В двери, за которой он спрятался, были три крохотные вентиляционные прорези. К одной из них Алекс прислонился и заглянул в нее. Он увидел, как отец карабкается по стальному трапу, ведущему к большому грузовому люку. Люк этот выходил на носовую часть палубы.
Отцовские ступни быстро скрылись из вида, и наступила тишина. Алекс глубоко вздохнул и сел на свое одеяло. В рундуке было тесно и душно; малышу не хотелось, чтобы эта игра затягивалась. Он нащупал один из спасательных жилетов, которые здесь хранились, и подложил его под дверь, чтобы можно было устроиться на нем и смотреть наружу сквозь прорези вентиляции.
Ни одного пирата за дверью не оказалось. Там не было ни души. Пустой грузовой отсек и безлюдный трап. Но все равно в мозгу Алекса промелькнула тревожная мысль. Близится что-то нехорошее. Он снова сел на подушку, твердя про себя, что все образуется. Он начал перечислять в уме свои многочисленные блага, как мама учила его делать перед сном. У него замечательная, счастливая семья. Его мама красивая и добрая, а еще хорошо известная. Его отец и дед оба бывшие военные и к тому же офицеры британской разведки. Дед его, покинув Королевский флот, был одним из лучших английских разведчиков во время Второй мировой войны. Отец же, чье имя унаследовал Алекс, был прославленным героем, командиром корабля Королевского флота. Основной обязанностью отца, как он считал, было преследовать плохих парней по всему свету. Сам Алекс, конечно же, не командовал боевыми кораблями как какой-нибудь великий капитан, но все-таки был, можно сказать, лоцманом. Да, он призван участвовать в преследовании пиратов, которые и сейчас рыскают по морям в поисках добычи. Ведь у него в кармане лежит настоящая карта, ведущая к пиратским сокровищам, думал мальчик.
Вдруг наверху послышался приглушенный крик на каком-то иностранном языке. Кажется, на испанском — няня в Англии говорила с ним на этом языке. Отец тоже что-то выкрикнул по-испански. Мальчик приложил ухо к двери, настороженно вслушиваясь и чувствуя, как колотится его сердце. Он услышал еще какие-то крики и спор, затем тяжелый удар о палубу прямо над головой. Затем раздался топот ног, бегущих к носовой части, и снова людские крики рядом с люком. Алекс приложился глазом к прорези. Ничего. Внезапно из люка, кувыркаясь по трапу, скатился его отец. Последовал тяжкий удар, от которого задрожал корпус. Он рухнул на пол каюты в полутора метрах от убежища Алекса. Отец был ранен в голову, из нее струилась алая кровь!
В горле мальчика застрял сдавленный крик; он увидел, что по трапу кто-то спускается. На фоне ступенек возникли две босые ступни, затем ноги, потом черные волосы, стянутые в длинный пучок. Еще у человека было что-то нарисовано на плече, кажется насекомое. Алекс разобрал наконец, что это татуировка в виде черного паука с красным пятном на брюшке.
Пауки были плохими. Алекс жутко боялся их с тех пор, как однажды ночью проснулся оттого, что по его лицу карабкался паук. Он шагал по щеке, подбираясь к губам. Если бы Алекс не открыл тогда глаза, он заполз бы ему в рот.
Человек с пауком на плече спрыгнул с трапа и огляделся, тяжело дыша. У него были длинные черные ресницы, как у девушки.
— Я ищу карту, сеньор, — сказал человек-девушка. — Эта карта и это сокровище, которое вы ищете, принадлежат моей семье! Каждый пятилетний карапуз на Кубе сможет рассказать вам о том, как английский пират Блэкхок украл великое сокровище де Эррераса!
Человек пнул отца Алекса в живот так, что тот вскрикнул от боли.
— Я не знаю, что за чертовщину ты плетешь, приятель, — сказал отец, пытаясь отдышаться.
— Сейчас объясню вам, — сказал человек и снова ударил ногой с такой силой, что Алекс услышал, как что-то хрустнуло в груди отца. — Я говорю о древнем сокровище, похищенном пиратом Блэкхоком, сеньор. Оно принадлежало моему знаменитому предку, адмиралу Мансо де Эррерасу. Я по праву претендую на это золото от имени моей семьи, сеньор!
Чужак переступил лежащего отца и повернулся лицом в сторону Алекса. Это был стройный смуглый человек. На нем были лишь изношенные шорты и золотое кольцо в ухе. Затем он снова уставился на отца. В руках у него был небольшой автомат, нацеленный в отцовскую голову. А у того больше не было револьвера.
Алекс заставил себя успокоиться, однако чувствовал, будто его сердце вот-вот лопнет.
