В течение дня солнечный луч, падавший на стену, двигался. Он следил за ним. Он видел луч, только если специально поворачивался к нему. Это его мучило. Все люди смотрели вперед. Шли вперед. Бежали вперед. Он тоже смотрел вперед запавшими глазами. Бежало время. Один день вслед за другим. Сложение и вычитание. Дэнни говорила, что вычитание – наименее значимая часть математики, потому что оно отнимает от того, что есть. Он привалился затылком к стене. Только волосы. Кожа на костях. Он отвел взгляд от москитов, танцевавших в луче света. Поправил картонку. Сказал сам себе, что нельзя позволять смерти овладевать твоими мыслями, потому что на свете есть любовь и милосердие.
Съежившись в углу, он в очередной раз попытался оценить размеры комнаты. Раньше он видел комнаты с мебелью и украшениями, освещенные электричеством или солнцем из окна. А здесь царила пустота. Воздух был грязный, влажный, какой-то маслянистый; и сам он утонул, лежал на дне, покрытом экскрементами, а потолок был как поверхность странного моря.
* * *
Картина Питера Брейгеля-старшего «Падение мятежных ангелов» в полной мере демонстрирует нам силу вычитания. Вычитая из ангела, ты в конце концов получаешь демона. Если открыть эту картину в Интернете, а лучше посмотреть на оригинал в Королевском музее изящных искусств в Антверпене[3], то увидишь, что мятежные ангелы падают из рая, расположенного в верхнем левом углу холста, в ад, в правый нижний угол. Ангельские крылья постепенно уменьшаются, становясь крыльями летучих мышей и драконов. Ближе к земле ангелы съеживаются, становясь мотыльками, лягушками и прочей мелочью. Их преследуют золотые небесные ангелы с лучезарными щитами, копьями и мечами. Задача этих ангелов – очистить наш мир. Мятежники продолжают меняться, падая в море, похожее на нелепую сливную трубу. Они теряют ноги, крылья, надежду – и становятся рыбами, кальмарами, икрой и семенами деревьев, которые никогда не прорастут. Под водой бесконечное вычитание продолжается, пока они не достигают дна, бестелесные и прозрачные.
Интересно было бы показать репродукцию этой картины бойцу джихада, священной войны, который, скорее всего, никогда не видел ничего настолько впечатляющего, и посмотреть, застынет ли он в ужасе или восхитится ангелами, с копьями и мечами преследующими проклятых созданий.
* * *
Из Парижа она уехала на скоростном поезде TGV, а в каком-то маленьком городке пересела на пригородный поезд, который трясся по заметно сужающимся путям. Ей это даже нравилось – конечно, тряска мешала ей работать, так что она захлопнула ноутбук, решив, что отпуск начался. Она посмотрела на попутчиц – все они, крепкие и румяные, идеально выглядели бы в роли рыбачек и фермерских детей – и уставилась в окно.
Это был очень тихий уголок Франции. До Рождества оставалась неделя – время суровых готических морозов, время, когда выпавший снег уже не тает. Листья давно облетели с деревьев, речки и ручейки покрылись тонким ледком, а канавы по обе стороны от рельсов замерзли. Под толстым слоем льда оставались воздушные карманы, как будто пробитые лапками паникующих зверьков, оставшихся внизу. Во всем этом была своеобразная строгая красота и какая-то математичность. Неожиданно между двумя невысокими, похожими на женские груди холмами показалось море. Она улыбнулась: она всегда возвращалась к нему.
Выходила она на крошечном полустанке. Сначала помогла пенсионерке, потом вернулась и взяла собственную сумку. По обоим концам платформы были плавные спуски, а посередине торчала пластиковая будка, похожая на автобусную остановку. Она спряталась там от ветра. Расписание было все заклеено: объявление от церкви, еще одно от велосипедного клуба, написанное от руки предложение продать гусиную печенку. На одной стенке темнели граффити: четыре штуки одним цветом. Обстановка незамысловатая; но ей очень нравилось стоять здесь, в тишине и покое, вырвавшись наконец из шумного Лондона.
