в замасленные фуфайки и спецовки. Разводные ключи и суровые лица не предвещали для гостей ничего хорошего.
«Лёха давай!» – выкрикнули из толпы. С грохотом завелся трактор, за баранкой которой сидел наш герой. Синий «Беларус» на полном ходу несся в сторону дорогой иномарки инвестора.
Дрозд на секунду растерялся и лишь смотрел как приближается трактор. В последний момент Севастьянов устроил «дрифт» и «полицейский разворот», насколько это было возможно сделать на таком агрегате.
– Тьфу, ля! – выругался Дрозд, сплюнул и выбросил в форточку сигаретный бычок. Проводив его взглядом авторитет поднял глаза на прицеп, которым к нему повернулся трактор. Из бочки в нем на бизнесмена словно дуло смотрел шланг. Еще секунда и прямо в салон автомобиля хлынула зловонная жижа. От полного унижения Дрозда спасла привычка не пристегиваться (статус не позволяет). Лихо перемахнув через рычаг коробки передач и пассажирское сидение мужчина выкатился на противоположную сторону дороги.
Под отборный мат и гневное улюлюканье авторитет на ходу запрыгнул в «Дастер» главы сельсовета.
***
В Дорофеево селяне до вечера отмечали «победу». Над зданием ФАПа кто-то повесил красный флаг, а возле крыльца появилась «поляна». Мужики пили горькую, закусывая скудной снедью: луком, солеными огурцами и картошкой в мундире.
– Проучили мы этого капиталиста, – горячился дед Прокофий. – Пускай знает, как покушаться на народное добро!
– Толку-то? – хмурился Алексей Севастьянов. – Совхоз весь распродан, отстояли лишь последнее – дорогу на кладбище…
– Дорогу я и так разбирать не собирался, – раздался громкий голос Дрозда. Его фигура в белой рубашке и белых брюках, неожиданно появилась возле ФАПа.
Он вернулся в Дорофеево на коричневом «Туареге», основной же автомобиль предпринимателя продолжал пылиться на въезде в село.
– Вы думаете у меня совсем ничего святого ни осталось? – возмутился Дрозд. – Я знать не знал, что мои рабочие собрались разобрать дорогу на погост. Как только до меня дошли разговоры о том, что значит эта дорога для жителей, я сразу же остановил все работы. Плиты, которые успели выкорчевывать вернут на место уже завтра!
– Это вам компенсация за доставленное неудобство, – с этими словами бизнесмен открыл багажник иномарки, в котором лежал ящик водки. – Завтра получите столько же. Плюс по две тысячи рублей каждому, кто примет участие в чистке моего автомобиля. И смотрите, чтобы почистили на совесть! Я не хочу испачкать свой белый костюм…
Дрозд бросил мужикам ключи от «Амарока» и по иронии судьбы их поймал самый ярый «борец с капиталистами» дед Прокофий. Немая сцена получилась похлеще чем в шекспировской трагедии. Кто-то с полным стаканом в руке, кто-то с пустым, но с дикой гримасой на лице, казалось что все сейчас задохнуться от возмущения, вызванного неслыханной наглостью. Именно так казалось Алексею. Его негодование прервал робкий и заискивающий кашель Прокофия.
– А что? Получается он пошел нам на встречу, – поглаживая козлиную бородку произнес дедуля. – Да и две тысячи на дороге не валяются.
***
Алексей смолил папиросу за папиросой, с трудом скрывая гнев и досаду. С самого утра его товарищи намывали дроздовскую иномарку. Для пущей гротескности ситуации не хватало, чтобы дед Прокофий вытирал лобовое стекло машины красным флагом, который он вчера повесил над ФАПом. Но тот вчера лишь стыдливо снял знамя, едва стемнело в селе.
К обеду в Дорофеево явился сам Дрозд. Он неспешно оценил качество уборки автомобиля и даже указал на некоторые недостатки, которые кто-то из мужиков в течение минуты судорожно устранил.
– То-то же, – бизнесмен сально улыбнулся и вынул из кармана брюк пачку тысячных купюр. – Здесь больше, чем вы заслужили. Но смотрите, много не пейте.
Он сел в чистенький «Амарок» и казалось поехал прочь. Но проехав сотню метров остановился возле Алексея.
– Что шибко принципиальный? – грозно рыкнул бизнесмен. – Садись, разговор есть!
Наш герой потупился на свои изрядно испачканные сапоги.
– Да не дрейфь, – перехватив взгляд воскликнул Дрозд. – Я ведь сам деревенский, запах навоза со мной с детства.
Мужчины на иномарке доехали по той самой бетонке до сельского кладбища. Авторитет достал из бардачка пачку дорогих сигарет и вынул из нее две. Алексей и Дрозд молча курили, казалось оба приехали посмотреть на покосившиеся кресты старого погоста.
– Я ненавижу село! – прервал молчание бизнесмен. – Всё детство и юность я пытался отсюда вырваться. Жизнь моя несколько раз чуть не оборвалась в грёбаной деревне. Первый раз, когда старшие мальчишки «учили» меня плавать и сбросили в пруд. Второй, когда я решил покататься на мотоцикле старшего брата. Я чудом пролетел между двумя столбами, когда «Ижак» под моим управлением наехал на большой камень. Очевидцы потом судачили, что я в рубашке родился. Да вот только двухколесая машина забрала своё. Через две неделе на мотоцикле разбился мой брат… В школьные годы я ждал и надеялся, что светлое будущее не за горами. Что в место людей в полях будут работать машины, люди все переедут жить в город в большие металлические дома. Мы будем больше времени проводить за чтением книг, занятиями спортом, а вместо нас будут работать роботы. Зимой же все жители будут уезжать отдыхать в теплые края… Но зимы проносились одна за другой, а коммунизм не наставал. В одну из таких зим не стало мамы, а через год не вернулся с охоты отец. Вместе с родителями умер и Советский Союз… Я уже не хотел стать космонавтом, мечтал о работе рэкетиром. И я им стал (в этот момент Севастьянову показалось, что на глазах авторитета выступили слезы, но тот резко отвернулся).
– Сейчас лишь об одном мечтаю. Чтобы мои дети не стали мною, – спустя минутную паузу проронил Дрозд. – У тебя есть дети?
– Нет, – соврал Алексей, который знал что стал отцом много лет назад, но так и не создал семью.
– Плохо… Слушай, прости меня, ради Христа! Прошу прощение у тебя, потому что все остальные в твоем селе такие же, как я. И на моем бы месте поступили бы также. Говорят город не стоит без праведника. Ты не праведник, но у тебя осталась совесть, видать и село еще живо благодаря таким как ты. Поэтому прости что хотел лишить дороги к отчим могилам. Сам ведь человек православный, верней пытаюсь им стать. И деньги на храм жертвовал, и другой благотворительностью занимался. Но все мои попытки Господь видимо не принимает, словно жертвы Каина, развеивает дым от них над землей. И я не знаю какой котел ждет меня там. Скоро я попаду в ад и ни что не спасет мою душу… Ведь у меня рак…
Дрозд крепко пожал Алексею руку и лихо запрыгнул в свой внедорожник. Автомобиль успел отъехать на значительное расстояние, когда селянин опомнился и понял что Дрозд сунул ему в руку помятую пятитысячную купюру.
Три дня Севастьянов пил и поил самогонкой своих товарищей. Когда деньги
