Боль и наслаждение пронзили её с ощущением его прикосновения, но тут Шейн заговорила вновь. Один лишь голос сестры Серенити звучал для неё разрушительно, и каждое новое слово, превращало светлые и нежные воспоминания о первой встрече с Виллемом, в нечто мучительно вульгарное.
Она вспомнила, как Виллем хотел коснуться её волос.
Та ли это была рука, которой он держал голову её сестры, пока та делала ему минет?
Мысль была настолько болезненна, что Серенити попыталась вырвать руку из его хватки, в желании вырваться из реальности, которую обрушила на неё Шейн.
Но хватка только усилилась.
Пожалуйста.
Она потянула сильнее, борясь изо всех сил, чтобы не заплакать. Серенити знала, что была идиоткой. Знала, что это по-детски, но не могла ничего поделать.
Она хотела верить, что между Виллемом и её сестрой не было такого рода отношений. Но теперь, у неё не осталось выбора. Шейн выплеснула правду ей в лицо, и больше не было ни единой возможности избежать боли.
А прямо перед ними, Мелани тщетно пыталась успокоить дочь, которая настаивала на разговоре о длине члена Виллема.
Слёзы жгли глаза Серенити, и она сделала новую отчаянную попытку забрать руку. Ей нужно уйти. Просто уйти.
Но миллиардер не позволял ей.
Его хватка была нерушимой.
Не уходи.
Его большой палец медленно проскользил по костяшкам её пальцев.
Прости.
Назад, вперёд, его палец двигался в такт биения сердца, стараясь залечить раны, но в то же время ещё больше разбивая его.
Ох, как она всё ещё любит его, и это так больно.
Смутно, она осознала, что Мелани пытается поднять дочь с места, и Виллем предложил помощь своих охранников. «Бедная Шейн», печально подумала Серенити, «так напилась в ночь, когда Виллем де Конаи собирался сделать ей предложение».
Ведь для этого он сюда и пришёл, не так ли? Именно поэтому миллиардер и не мог ответить на её чувства взаимностью. Потому что, он не любит Серенити. Возможно, потому что он уже влюблён в Шейн?
Как только Мелани удалось удалить дочь из комнаты, Виллем тут же кивнул остальной охране оставить их наедине.
— Охраняйте дверь, и если одна из них или обе будут возвращаться, дайте мне знать.
— Да, сэр.
И только когда они остались в комнате одни, Виллем позволил себе полностью взглянуть на девушку возле себя. Она была неподвижна, лицо бледное, спина прямая, а глаза решительно сосредоточены на стене перед ними.
— Серенити.
Девушка даже не взглянула на него.
— Его голос был такой же жёсткий и властный, как и хватка под столом. Он знал, что должен отпустить её сейчас... Но не мог.
А она, всё так же молчала.
Мысленно проклиная себя, Виллем отпустил её руку, чтобы прикоснуться к лицу Серенити, и заставить её посмотреть на себя.
Их глаза встретились, и на этот раз, его проклятия посыпались вслух. Видеть боль в её небесно-голубых глазах, было невыносимо, и хоть он и ненавидел её за то, что заставляет его чувствовать вину, там, где её нет, себя он ненавидел ещё больше, что вообще об этом беспокоится.
— Ты не в праве винить меня за то, что было ещё до встречи с тобой, — Виллем услышал своё рычание.
Но она опять молчала.
— Ты тогда была ещё ребёнком, — резко сказал он. — Четырнадцатилетним ребёнком! Откуда я мог знать, что ты вырастешь в … — Он был не в силах закончить эту фразу, и, проклиная себя вновь, отпустил её лицо.
— Я никогда не лгал тебе о нас с Шейн, — выплюнул он.
В ответ, она взглянула на него, и когда Виллем уже решил, что Серенити так и будет мучать его молчанием, она услышала свой голос:
— Я знаю, — это звучало тихо, но трепетно, и казалось её лицо ещё больше побледнело.
— Я всегда это знала, — прошептала она. — Но от этого не менее больно, — и как только она произнесла эти слова, сразу же осознала, боль не исчезнет, пока она видит Виллема.
Она вскочила с места, бормоча себе под нос:
— Я должна идти.
Виллем так же резко встал.
— Куда ты собралась?
Она не ответила, только повернулась, и направилась на выход, но миллиардер тут же остановил её, обхватив тоненькое запястье.
— Пусти, — она даже не взглянула на него.
Он сжал руку ещё сильнее.
— Нам нужно поговорить.
Она яростно покачала головой.
— Нам не о чем говорить.
— Нет же, обо всём.
Она обернулась, выкрикнув ему в лицо:
— Я просто хочу забыть тебя, ясно? — Ей было уже не важно услышат ли её Шейн или Мелани. С неё было достаточно лжи. Она просто хотела, чтобы всё это прекратилось, и боль ушла.