Многие ее знакомые не понимали, в какой стране живет профессор Дэниэль Флиндерс, и может ли она найти в своей жизни место для длительных отношений. Дэнни странная, говорили они. Жесткая. Непонятная. В чем-то они были правы – как минимум в том, что она всегда занималась сексом по своим правилам и поэтому считала сексуальных партнеров чем-то одноразовым, вроде партнеров по сквошу. Но вообще-то честнее было бы сказать, что она, самый молодой «пожизненный» профессор Имперского колледжа в Лондоне, читающая также лекции в Швейцарской высшей технической школе Цюриха, принадлежала к тем успешным молодым людям, которым довелось пожить в стольких местах, что назвать какое-то из них домом уже не получается. А любой друг, который назвал бы ее непостоянной, на самом деле не был ей другом, потому что верность была одной из главных ее добродетелей. Она никогда не сидела на месте – но она не убегала от прошлого, не пыталась изжить детскую травму, не была эмоционально нестабильна, ничего такого. Наоборот, это родители сделали ее такой, какой она стала. Ее отец был австралийцем, а мать родилась на Мартинике. У нее были братья. Счастливая, сплоченная семья. Она росла в Лондоне, в Сиднее, на Лазурном Берегу – и все эти места повлияли на нее. Цвет кожи Дэнни, разнообразие одежды, привычек и манер выдавали креольское происхождение. Она очень ценила родной язык. Она считала предательством выбор английского вместо французского всего лишь из-за удобства. Она была широко образованна – как мыслители эпохи Возрождения, которые прежде всего ценили гуманитарные знания. Те, кто пытался ее очернить, никогда не видели ее за работой – ей могло не хватать усидчивости, но она компенсировала ее вдохновением. Многие пытаются придумать, куда бы приложить свой ум, а Дэнни была поглощена математикой. Одним из ее разделов, который называется биоматематика. Если не вдаваться в подробности, можно сказать, что она пыталась понять жизнь, зарождающуюся в самых темных уголках планеты в то время, когда человечество из бессмысленного роя стало объединяться в куда более изящные, но мелкие и еще более бессмысленные группы. Она, конечно, признавала, что то, чем она занимается, слишком сложно и угрожающе звучит, чтобы привлечь широкую аудиторию. Но здесь, на железнодорожной платформе, в первый день рождественских каникул ей не хотелось об этом думать.
На гравийной дорожке за платформой показалась лошадь, тянущая за собой тележку. Молодой человек, спрыгнувший на землю, помахал Дэнни. Когда она подошла, он уложил ее багаж и помог ей сесть, накрыв колени пледом. Щеки у него были рябые, и от него пахло молоком. Кажется, в прошлом году она его не видела.
– Мы медленно поедем, – сказал он. – Готовы?
Она глубоко вдохнула свежий, словно густой воздух:
– Как здорово вернуться.
– За кем другим мы бы такси отправили, но управляющий сказал, что мадам Флиндерс предпочтет тележку. Вон сзади даже покупки лежат.
Она обернулась и увидела фазанов, поросенка, мешки с углем и конверты.
Тележка выехала на главную дорогу. Юноша держал вожжи очень небрежно, и ей вдруг показалось, что она его знает, просто забыла имя. Она каждый год приезжала в отель «Атлантик» после рождественской корпоративной вечеринки и возвращалась в Лондон в сочельник поездом «Евростар».
Только-только миновало обеденное время, но уже темнело. Пошел мокрый снег. Мимо проехал «рено», светя желтыми фарами и глубоко зарываясь в снежную кашу. Кажется, у него слишком быстро работали дворники.
Они свернули на замерзшую, изрытую колеями тропку между полями. Колеи постепенно скрывались под снегом. Ехать пришлось довольно долго, но наконец показалась засыпанная щебнем дорожка и вывеска с названием отеля. Они миновали ее и дальше поехали по английскому парку. По сторонам от дороги белели овцы, стояли дубы, а всухую сложенная каменная стена врезалась в лес, подобно стреле. Опустился туман, скрывая море, и, когда тележка добралась до отеля, она воскликнула: «Ура!» Но, сойдя на землю, замялась. Первый шаг в отпуске очень важен. Все в Лондоне стоит времени, а не только денег. К снегу она привыкла. Поэтому, хотя лицо и руки уже занемели от холода, она решила пойти на пляж. Зарегистрироваться можно и потом и сразу же залезть в горячую ванну. И никакой работы! После ванны она посмотрит какой-нибудь фильм и поужинает.
– Занесешь вещи, Филипп? – Она припомнила его имя. – Я еще погуляю.
– Зажечь камин в вашей комнате?
– Да, спасибо. И приготовь, пожалуйста, чай, – она взглянула на часы, – примерно через час.
– Непременно, мадам. Мы будем ждать вас.
Она поплотнее замотала шарф, застегнула доверху плотный черный жакет и пошла через лужайку в сторону сосен. Небольшая рощица казалась красивее и как-то уязвимее, чем в прошлом году, – климат изменился, часто случались шторма, на капельках смолы присохла соль. Ей нравилось ощущение мороза и снег под ногами. Вдалеке вздымались желтоватые дюны. Взобравшись наверх, она наконец увидела пляж, тянувшийся сколько хватало глаз, темно-коричневый, изогнутый. Где-то посередине торчал обломок скалы, который она так любила. Сбежав вниз, она дошла до камня. Ей нравилось представлять, что это алтарь.
