – спали, грабили прибрежные кишлаки и города – посещали тамошние базары и магазины. Остались походные дневники, вывезенные на родину. И воспоминания…
Будь благославен древний Узбекистан, для которого и Александр Македонский – мальчик, его не покоривший!
Встреченные аксакалы жали нам руки своими двумя в знак вежливости, которую мы империалистически принимали за уважение.
Естественным водным путём пришли в близость границы с Афганистаном. Говорили – за этими, хорошо видными нам из лагеря, горами. Про наши войска тогда не писали, хотя об их вводе известно было. Врач-русская, которой нанесла визит наша врач, призвала к осторожности: местных парней берут в Ограниченный контингент. Именно местных в начале несчастной войны в Афганистане и брали. Оттуда пошёл груз 200. Русским могли мстить.
Возможно, и мстили. Подростки в разводьях Сыр-Дарьи пытались взять суда на абордаж, проведя артподготовку камнями. Пришлось быстро-быстро, не дожидаясь контакта с противником, бросившимся после артподготовки, как положено, в атаку, запрыгивать в байдарки и спасаться, чтобы не создавать национальных конфликтов. Спасло отсутствие ровного пути от нападавших до байдарочного причала – всё вокруг усыпано валунами, камнями и галькой. Простите нас, местные.
Но, скорее, было зловещее хулиганство. Наблюдаемое посейчас – например, в отношении поездов – на западе, юге и востоке больших евразийских территорий. Такая всеобщая месть аборигенов…
Убогие мазанки декхан на берегу изумрудного канала в обрамлении ив, чинар и цветов.
Движение по знаменитым ферганским каналам, по ним некоторое время шли, считая, что идём по реке в бетонных берегах.
Совсем не аксакалы днём, но в тени чинары, – в городской чайхане на суфах. Да с бутылочкой «Столичной».
Злобный взгляд настоящего классического старца-муллы в белом, чалме и с Кораном в руках – во внутреннем дворике кокандского вокзала, в каковой дворик они из досужего любопытства заглянули. А ты не мешай!
Наивные и прилипчивые мальчишки на берегу. А у них тоже была клейка – байдарок, мальчишки выпрашивали резиновый клей в тюбиках. Зачем им? Дети не знают. Им просто хочется чего-то нового и интересного. Узнают потом, когда перестанут быть детьми. Их меж-дуусобные споры из-за клея. Обладатели клея, пользующегося спросом у населения, решили установить справедливость под лозунгом «Один мальчик – один клей».
Старик в халате на небольшом каменистом горном поле, огороженном камнями же. Он работает кетменём. Как из старого кино. Камни на поле вылазят из почвы сами по себе, вылазят постоянно, и постоянно он их убирает, убирает, убирает.
Вспоминалась название «Ташкент – город хлебный». Где-то «в Ташкенте», в Узбекистане, жили дальне-дальние родственники Вити. Но адресов он не знал.
Площадь Регистан в Самарканде. Здесь три всемирных чуда архитектуры – медресе Улугбека, Шердор, Тилля-Кари. Подошедший пожилой мужчина говорит, что «Улугбека» строили три года, «а это, – он показывает на приземистое неопределённо-желтоватое коробкообразное здание художественной галереи, – это строят уже восемь лет…»
Маленький ночной переполох в гостинице. Гостиница – в бывшем медресе, кельи – номера. Залезли к девушкам. Крик, переполох! Проснувшиеся и выскочившие сплочённые силы команды разбойников Хасана Одноглазого не увидели, пострадавших в команде тоже не было.
Вечером в большом внутреннем дворе гостиницы включили по громкой трансляции музыку из индийских кинофильмов. Женский персонал и их гости отдавались восточным танцам целиком – плавно поворачиваясь, кружась, семеня, изображая руками цветы и ещё что-то! Витя не видел, чтобы у нас танцевали с таким чувством…
Взаимоотношения «капитан – матрос», выйдя всё-таки на сплавно-безопасный уровень, дальше, по-человечески, уже не развивались. Видимо, Катя считала достигнутый уровень достаточным.
На таком уровне, претерпев ещё ряд устранимых – как это в «Белом солнце пустыни»? – заминок, они добрались до пункта Б, счастливые и сложно-довольные. Это про всю команду, и про её отдельных членов.
В пункте Б капитан команды привлёк самых выдержанных к участию в финальном праздничном банкете в ресторане по месту происхождения всей увиденной экзотики. В число выдержанных неожиданно попал и Витя, чем гордится до сих пор.
Остальные члены команды в ресторан идти просто не захотели, экономя силы на такое же, но домашнее, мероприятие, действительно, по окончании пути. Нет, в городе потом состоялся квартирник. У капитана капитанов, всегда приглашавшего и выдерживающего любую родственную ораву странников.
Как назывался ресторан? Конечно же, «Бахор»!
В ресторане были немногочисленные джигиты, верещавший кенар Кешка в просторной клетке и они. Обслуживала Краса Севера, попавшая на Восток, – официантка Маша. Она не уступала Мэрилин Монро. Подозреваю, в ресторан джигитов притягивала она.
Чуть уставшие, уходим из ресторана в лагерь, завтра уезжаем домой. Маша как будто невзначай выглянула на крыльцо «Бахора» – посмотреть на людей с её родины. Будьте счастливы здесь, Маша!
Бахор заканчивался и на севере, а здесь, в Узбекистане, закончился давно. Впереди были другие времена года и жизни.
Экология комаров Западной Сибири
Вертолёты подлетали, садились и взлетали один за другим. Одновременно можно видеть штуки три – над разными вертолётными площадками поблизости.
Это только в одном углу.
Бурение на нефть и её добыча. Денег не жалели.
В тайге и по болотам – дорог нет.
Зимники, зимние дороги – зимой.
Так что – летаем.
Начало лета.
