– Вы сбиваете меня с толку вашими замечаниями Моя задача и так нелегка...
Он замолкает, на минуту задумывается и продолжает:
– Я буду откровенен...
Я уже давно жду эту фразу. Как раз сейчас надо будет держать ухо востро. Я ободряюще улыбаюсь ему:
– Да, месье Гольди.
– Я действую не от своего имени... Это услуга, которую я оказываю одному своему другу... Другу, у которого есть сын, а этот сын столкнулся с неприятностями любовного характера...
– Да.
– Это довольно сложная история... история личная, чисто личная, и вы должны понимать, что я вынужден соблюдать определенную тайну... об одних вещах можно говорить, о других нельзя. Вы понимаете, не правда ли?
– Я понимаю.
Что вы! Ну конечно! Нестор Бурма – это же воплощенная понятливость. Надо полмира обойти, чтобы откопать типа, более понятливого, чем он.
– Все, что я могу вам сказать, – излагает дальше Гольди, – молодой человек, сын моего друга, был вовлечен этим китайцем в одно грязное дело из-за женщины... Вас должен интересовать только китаец – продолжает он, заметив, что я открываю рот, чтобы, как и подобает вежливому человеку, осведомиться о даме. – Китаец и никто больше на данный момент. Когда мы будем иметь о нем какие-то сведения, мы подумаем. Но на данный момент – только китаец.
– Очень хорошо, – говорю я. – Китаец.
Он снова ерзает.
– Об одних вещах говорить можно, о других нельзя, – повторяет он. – Но что я могу сказать... да, я думаю, что могу это сказать... – это то, в каком направлении ориентировать ваше расследование. Безусловно, мы хотим иметь исчерпывающие сведения о Чанг Пу, но в одном определен ном направлении...
Я соглашаюсь.
– Мы хотим знать, знаком ли он с одним или не сколькими русскими, и что это за русские.
– Китаец! Русские! Вы уверены в том, что вам не следовало бы обратиться в ООН?
Он улыбнулся.
– Я восхищен вашим чувством юмора и сожалею, что не обладаю таким же... (улыбка исчезает). Для нас это очень серьезно, месье Бурма.
– Я в этом не сомневаюсь. Итак, женщина, о которой идет речь, русская? Сын вашего друга пал жертвой славянских чар?
Опять двадцать пять. Он снова выпускает свой головной убор из рук, разводит их в стороны с жестом разочарования и неодобрения.
– Есть вещи...
– О которых можно говорить, о других – нет. Я знаю.
– Простите меня, но я не могу сказать вам больше.
– Ладно. Резюмируем: Чанг Пу общается или не общается с русскими. Если общается, то поможет ли это вашему другу, если он узнает, что это за русские, вытащить своего сына из переделки, куда тот влип?
– Точно. Я прошу вас простить меня за скрытность, но...
– Я знаю, знаю. Я на вас не сержусь, месье Гольди. Вы просите меня провести расследование не о вас и не о вашем друге, а о китайце.
– Совершенно верно. Вы согласны, месье Бурма?
– Значит так... Дайте мне подумать...
Я делаю вид, что соображаю изо всех сил с риском, что мой котелок разлетится на куски. Незачем пояснять, что я притворяюсь. Тут не о чем думать. Все уже продумано. Я поглядываю на ноги Элен, это помогает убить время. Маленький кусочек нижней юбки выглядывает наружу. Очень красиво. Какую же прорву белья она себе накупит на свой миллион! Мой взгляд покидает ноги моей красотки и переносится на лицо месье Гольди. Месье Гольди слегка вспотел. Хороший вид он будет иметь в глазах своего друга, если я откажусь. Но так вопрос не стоит. Я откашливаюсь и говорю:
– Ну что ж, я согласен.
– О, спасибо, месье Бурма. Большое спасибо!
Я поднимаю руку.
– Я согласен, но выслушайте внимательно. Когда через китайца я выйду на эту русскую, о которой идет речь, и когда я дам вам ее адрес и так далее... я не знаю, что будете делать вы, ваш друг или сын вашего друга. Эти любовные истории, я их опасаюсь. Вы не думаете, что этой русской могут навсегда отбить охоту есть икру? Это будет скверно для моей репутации, подобный финал. Так уже произошло с одним из моих собратьев где-то в году 1925. Он предоставил одному обманутому мужу все доказательства плохого поведения его жены. Он даже уточнил: завтра, в такое-то время, в таком-то месте любовники должны встретиться. Муж тоже явился на свидание и пришил обоих голубков. У моего собрата была куча неприятностей, и он был вынужден записаться в безработные. Я не хотел бы, чтобы со мной произошло то же самое.
– Такое с вами не произойдет.
– Мне это неизвестно.
– Послушайте, – говорит Гольди, потея еще больше. – Русская, русский или русские, о которых нам хотелось бы знать, – общается с ними Чанг Пу или нет, – мы даже не знаем, какого они пола.
