– Ну-ну. Денег надо?
– Балуешь ты меня.
Петрович сунул Вале несколько купюр.
– Ладно, я поехал. Смотрите, не увлекайтесь.
Не увлекаться Петрович предложил женщине за тридцать – 90—60—90. Талия чуть не та, но остальное… И лицо. Помимо красоты, оно умело показать ум и внимание – на людях. Было в меру насмешливым, когда мужчины автоматически начинали ухаживать…
– Что надоедает?! – спросил простой Вася.
– Отец! И денег дал, – отрезала Валя, имевшая над Васей власть.
А что с Васей не расписались ещё… её это особенно не волновало. Так, для приличия, может, и нужно. Как-нибудь потом. Молодая ведь. Детей нет – это даже хорошо. Вон их сколько у других, маются. Меньше хлопот. Да и любят больше.
Новый директор, как приметил, сразу пригласил в секретарши. Ну, прям моё место. А то сидела какая-то лахудра от прежнего…
Зарплата – дай-дай другим. Всегда на виду. Мужчины. Можно ими командовать, а они такие покладистые. Кроме некоторых на-халов – особо приближённых и старичья. Особенно этот, аксакал-саксаул, главный по котлам, придёт – сидит-сидит у Кирилла на диванчике, делать нечего… А тот выпроводить не может, деликатничает. Не могу зайти без свидетелей. Остальные ничего… «Валя-Валя, можно?» «Валентина Валентиновна, позвоните мне, как появится». «Валечка, мне бы письмо зарегистрировать»…
Да, Кирилл Семёнович не зверь… Не зря я тогда летом без нижнего белья ходила. Приворожила. А он – знает меру, всё ж семейный, партийный…
– Пойдём? – бубнил Вася. – Пора спать.
– Да ты что, рань такая. Потом таращись в потолок! – не согласилась Валентина.
Вася на семь лет моложе. Бурлит. И без ума. От неё. Да и так… Большой, сильный. Работа такелажником его не изматывает. Глупый, конечно. Но предан. А что ещё надо? Может, и надо что…
Вася прискакал чуть ли не на следующий день после смерти первого мужа. Ни стыда, ни совести. Владик и познакомил, первый муж. Хлебосольный был, дружил со всеми подряд. Да и она была не против. На каком-то застолье и познакомились с Васей. Он, как заколдованный, стал заглядывать к ним. Ещё Владик был жив. «Давай, говорит, Владислав Федорович, выпьем с устатку! Валентина Валентиновна, и вас приглашаю!» Дурак безмозглый, а то Владик без глаз… Хорошо, хоть неревнивый был. Усмехался. Ему – на работе побыть, посидеть с друзьями, книжки. Я его, конечно, уважала за ум, но карьеры он не сделал, как надеялась…
Петрович ехал на пустом автобусе в гараж.
Автобус у него новый, да он и следит, слесарям и мотористам не особенно доверяет – всё сам… Нерадостные осенние сумерки. Шуршат колёса, автобус крякает на рытвинах. Радио в машине не признаёт. Тишина одинокой езды, мысли разные…
Мелькает редкий пригородный лесок по сторонам под фарами. Ещё не холодно, до нуля…
В кого Валька такая? А какая такая? Разное говорят. Есть доброхоты, у которых зудит. Ну их к Богу. Да, не повезло ей с первым мужем. Польстилась на красавца-интеллигента разведённого. О чём думала? А ты о чём думал? Ведь люблю я её, дуру! Непростая у нас с ней жизнь задалась после смерти матери. Но ничего, выдержали. И всё вроде в порядке… А потом у неё началось, у Вальки. Понятно, парня хорошего найти непросто. Даже с её красотой, и неглупая она… А что я мог ей сказать или сделать? Квартиру сделал – и то чудо. Что ещё я могу? Только терпеть, надеяться. Хотя надеяться, кажется, не на что. Веет от Вальки чем-то винным, сумасбродным… Одна у меня опора и память – Ирина покойная. Она со мной…
В гараже Петрович пересел на вахтовку, развозившую водителей по домам.
Привычная комната. Взглянул на маленькую карточку Ирины. Не спеша переоделся в домашнее. Стал готовить ужин: достал котлеты, лапшу, жарил, варил, посматривая на телевизор. Там, как всегда, был Горбачёв. Горбачёв говорил ласково, но не совсем понят-но о чём. Петрович сел за ужин.
Стук в дверь:
– Валентин Петрович, вас там спрашивают!
Спустился вниз. Стоял бледный и, кажется, гневный Василий Вали:
– Не знаете, где Валя?!
– Давай-ка выйдем на улицу.
При вахтёрше Петровичу разговаривать не хотелось.
– Вот записку оставила… – продолжал Вася на улице.
В записке было: «Пошла к Людмиле, скоро буду. В.»
– Я задремал немного. Сейчас сходил к Людмиле, Вали там нет и не было! – продолжал Вася.