— Dondé está el mapa, сеньор Хок? — произнес женоподобный человек. — Cuántos están en el barco?[1]
Он собрался было ударить отца еще раз, но в этот момент Снайпер, хлопая крыльями, спикировал вниз в открытый люк, громко крича и выпустив когти. Птица кинулась прямо в лицо чужаку, разодрав ему щеку; из рваной раны хлынула ярко-красная кровь. Человек вскрикнул и попытался отбиться от Снайпера рукой, но не тут-то было — птица не думала отступать. Отец перекатился, схватил чужака за тонкую загорелую ступню и рванул на себя, отчего тот потерял равновесие. Человек тяжело ударился об пол. Алекс услышал, как от внезапного падения мужчина невольно выдохнул, и в тот же момент отец навалился на него, пытаясь перехватить руку с автоматом. Они оба зарычали, перекатились два раза и врезались в дверную ручку. Отец придавил незнакомца и крепко прижал к полу руку с автоматом.
— Брось пушку или сломаю запястье. Выбирай, цыпочка, — сказал человеку отец.
Казалось, он был ранен не так уж сильно, как думал сначала мальчик. Всматриваясь одним глазом в прорезь и сдерживая дыхание, Алекс начал просить Бога о спасении отца столь усердно, как еще никогда ничего не просил:
«Пожалуйста, пусть с ним будет все в порядке, пожалуйста, пусть с ним будет все в порядке, пожалуйста, пусть с ним…»
Автомат выстрелил; послышалась не одна, а, казалось, сотни очередей, словно оглушительное стаккато наполнило крошечный отсек. Кругом разлетались щепки и осколки стекла. Вокруг было столько дыма, что Алекс даже не мог разглядеть, у кого оружие, но затем увидел, что отец отступает спиной в сторону его убежища и целится в длинноволосого, медленно поднимающегося с пола. Тот держался за свое обнаженное плечо, и сквозь его пальцы струилась кровь, забрызгивая пол. Человек что-то злобно прошипел по-испански, но не двигался с места. Отец прижался спиной к дверце, за которой сидел Алекс; его серая футболка пропиталась кровью. Мальчик слышал глубокое, тяжелое дыхание. Сердце Алекса выпрыгивало из груди от счастья, его распирала гордость за отца, самого великого героя.
— Нет у меня никакой чертовой карты, сеньор, — сказал отец, вытянув предплечье, чтобы на него мог сесть Снайпер. — Сколько раз я повторял это на палубе? Ни карты, ни сокровищ — ничего нет. Здесь и не было никого, кроме меня. Мне хотелось хоть немного приятного извлечь из этой старой посудины, и тут являешься ты. Так вот, сейчас убирайся отсюда ко всем чертям, comprendre?[2] Или размозжу тебе голову без всякого сожаления.
— Сеньор, ради Бога, — сказал человек уже без всякого акцента, — произошло ужасное недоразумение. Послушайте, разве не ваша яхта стояла на прошлой неделе в Стэниел-Кей? Мой брат, Карлитос, сказал, что видел на ней потомка известного пирата Блэкхока и что этот человек ищет знаменитое утраченное сокровище де Эррераса, и…
— Довольно, я понял. Так, значит, ты решил выкурить травки и посреди ночи с автоматом напасть на случайную лодку в надежде найти какую-то карту, которой и в помине нет?
— О нет, сеньор, я только…
— Заткнись! — Отец передернул затвор автомата. — Ты теряешь много крови, старина. Тебе бы лучше к врачу сходить! Давай-ка руки на затылок и кругом, слышишь? Что, не ясно?
Отец Алекса отошел от дверцы, и мальчик снова мог видеть, что творится в отсеке. Он прижался к прорези, чтобы взглянуть, и почувствовал на лице что-то липкое и теплое. Это была кровь отца. Он смотрел, как человек с хвостиком, заложив руки за голову, движется к двери, ведущей в трюм. Внезапно он остановился и обернулся к отцу; на его лице заиграла зловещая усмешка. Снайпер издал леденящий душу крик и неистово захлопал своими большими черными крыльями.
— О Боже, Китти, — услышал мальчик полные горечи и безнадежности слова отца.
В дверном проеме возникли двое других мужчин, между ними была мать Алекса. Один из них — высокий, с лысой головой, которая лоснилась от пота, грубо схватил за руку маму мальчика. Ее длинные светлые волосы растрепались и спутались, белки голубых глаз покраснели от невыплаканных слез. Другой рукой она прижимала к груди обрывки разорванной ночной рубашки. На ее прекрасном лице читался ужас. Второй мужчина был толстым, с его шеи свисал большой золотой крест. К горлу матери он приставил длинный плоский нож.
Снайпер закричал и угрожающе нахохлился.
— Снайпер, нет! — сказал отец, и птица успокоилась.
