за тем, как несколько здоровяков выгружали из крытого пыльного кузова красивую мебель и дорогую технику и скрывались в подъезде, тяжело топая мимо нашей разбитой двери на этаж выше. Разглядывала прекрасную молодую блондинку в светлом спортивном костюме с блестевшими на солнце стразами. Смотрела на девочку, которая вышла вслед из машины, медленно прошаркала к скамейке, села на нее и безучастно уставилась в одну точку.
Девочка с прекрасными волнистыми голубыми волосами казалась Мальвиной из сказки. Она была в черно-синих полосатых гетрах, кедах, пышной юбочке, в растянутом полосатом свитере в тон. Глаза были густо подведены черным.
И у меня, тринадцатилетнего стриженного «под горшок» существа в джинсах и толстовке брата, вдруг перехватило дух от восхищения.
Потом я узнала, что девочку зовут Вика и ее родители развелись, что она на год старше меня и учится в гимназии в исторической части города. О новых жильцах болтали всякое, но я верила, что их появление здесь — знак свыше. И каждое утро, когда нахохленная Вика обгоняла меня на выходе из подъезда, я долго смотрела ей вслед, еле сдерживаясь, чтобы не пойти за ней шаг в шаг и оказаться в ее волшебном мире.
Появление Ви ознаменовалось еще одним чудом — с того дня мама не пила. В «Полюсе» завелась еда, в шкафу — два новых девчачьих свитера, в дневнике на нужной строчке — родительская подпись. Мама устроилась на работу, исправно трудилась в две смены и даже обещала порадовать меня новогодним подарком. Порадовала.
В тот день в школе подводили итоги первого полугодия — в журнале напротив моей горемычной фамилии в ряд выстроились пятерки. Ученики старательно отмывали исписанные их матами парты, а я радостно неслась домой мимо витрин, в которых весело подмигивали гирлянды.
Домофон в сотый раз пропел и стих. Никто не отвечал. Холодно темнели окна на третьем. Я села на ту скамейку, где когда-то сидела Мальвина, и так же отрешенно уставилась вдаль. Мне хотелось сохранить безучастность, хотя мороз крепчал, а кроссовки брата и его осенняя ветровка не грели. Вскоре онемели пальцы ног, руки, а джинсы прилипли к коленям. Безучастность действительно пришла — я закрыла глаза и заснула.
— Эй, мальчик! — прозвенел чей-то голос. — Что с тобой? Ты откуда? Как тебя зовут?
— Таня… — еле слышно ответила я и заметила удивление в широко распахнутых карих глазах, густо подведенных черным карандашом.
Глава 3
Это был мой первый визит в квартиру номер тринадцать — и далеко не последний.
Меня потрясло, что ремонт смог преобразить квартиру с такой же как у нас планировкой в просторные светлые апартаменты. Удивила и тетя Анжела, ставившая ударение в своем имени на первом слоге — на вид ей было не больше двадцати пяти.
А дальше потрясения посыпались как из рога изобилия: комната Вики, увешанная плакатами, коллекция Барби на полках, сувениры, открытки и фотографии со всего света, груда яркой одежды на кровати, Jane Air[1], орущие из телика свой хит «Hello»…
С тех пор мы постоянно тусовались вместе — я почти не застала мамин запой, потому что каждый день после школы мчалась в квартиру этажом выше.
Ви обожала канал А-One, а у меня не было кабельного. Она сооружала немыслимые прически, а мой «горшок» не позволял этого сделать. Ви была очень яркой — я же носила уродливые вещи брата.
Однажды Ви накрасила меня и подвела к зеркалу, и я задохнулась от восторга, неверия и растерянности. Но вовремя поняла, что рядом с Ви даже я могу стать красивой.
С ней всегда было весело: я никогда не знала, что меня ожидает вечером. Будем ли мы красить ногти черным лаком и примерять у зеркала ее вещи, или она сотворит что-то мегакрутое из старых вещей тети Анжелы и использует меня в качестве модели? Или, выпив вишневого «Блейзера», станет царапать в ванной руки тупым лезвием и плакать — или же мы сорвем голоса, завывая «сентябрь горит»[2] и заливаясь хохотом…
Однажды Ви вручила мне ножницы и велела укоротить волосы на ее голубой макушке. Немного фантазии — и, к моему удивлению, вышла прикольная прическа. Так Ви предопределила мою судьбу на ближайший год: после девятого класса, несмотря на отличные результаты ГИА, я подала документы в профлицей, где отучилась уже целый курс на стилиста-парикмахера.
Ви мечтала о необычном, она витала там, откуда ко мне прилетали стихи. В ней всегда было что-то непостижимое, неуловимое — то, что притягивало и одновременно резало, как острое лезвие.
Отсутствие родительской любви сблизило нас: однажды Ви призналась, что после развода отец не интересуется ее жизнью. Эта боль не отпускала ее, я видела — и страдала вместе с ней.
Без Ви я бы не стала такой, какая есть.
Разве могло быть иначе? Ведь она — настоящее Солнце.
* * *
Хлопнув трухлявой грязной дверью, шаркаю по лестнице наверх, попутно обнюхивая рукав черного платья Ви, которое идеально мне подошло. На мгновение моя вечная блаженная улыбка слетела с лица — впитавшиеся в ткань запахи алкоголя ударили в нос.
Ви встречает меня бурным, свойственным только ей восторгом, хватает за руку и тащит за собой в комнату — я едва успеваю поздороваться с тетей Анжелой, склонившейся над модным журналом.
Ви теперь не носит яркий макияж, а синяя краска давно смылась с золотых локонов. Ее огромные карие глаза сияют так, что впору зажмуриться — и вот я уже снова улыбаюсь.
— Что за вопли? Увидела живьем кого-то из этих? — Я указываю на оклеенные плакатами стены. — Или во всем виноват твой Че?
— Господи, Темка тут вообще ни при чем! — Ви картинно вздыхает. — Радость меня переполняет оттого, что мама наконец разрешила мне уехать из этой грязной дыры!
— Что?
Ноги слабеют. Я осторожно опускаюсь на край кровати.
— Ты же помнишь, я отправила документы в несколько универов? Так вот, меня приняли на дизайн, и завтра я уезжаю.
— Но это же в тысячах километров отсюда! — На моих глазах идеальный мир теряет позолоту, тускнеет и съеживается. —