Ангел никогда не искал себе оправданий. Он, может быть, и хотел бы, чтобы жизнь его сложилась иначе, но обстоятельства сделали ее именно такой. И если в душе он был готов пощадить кого-то, он все равно всегда следовал наставлениям человека, когда-то научившего его защищать свою жизнь с помощью револьвера.
— Совесть, конечно, вещь хорошая, — любил повторять тот, — но только не на поединке. Если уж стреляешь в человека, стреляй так, чтобы убить наверняка... Иначе он как-нибудь подстережет тебя в темном переулке и всадит пулю в спину. Он ведь уже знает, что ты быстрее его, что в честном бою ему никогда тебя не одолеть. Так бывает всегда, если только ранишь противника. А другие могут подумать, что даже если ты быстро выхватываешь револьвер, то метко стрелять не умеешь. А стреляться с таким по второму разу — просто впустую терять время, понапрасну испытывая судьбу. Чертовски обидно — погибнуть от пули человека, которого ты мог убить, но не сделал этого.
Три раза Ангел был на волосок от смерти, три раза едва не погиб от рук преступников, прежде чем научился следовать этому правилу. Три раза он спасся, но не самостоятельно, а с помощью других людей. Таким образом, он оказался должником этих троих, а Ангел был не из тех, кто может жить спокойно, не расплатившись с долгами. С двумя долгами он уже рассчитался, причем со вторым совсем недавно.
В этот городок он приехал в надежде вернуть долг третьему. Он понятия не имел, зачем его вызвали. Ему сперва надо было найти Льюиса Пикенса и от него узнать все подробности дела. Но тут на его пути встал этот юный искатель славы.
Ангел знал только, что его зовут Пекос Том. Он узнал это из регистрационной книги в гостинице. В этом городке Том был таким же неизвестным, как и сам Ангел, так что никто не мог сказать Ангелу, кто собирается с ним стреляться — профессионал или глупый мальчишка. Проклятье, как он ненавидел подобные ситуации! Просто терпеть не мог такого — когда не имеешь никакого понятия о том, кто тебя вызвал на поединок. Сам он ни на что не напрашивался, даже попытался избежать боя, но игнорировать вызов не имел права. Пекос Том жаждал его смерти. Этого было достаточно, чтобы у Ангела не возникло никаких сожалений.
Пекос неторопливо шел навстречу. Расстояние между ними неумолимо сокращалось — двадцать футов, пятнадцать, десять. Наконец Пекос остановился. Ангел предпочел бы, чтобы их разделяло большее расстояние, но в данном случае инициатива исходила не от него. Он слыхал, что на Востоке тот, кому бросили вызов, сам выбирает оружие; он может драться просто на кулаках, если того пожелает. Ангелу доставило бы больше удовольствия просто вправить этому парню мозги, а не убивать его. Но на Западе такого выбора не существует. Если уж носишь на бедре револьвер, докажи, что умеешь им пользоваться.
Пекос отбросил в сторону куртку из овчины к опустил руки, готовый выхватить оружие. Ангел не спеша снял свой желтый плащ. Он не смотрел на руки Тома, он смотрел прямо ему в глаза. И Ангел еще раз попытался предотвратить кровопролитие:
— Нам вовсе не обязательно доводить дело до конца. Тебя здесь никто не знает. Так что можешь спокойно уехать из города.
— Ну вот еще! — ответил тот с явным облегчением. Том уже решил, что Ангел испугался и теперь хочет уклониться от поединка. — Я готов стреляться!
Никто не услышал, как Ангел вздохнул.
— Тогда тебе лучше помолиться. Я убиваю сразу. И наповал.
Двадцатитрехлетний Том Принн тоже убивал своих противников сразу и наповал, и у него была быстрая рука — он всегда выхватывал револьвер на пару секунд раньше, чем противник. Этого обычно вполне хватало, чтобы как следует прицелиться. Его пуля просвистела возле плеча Ангела и зарылась в грязь в дальнем конце улицы. Ангел выстрелил одновременно, и его рука не дрогнула.
Том Принн все-таки заработал себе громкое имя. Правда, известно оно стало только в этом городишке. Но о нем еще долго вспоминали. Эпитафия на его могиле гласила: «Здесь лежит Пекос Том. Он вызвал на поединок Ангела Смерти и проиграл». У местного гробовщика было несколько патологическое чувство юмора.
Глава 2
Проходя мимо камина, Кассандра Стюарт подбросила в огонь полено. Лежавшая в противоположном углу комнаты огромная кошка подняла голову и недовольно зашипела. Девушка посмотрела в ее сторону и развела руками.
— Извини, Марабелль, — сказала она, продолжая нервно расхаживать по комнате. — Привычка.
Касси, как и ее любимица, привыкла к более холодному климату штата Вайоминг, где прошло ее детство. Здесь, на юге Техаса, где находилось ранчо ее отца, сейчас — в первых числах декабря — было градусов десять выше нуля. Чтобы протопить спальню, вполне хватило бы и одного полена. Ну а два... Через несколько минут ей пришлось раздеться до нижнего белья.
Маленький письменный стол, который она упорно старалась не замечать, стоял в углу. Почтовая бумага сложена в аккуратную стопку, чернильница открыта, гусиное перо очинено, лампа горит ярко. Отец подарил ей этот старомодный письменный прибор, когда она приехала сюда осенью. И Касси всегда помнила о своих обязанностях, отправляя матери по одному или даже по два письма в неделю. Но в последние полтора месяца она словно забыла об этом.
Однако дальше так продолжаться не могло. Сегодня днем Касси получила телеграмму. «ЕСЛИ Я В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ НЕ ПОЛУЧУ ОТ ТЕБЯ ПИСЬМА, Я ПРИЕДУ К ТЕБЕ С ЦЕЛОЙ АРМИЕЙ». Насчет армии было, конечно, преувеличение, по крайней мере, Касси на это надеялась. Но она нисколько не сомневалась, что мама обязательно приедет, хотя вряд ли чем-нибудь сумеет помочь. И отца — когда он вернется — уж точно не слишком обрадует ее появление. Впрочем, не обрадует его и новость, что все его соседи превратились теперь, благодаря безрассудным действиям дочери, в его смертельных врагов.
Касси отправила матери ответ, где сообщала, что завтра напишет подробное письмо, в котором все объяснит. Так что придется браться за перо. Но она надеялась, что вот-вот прибудет Миротворец, и, написав матери о том, что она наделала, Касси сможет добавить, что теперь уже все в порядке и беспокоится больше не о чем.
Она даже застонала от злости на себя, и огромная черная кошка подошла к ней, чтобы узнать, что так взволновало хозяйку. Марабелль была очень чувствительна к настроениям Касси. И только когда та почесала ее за ухом, кошка успокоилась.
Наконец Касси взяла в руку перо.
«Дорогая мамочка! Думаю, тебя совсем не удивит, что я опять влезла не в свое дело. Не знаю, как мне в голову пришло, что я смогу положить конец двадцатипятилетней вражде, но мой неудержимый оптимизм опять меня подвел. Ты уже, наверное, догадалась, что речь идет о папиных соседях — Кэтлинах и Маккаули, о которых я тебе рассказывала после своей первой поездки в Техас...»