– О! Но это еще более деликатный вопрос, это еще опаснее!
Гольди вздыхает.
– Месье Бурма. Я не могу сказать ничего больше. Но... вы мне сказали, что вы согласны, а я вижу, что это совсем не так...
– Да нет же! То, что я сказал, остается в силе. Но, учитывая, что эта дело несет в себе непредсказуемые факторы, которые могут свалиться мне на голову, – факторы, каких обычно никогда не бывает в расследованиях, что я веду, – я буду вынужден предъявить вам более крупный счет по сравнению с моим обычным тарифом.
– Ах, так?
– Да, так.
– Ну, конечно, конечно. Так назовите цифру, месье Бурма. Я посмотрю, если...
– Аванс в двести тысяч франков не кажется мне чрезмерным.
Гольди молчит, а Элен бросает мне признательный взгляд, как бы говоря: "Вы правы, предъявляй такие высокие требования, шеф. Это единственный способ вежливо избавиться от этого субчика. В данной ситуации с клиентами можно вполне повременить. С выигрышем в Национальной лотерее..."
– Двести тысяч, – бормочет Гольди, как бы про себя. Теперь наступает его очередь поразмыслить, что он и делает, нахмурив брови и сжимая красивыми руками свой головной убор. Хорошо продумав ситуацию, взвесив все за и против, он впивается своими серыми глазами в мои.
– Договорились, – произносит он.
Элен вздыхает. В душе она должна проклинать этого типа. Вот, пожалуй, единственный случай, когда ее устроил бы скупердяй.
– Решено, – повторяет Гольди. – Это не превышает возможности моего друга. Во всяком случае, я думаю, что могу взять на себя ответственность принять ваши условия. Я с ним улажу это дело. Но естественно... при мне нет такой суммы. Я не мог подумать, не правда ли... Но, во всяком случае, я вам оставлю приличный задаток...
Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака свой пухлый бумажник, открывает его и кладет на мой письменный стол восемьдесят тысяч франков.
– Вы получите остальные сто двадцать тысяч самое позднее завтра. Пойдет?
– Конечно, пойдет.
Я немного удивлен, видя, как вот так запросто таскают при себе подобные суммы, но не подаю виду. В конце концов, его деньги чистоганом лучше чека. С чеком ничего не знаешь наперед. Но, тем не менее, мне это кажется странным, и весьма. А! В конце концов, неважно... Я забираю деньги.
– Элен.
– Да, месье.
– Выдайте расписку месье Гольди. Расписку на восемьдесят тысяч франков и приготовьте квитанцию на полный расчет.
– Да, месье.
Она усаживается за машинку и выстукивает документы, о которых идет речь. Молниеносно. Она в ярости. Когда она кончила, сверяю тексты и передаю их Гольди для подписи. Наверно, у него немного взмокли руки. Прежде, чем взяться за авторучку, он вытирает их платком. Затем расписывается и уходит.
– Готово дело, – говорю я в трагической тишине. Элен – ни звука. Съежилась в своем кресле и дуется.
Это видно по тому, как она одернула юбку на коленях. Если я хочу поглазеть на что-то приятное, остается лишь пойти куда-нибудь еще. Я вытаскиваю спрятанные трубку и горячительное, пропускаю за воротник стаканчик и раскочегариваю свою трубку. Элен молчит, по-прежнему молчит. И внезапно взрывается:
– Итак, это сильнее вас, да? Выигрываем мы в лотерею или нет, не имеет значения! А я-то думала, что мы позволим себе отдохнуть. Вы что, не могли послать его, этого Гольди?
– А мне он нравится.
– А вот мне – противен.
– Надеюсь, дорогая. Не хватало только, чтобы вы в него втюрились.
– О, ладно уж. Надоело. Вам так уж хочется получить удар по черепу?
– Какой удар по черепу?
– Без которого не обходится ни одно из ваших расследований.
– Удара по черепу не будет.
– Это было бы впервые. А, ладно. Какой простак!
– Кто?
– Этот Гольди.
– Не такой уж простак. Даже, если вы хотите знать мое мнение, дорогая, совсем не простак.
– Не простак? Кто же тогда по-вашему простак? Вы у него просите двести тысяч за дело, которое едва тянет на пятьдесят, он тут же соглашается. И это не простак?
– Он не сразу согласился. Он подумал. Долго думал. Он взвесил, стоит ли игра свеч. Меня интригует одно: отстегнуть два куска за сведения о китайцах, русских, турках мужского или женского пола – смешно. Но совсем не смешно, если в итоге пахнет миллионами. На это можно поставить двести тысяч... А этот Гольди, моя курочка, если бы когда-нибудь принял участие в конкурсе лжецов, то почти наверняка выиграл бы приз. Не то, чтоб он был очень убедителен, но это врун...
