Автора на месте, кстати, нет.
*
Солнце в зените.
После торжественной церемонии морская пехота в белоснежных перчатках разворачивается и покидает асфальт подножия цепочкой, глядя назад из-под тесных околышей плоских фуражек своими бритыми затылками, хотелось бы сказать, апоплексическими, когда б не юность этой крови.
Паломники – все в белом – возобновляют круги.
Запрокинув голову и щурясь, в который раз уже он огибает самый большой в мире памятник из бронзы – национальный мемориал морской пехоты, которая, согласно девизу, semper fidelis, всегда верна. При этом пересчитывает руки, соотнося конечности с героями-гигантами, которые кучей-малой наваливаются на флагшток со звездно-полосатым, чтобы воткнуть его японцам. Изучивший фото на щитах вокруг, он различает бирюзовых парней уже не только по внешности, но и по именам. Однако руки проклятый скульптор разбросал по древку так, что снизу все время сбиваешься со счету.
Теперь рук даже меньше.
На целого героя.
С досадой, чтобы не сказать отчаянием, переводит он взгляд на церемониальную долину. Живых пехотинцев, равно как музыкантов, исполнявших «Сузи», – след простыл.
Зато долину пересекает фигура в черном.
Спеша, как на пожар. Подламываясь под багажом, уместным разве что в зале прибытия того же Даллеса…
На фото, присланном вместе с началом книги, она в камуфляжной форме и с карабином М-16 – однако он сразу начинает спуск навстречу.
Сумка на длинной лямке сбивает носительницу с ног.
Голых и не загорелых.
Черное платье, тем не менее, будучи на кнопках, скорее, пляжное – чтоб не сказать фривольное. Стрижена не под машинку – не Деми Мур в «Солдате Джейн». Коротко, но хипповато – с клочковатой такой небрежностью. Узкое лицо в веснушках. Синие глаза с фиалковой поволокой.
– Ирина? – говорит он, обнаруживая, что охрип на солнцепеке. – Где же карибский ваш загар?
– Простите!..
Самолет здесь не при чем, она не с Кубы, а из Нью-Йорка, на автобусе, «китайском», за двадцать долларов, но дело не в транспорте, а в том, что последний день увольнительной, а показания в комиссии переназначили на после обеда… Какие показания? В какой комиссии? Ну, это долго объяснять. Просто она думала, что будет свободна для… ну, литературы. Но получилось, что впереди еще дела, так что…
Сбившись, она умолкает. Глаза слегка бы ей расставил, будь это в его воле. Будь хотя б отчасти, но Пигмалион…
– Все это время, наверно, вы задавали себя вопрос. Почему эта девчонка назначила именно здесь… in the middle of nowhere? посреди ничего?
– Да нет. Давно хотел здесь побывать.
– Позвольте пожать вам руку.
Он перекладывает свою книжку в левую. Девушка настолько стремительна, что даже не успевает вытереть об джинсы. Но ладонь у нее тоже потная. – Потому что для меня вы, – говорит она, – тоже герой войны. «Холодной» называют ее неправильно. Вы, диссиденты, спасли нас от Третьей Мировой. Я хочу выразить вам свою личную благодарность за то, что я не пепел. Считаю, что с вами поступили подло. С обеих сторон. За Россию я не отвечаю, но, как американка, глубоко возмущена.
– Спасибо. Правда, я не диссидент.
– Но как же?
– Not exactly.
– Но вы же писатель? Русский? Это значит?..
Да ничего не значит, и уже давно, но не сбивать же пыл… – Позвольте вашу сумку.
– Нет-нет. Ни в коем случае!
Сумка, за которую ведется деликатная борьба, являет пуму песочного цвета под надписью Operation Iraq Freedom. Сразу и платье кажется не пляжным. С наплечниками странными, то ли крылышки, то ли эполеты. Но оголенность такова, что, локтем отбиваясь, демонстрирует подмышку – выбритость с порезами. И глядя ему в глаза, сдается.
Сумка врезается ему в плечо.
По инерции они обходят памятник. Торжество реализма – монументальная репродукция фотоснимка, который был сделан 23 февраля 1945 года военным корреспондентом на вулканической горе Сурибаши японского острова Ива Джима. Скульптура сама по себе подвиг со своей отдельной историей создания, похоже, в Америке стандартной: мечта, безденежье, но такое же упрямство, которое являет собою морская пехота, напружившая мышцы икроножные и прочие.
– Али утверждает, что на флагштоке лишняя рука.
– Extra?