– А что пошёл-то? Написала ведь, что скоро придёт. Мало ли, какие у баб разговоры?! – с нажимом спросил Валентин Петрович.
– А вдруг она там засидится?! Женщины ведь такие… Но её там нет.
– А к той ли Людмиле ты пошёл? – старался утешить отеллу Петрович.
Город маленький. Многие знали друг друга, и давно. Но не до последнего же человека. Не всех же Людмил.
– Вот что, Василий. Ты бурю в стакане не понимай, иди домой – скоро придёт.
Василий пошёл. Было десять вечера. Дома открыл ещё одну бутылку вина. Курил сигарету за сигаретой на кухне и смотрел, не видя, телевизор.
Ближе к двенадцати Валя пришла.
– Где ты была?! – бросился в прихожку Василий Отеллович.
– Я же тебе написала – у Людмилы.
– Я там был, а тебя там не было!
– Ой, я забыла приписать, Вася! Это не наша Людмила – новая, недавно у нас работает, приехала с Украины. Очень просила зайти поговорить. Чай пили с вареньем, – ответила Валентина Валентиновна спокойно-радостно.
А про себя повторяла слова Кирилла на прощанье:
– В следующий вторник. Здесь же, в охотничьем домике.
Толик
Виктор ехал на скважину, на базе попросили передать мастеру Федотову бумаги. Сказали, ждёт.
Знакомая до последнего дерева на обочине бетонка. Тайга давно отступила, больше – болото. Мелькнул промысел с чёрным нефтяным отстойником-ямищей. Проехали товарный парк: огромные серебристые резервуары, факел в стороне. Радует обильный бледно-малиновый иван-чай вдоль дороги.
Ранний вечер. Вечер так и будет ранним долго, потому что время белых ночей.
Заехали к Толику, это рядом с бетонкой.
Смотрит Витя, Толик на буровой – наверху. Ну, бог бурения! Босиком, не боится железных заноз. Ещё молодой – плотный, не толстый, молодец, совсем без живота, сильный, редкие тёмные волосы – лысеет. Карие глаза на выкате, моргает Толик, сильно их зажмуривая. Полные чувственные губы. Смеётся басом, негромко. Пластика движений смоктуновская, замедленная. Умного зверя.
Майнают6 трубы. Что-то Толик решил сам встать за тормоз7. Движения выверены до небрежности в их начале и предельной точности по завершении. Вите дальше, подниматься по трапу не стал.
– Здорово! – кричит снизу. – Бумаги тебе.
Толик спускаться и здороваться не намерен. Бог же. Хотя сам просил привезти.
– Иди, положи там к рации.
Витя видит спину.
Вагончик мастера кучеряво стоит под сосной, её ветвь осеняет крышу. Понимает Толик, что к чему. Витя бросил бумаги на стол. На шум дверь в другую половинку вагончика приоткрылась, мелькнуло женское лицо. Дверь закрылась. Витя ничего не видел. Прогоняя лёгкую досаду, уезжает. А может, ему надо было подняться к Толику наверх? Мог бы и спуститься, тут ждут. Витя перебьётся. Мелочи.
…Толик сидит в общем вагончике у рации в благодушном настроении: скважину закончили и с хорошим по срокам ускорением. Погода под настроение – тепло, солнышко.
– А, царь морей… У нас всё тип-топ. Давай, начинай.
Царём морей Виктор стал, занявшись цементировочными работами. Шутка. А что?! Объемы жидкостей – в сотни кубометров, народу – человек под тридцать. Шутка шуткой… И отвечать ему, если что не так.
– Погодь, раствор посмотрю, – говорит он Толику.
– Да нормальный раствор! Давай начинай! – Толик отвечает так напористо и безоговорочно, что от одного этого тормозиться будешь.
Уже без улыбки смотрит коричнево. В ясных навыкате отражаются люди в вагончике со всеми подробностями. Дверь, окошко, в окошке застывшая буровая, Дверь открывается, входит Олежка… Телестереоглаза – телевизор. Смотреть не хочется. Разговор вести надо. Глаза безучастные, лицо неподвижное. Секунды. Телерамка не может передать участия. Только то, что внутри экрана.
– Сейчас померят раствор – начнём.
Вошедший тампонажник8 Олег угощает Витю грецкими орехами в краю орехов кедровых.
– Спасибо, но…
Но зубы – забор с прорехами и некрепкий.
– А… давай сюда! – говорит Толик недотёпе. Вите не жалко.
Толик давит орехи торцом двери о косяк – открывая её и прижимая весело и быстро, с хрустом ест. Хорошие зубы.
– Ну вот… – бормочет неслышно Толику Вите в спину Олег, – Я же тебя угостил, не этого…
Анатолия Ивановича уважали, но любили не все.
Приходит миловидная лаборантка Рита. Кладёт на стол журнал с записями. Толик раньше Вити открывает. Витя смотрит тоже:
– О… Анатолий Иванович, растворчик-то того, обрабатывать нужно.
