1.
Настоящее время.
Солнце играло в волосах Серенити, пока она отстёгивала свой велосипед. У неё был классический чёрный велосипед, старый, но в хорошем состоянии, единственно, что указывало на его принадлежность девушке, была розовая лента, намотанная на руль.
Закончив, Серенити выпрямилась, пробежалась пальцами по рулю, и погладила сидение.
— Готова к пробегу, Фемке? — Она закрыла глаза, и практически увидела, как велосипед кивает ей в ответ, и смиренно ждёт свою хозяйку.
Улыбка заиграла на устах Серенити от причудливости её мыслей, но всё равно, она кивнула в ответ и уселась верхом, располагая ноги на педали.
А затем, тронулась с места.
Амстердам в начале зимы был до невозможности красив, а особенно ранним утром. Деревья, утратившие свою листву, тёмными ветвями разукрашивали оранжевое небо, заставляя любоваться данным творением.
Любимый маршрут Серенити начинался с неспешной прогулки вдоль каналов, к счастью, в ранние часы на улицах было не людно. Оттуда она отправлялась в парк Вондела, убедившись, что держит довольно быстрый темп, потому что местные жители любили быстро скользить между умиротворёнными деревьями парка.
Час спустя Серенити остановилась у своего любимого места с видом на мерцающие воды парка. Облокотив велосипед на толстый ствол дерева, она достала своё одеяло, и расстелила его на траву, прежде, чем усесться на него со своим завтраком: сыр, хлеб, виноград и термос с кофе, который она сама заварила дома.
Серенити наслаждалась едой в полной тишине, смакуя каждым кусочком. Закончив трапезу, она взяла свою книгу – пыльный, карманный томик, купленный на гаражной распродаже. Серенити открыла её на первой странице и тут же, её привлекла надпись, сделанная от руки.
Другу моего детства.
Ах.
Её губы дрогнули. Улыбка померкла. Глаза промокли.
Какая же лукавая и подлая Судьба.
Трясущимися руками она закрыла книгу и положила на покрывало. Она яростно уставилась на то, что окружает её, желая вновь радоваться этой красоте. Но было слишком поздно. Она, словно ослепла.
Всё, что она могла сейчас делать — вспоминать.
В начале, была одна боль, только боль и ничего больше. Боль быть отверженной, боль от того, что все её мечты пали жертвой единого безответного поцелуя.
Серенити была бы счастлива, если бы боль осталась в её душе навсегда. Когда ей было больно, когда чувства разорваны в клочья, было легче не вспоминать.
Но боль прекращалась.
Сейчас её уже не существовало.
Сейчас, всё что она могла вспомнить, было ужасная, мучительная прелесть того, как было прекрасно раньше.
Воспоминания, соединяющие её и... его.
Она закрыла глаза, притягивая колени к груди, молясь, чтобы Судьба больше не посылала ей напоминаний. Но Судьба не слушала её.
— Могу я поинтересоваться, сколько тебе лет?
— Четырнадцать, сэр.
— Ну, а мне двадцать восемь. Это вдвое больше.
Серенити только моргнула.
— Всё равно не старый.
Серенити сильнее прикусила губу, но воспоминания не отступали.
Виллем сделала ей один из первых подарков, пара танцевальных туфель, пошитых на заказ. Она помнила, как затаила дыхании от волнения, своё изумление и трепет, когда она прочитала оставленную им записку.
Для того, чтобы ты парила.
Но больше всего, она вспоминала времена, когда он был просто рядом. Каждый важный миг её жизни, он был рядом. Молчаливый, стойкий, вселяющий уверенность, и надежду на то, что он всегда будет её опорой.
Вот так, она медленно начала плакать.
Когда боль становилась наиболее разрушительной, Серенити начинала ненавидеть его, но не так сильно, как ненавидела себя. Дура, дура, дура, она кричала себе безмолвно.
Но теперь Серенити знала, что это не так.
Она не была идиоткой.
Вместо этого, она была влюблённой женщиной. Голландский миллиардер научил её как любить, вот она и полюбила. Она полюбила его.
А любовь всегда прекрасна, даже если она безответна.
***
Виллем в одиночестве сидел на балконе со стаканом виски в руке. Бутылка на столе была практически пуста, но, не смотря на это, он не был пьян, и не хотел спать. Солнце, наконец-то, начало прятаться за горизонтом, оставляя расписные полосы на тёмном небе. Это было прекрасное зрелище, но его сердце оставалось холодным.
Правда была в том, что всё, что он мог видеть, была она.
Это продолжалось с тех самых пор, как она ушла... а он дал ей это сделать.