Нет. Двенадцать должно быть. Их ведь было шестеро. Она знает о памятнике все, первый раз побывав здесь еще девочкой, когда родители перевезли в Америку. И с классом возили на экскурсию. Трое пехотинцев потом погибли. Из тех, кто Ива Джиму пережил, один канадец, другой индеец. Айра – почти, как я. Через десять лет погиб в резервации. В Америке. Замерз в канаве в пьяном виде…
– Беспощадны вы к мифам.
– Профессия такая, – говорит она, оглядываясь на шум.
Вертолет, возникающий из воздушных пространств Виржинии, не один, а триедин – чтобы террористам неизвестно было, какой именно сбивать.
– Президент?
– Он самый. Ваш главнокомандующий…
Ему эскадрилья эта примелкалась, но для нее событие. Акустически подражая картине Копполы, троица могучих «Сикорских» пересекает небо над ними, над разливом Потомака, над зеленью и мемориалами – Линкольна, войн корейской и вьетнамской, над Госдепом, чтобы совершить посадку перед невидимым отсюда Белым домом.
– Hard-working guy. И после праздника работает.
– Он должен. Если б не работал… Советские шпионы в своих шифровках знаете, как называли этот город?
– Карфаген?
Поражена:
– Откуда знаете?
– Delendam esse. Должен был быть разрушен.
– Нет, серьезно? Я, потому что имею клиэренс. Допуск, да? У меня – Top secret. Самый высокий.
– Неужели?
– Выше нет.
– Это хорошо. Значит, вам можно доверять. Потому что есть и другие способы познания.
– Вы имеете в виду литературу?
Марево размывает обелиск Джордж Вашингтон. Шум машин с периферийных развязок и хайвеев волнами наплывает к подножию холма. Сияя на солнце, неслышно взлетает “боинг” справа, где национальный аэропорт Рональд Рейган. Город не производит ничего, кроме политики, что оставляет небо чистым. Ни облачка в нем. Но что-то беспокоит. Истеричность колера.
Озон?
Уводя девушку к ступеням, он оглядывается. Монумент на фоне такой тревожной синевы, будто с обратной стороны ее, чего глазам пока не видно, готовит наступление вселенский враг. Как в фильме-катастрофе «День Независимости», который позавчера с такими криками переживал по телевизору Али.
*
– Хороший английский у вашего соседа, – читает в его мыслях обладательница высшего допуска.
– Трудолингвистика.
– Такие курсы?
– Международные. Стройка в районе Северного Капитолия.
– Вы все шутите. А почему всегда трубку берет он?
– Общаться по телефону любит.
– А вы?
– Предпочитаю компьютер.
– Хороший у вас?
– Работает. Нашел на улице.
– Как это?
– Выставили на бордюр.
Она в шоке.
– Я думала, известность предполагает…
– Не в моем случае, – говорит он, окидывая взглядом пустые ряды белых пластиковых кресел, которые завершают церемониальную поляну. Лестница выводит их на улицу, где слепят не только окна и машины, но даже бетонные плиты тротуара.
– А вот машину еще не нашел. Пойдем пешком?
– Вы знаете, куда?
В голове возникает полосатая тень от жалюзи. Мысленно перевернувшись на спину, он созерцает бесшумный полет вентилятора на должном месте…
В ответ на это немецкая овчарка вываливает лиловый свой язык из распахнутого «кадиллака». Хозяин, военный в мундире, только что подобрал ее экскремент. Правой рукой, на которую надет пластиковый мешок из супермаркета. Заметив их, спешит отвернуться, чтобы сокрыть дальнейшие манипуляции. Не иначе, как сотрудник Пентагона.
– Сильное место, кстати. Биоотходы, которые размешивает в пустыне ваша героиня…
– Это была я.
– Кто вам дал такой наряд?
– Вызвалась сама.
– И что, действительно, горит?
Она кивает. – Правда, медленно.
– Я бы в начало передвинул.
– Вы считаете?
– Непобедима армия, которая убирает за собой, пардон, биоотходы.
– Но это не то, что я хотела сказать. И потом, что же тут странного? Как можно воевать не заботясь об охране окружающей среды? Без помощи экологов? Или вам это смешно?
– Нет, но бывает, что образ возникает независимо от авторских усилий.
– И какой же образ возникает у меня?
– Америки.
– Но это же нормально?
Держа курс на скопление небоскребов, сверкающих стеклом, они пересекают мост над многополосным хайвэем. Страна колес не создана, чтобы ходить пешком. Особенно с непокрытой головой, на которую он не может – эстетически не в силах – напялить подаренную Али бейсбольную шапочку с солнцезащитным козырьком.
– Вы были у родителей в Нью-Йорке?
– У подруги на Манхеттене. Туда родители выбраться так и не смогли.
– А где они?
– Вряд ли вы знаете… Бенсонхерст.