— Двигаться дальше, — она пребывала в истерике от нахлынувшей боли, и была не в силах больше молчать. — Хочу навсегда забыть, что полюбила такого бессердечного ублюдка, как ты.
У Виллема заиграли жевалки.
— Хочу начать с нового листа, встреть кого-то другого…
Голубые глаза Виллема обратились в лёд.
Если бы Серенити не была так ослеплена болью, она бы поняла, что значит это взгляд.
— Того, кто с радостью примет мою любовь, и ответит на мой поцелуй…
Виллем больше ничего не слышал.
Он услышал только то, как Серенити говорит о другом мужчине, целующем её, и видения вновь заполонили его разум.
Он притянул её резким движением к себе, и, врезавшись в его грудь, Серенити издала громкий вздох, запустив пальцы в её волосы, Виллем потянул за них и яростно впился в её губы.
— Если ты посмеешь поцеловать кого-то ещё, — прохрипел он ей в губы, — я, скорее всего, задушу тебя.
Широко открытыми глазами, Серенити впитывала каждое, сказанное им слово, и как только открыла рот, чтобы ответить, Виллем тут же воспользовался моментом и скользнул языком в её нежный, тёплый рот.
Страсть поразила их тела, Виллем ощутил дрожь каждой своей клеточкой, услышав смесь шока и растерянности всхлипа Серенити.
На какой-то миг, Виллем забыл, как дышать, зная только желание получить всё от этого поцелуя.
Но вдруг, Серенити всхлипнула вновь, и Виллем окончательно утратил последние крупицы самоконтроля.
Его пальцы ещё крепче сжали, притягивая к себе, углубляя поцелуй, наслаждаясь её сладкими, трепетными губами. Его другая рука скользила вниз по её стройному телу, пока не достигла зада. Сжав с силой её попу, Виллем воспользовался моментом и прижал её к себе…
Его эрогированный и пульсирующий член вошёл в контакт с её киской.
Серенити застонала прямо ему в губы, и Виллем стал ещё более страстно её целовать и врезаться своей эрекцией в её чувственное место. Он знал, что должен остановиться, но не мог. Виллем понимал, что делал только хуже, но ему было уже всё равно.
Всё, что сейчас имело значение – чтобы поцелуй не прекращался.
Кто-то постучал в дверь.
— Миссис Роли возвращается, сэр.
Чувства Серенити бурлили, когда миллиардер медленно отстранился от неё, она могла только смотреть на него, и следовать за ним, как марионетка, когда он повёл её обратно на её место за столом, а сам рядом занял своё.
— Завтра, — еле слышно произнёс он. — Хочу, чтобы ты была в моём офисе в восемь утра.
4.
Понедельник: Где ты?
Вторник: Возьми трубку.
Среда: Назови любой день, время, место. Нам нужно поговорить.
Виллем нахмурил лоб, прокручивая сообщения, отправленные Серенити за последние дни. Даже сейчас ему с трудом удавалось сдерживать себя, и не писать или не звонить ей более одного раза в день.
Швырнув телефон обратно на стол, Виллем взял ложку, и продолжил наслаждаться своим супом. Или, по крайней мере, пытаться делать это, т.к. последние дни, еда утратила для него всякий вкус. Он осмотрел свою столовую — огромное пространство, оформлено с помпезной роскошью, говорившей о давней истории его уважаемой семьи, одного из самых уважаемых кланов Европы.
На ком же ему стоит жениться, чтобы ей было комфортно в такой обстановке. Он постарался представить Шейн, восседающую возле него за двадцати футовым столом (прим. Около 7 м), гламурную и земную, и скорее всего, она будет свободно вести светские беседы с гостями, это казалось правильным, и необходимым поведением.
Но затем, непрошенный образ Серенити ворвался в его мысли, её мягкая, умиротворяющая красота, её спокойствие. Она не будет стремиться кого-то удивить, в отличие от её сводной сестры. Вместо этого, она просто будет собой, что также казалось ему правильным. Но более того, мысли о Серенити рядом с ним, заставляли Виллема чувствовать…
Он пнул стул назад и встал, оставляя остальные блюда нетронутыми. Виллем ушёл, стараясь с головой погрузиться в работу. Но даже когда небеса стали менять свой окрас за окнами его личной библиотеки, слово, которого он так старался избежать, не переставало вертеться на языке.
Счастье.
Это то, что Серенити заставляла его чувствовать, за что он ненавидел её и себя одновременно.
Достав свой телефон, он знал единственный способ прекратить это безумие, и набрал номер Шейн.
***
Уиллоу: Ты в порядке?