Виллем поднёс стакан к губам и опустошил его одним глотком. Жидкость обожгла его горло, и каким-то невероятным образом, это напомнило вкус слёз Серенити, когда она целовала его...
Извергая проклятья, Виллем попытался выбросить мысли о Серенити Роли из головы и швырнул стакан о мраморную балюстраду.
Но как только он рассыпался на мелкие кусочки, все, о чём мог думать Виллем, было, как это напоминает ему тот миг, когда сердце Серенити было разбито у него на глазах...
Твою мать.
Нет.
Он не хотел этого вспоминать.
Он вскочил на ноги и стал расхаживать по дому, но даже скорость, с которой он метался по комнатам, не помогла ему выбросить мысли о девушке из головы.
Было одно воспоминание, которое, действительно, ставило его на колени.
Её губы, мягкие, тёплые, трепетные, прижимающиеся к его...
Её прерывистый и полный мольбы голос...
— Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты просто... просто притворяешься. Просто сдерживаешь себя?
Почему, мать твою, это так сложно забыть?
Каждый день он работал по четырнадцать часов, каждую ночь трахал новую женщину, и никогда не ложился спать трезвым.
Но всё равно, не мог забыть её.
Серенити Роли.
Девушка, которая без лишних слов показала, как сильно она его любит.
Виллем зажмурил глаза, как только её образ заполонил его мысли, но было поздно.
— Сири.
Виллем использовал краткое имя, которым абсолютно эгоистично напомнил ей все годы, когда она была только его Сири.
Но когда она вновь взглянула на него, он понял, что больше не является её героем, которым она его считала, и это привело его в ярость.
— Т-ты действительно хочешь знать ответ? — Он вспомнил, как предательски дрогнул её голос, и как он почувствовал себя полным подонком, за то, что был таким эгоистом.
— Мне правда, нужно на это отвечать? — Уже тогда он понимал, как это грубо звучит, но всё равно сказал это. Потому что понимал, что ярость нужна, чтобы скрыть вину. А ещё, чтобы скрыть страх, в существовании которого, он не мог признаться даже себе.
— Т-тогда, мне нужно, чтобы ты встал.
И он сделал это, не смотря на то, как всё нутро кричало бежать, как можно дальше от неё, пока его мир не пошатнулся под её воздействием.
— Теперь что? — Отрезал Виллем.
— П-подойди сюда.
И как последний ублюдок, он проигнорировал все свои внутренние маяки, и снова сделал именно так, как просила его она.
Он подошёл к ней.
Воспоминание заставило его чертыхаться и запустить руки в волосы. Чёрт подери. Каким же самодовольным ублюдком он был. Она была его девятнадцатилетней практиканткой. Он был её тридцатрёхлетним боссом. Он на десятки световых лет превосходил её в опыте, но всё же, позволил ей командовать собой.
Это было единственно предупреждение, которое ему требовалось.
Но он предпочёл прикинуться глухим, а теперь расплачивается.
Кулак Виллема врезался в мраморные перила.
— Будь проклята, — слова сами вырвались из него, но Виллем не был уверен кого он проклинает Серенити, или саму Судьбу.
Всё, что он знал — ничего не выходит.
Он не сможет её забыть, и Виллем не знал правильно это ли или нет, но он презирал за это именно Серенити.
Однажды, он уже позволил себе быть слабым из-за любви к семье.
Больше он не позволит этому повториться, даже ради Серенити.
2.
Всхлипывая и шмыгая носом из кабинета генерального директора компании «Де Конаи», выбежала девушка, заставляя всех присутствующих побледнеть от своего вида.
— Это уже седьмая, — с тревогой прошептала Андреа своей коллеге в приёмной. В течение последнего месяца, Виллем де Конаи выставил шесть помощниц, и девушка, поспешно собирающая свои вещи со стола, должно быть, номер семь.
Рейчел только открыла рот ответить, но тут вновь отворилась дверь кабинета генерального директора, и они вместе с Андреа тут же опустили головы, завидев Виллема де Конаи.
Голландский миллиардер был безукоризненно великолепен, как всегда, его блондинистые волосы создавали прекрасный контраст тёмному костюму, сшитому на заказ. В прошлом, каждая женщина офиса соперничала, чтобы поприветствовать босса первой. И если повезёт, получить знаменитую улыбку миллиардера – крошечную, мимолётную, но такую захватывающую.
Но за последние два месяца, той несчастной, на которую падёт его внимание, грозило быть разорванной на куски.
Даже с опущенными глазами, Андреа и Рейчел видели, как миллиардер прошёл мимо рыдающей помощницы, не моргнув и глазом.
